Русский тоталитаризм. Свобода здесь и сейчас - Дмитрий Шушарин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В последние годы силовики все тщательнее следят за репостами в соцсетях. Административная часть антиэкстремистского законодательства теперь регулярно применяется против публикаций и перепостов в соцсетях (преимущественно во «ВКонтакте»). Силовики находят на страницах в соцсетях тексты, видео и аудиозаписи, соответствующие ст. 20.29 КоАП (производство и распространение экстремистских материалов). Опираются они на федеральный список экстремистских материалов.
В случае со статьей 20.3 КоАП экстремистским материалом считается все, что подходит под определение «нацистской символики» или сходно с ней до «степени смешения». Что понимать под степенью смешения, выясняет суд. На практике за нацистскую символику принимают, например, кельтские кресты.
Обычно приговор по этим статьям – штраф в одну-две тысячи рублей или несколько суток административного ареста. Однако намного сильнее может ударить блокирование счетов Росфинмониторингом. При этом часто экстремизмом называют, например, пропаганду антифашизма. В сентябре 2015 года суд признал виновной антифашистку Юлию Усач за пост с карикатурой Кукрыниксов и фотографию с Парада Победы 1945 года. Представитель обвинения, по ее словам, пообещал «если будет надо, мы их (Кукрыниксов) вызовем в этот кабинет и привлечем».
В апреле 2015 года за использование символики «граммар-наци» к штрафу была приговорена активистка МГЕР Мария Бурдуковская. В марте этого же года оштрафовали на тысячу рублей. смоленскую журналистку Полину Данилевич, которая сравнила фотографию двора рядом со своим жилым домом с фото того же здания времен немецкой оккупации. В кадре силовики нашли свастику.
В сентябре 2014 года жительница Перми Евгения Вычигина была оштрафована за то, что ее на видео с «приморскими партизанами» отметил один из «друзей» во «ВКонтакте». В Центре «Э» ее обвинили в том, что она не отклонила, а подтвердила отметку себя на этом видео. В мае 2014 года чувашского активиста ПАРНАС Дмитрия Семенова признали виновным за репост фотографий, на которых был изображен бывший «народный мэр» Донецка Павел Губарев в форме запрещенного «Русского национального единства», активистом которого он реально был. В сентябре 2015 года этот же Дмитрий Семенов был приговорен к штрафу за то, что ранее поделился во «ВКонтакте» интервью Матвея Ганапольского. Обвинили его в том, что к репосту автоматически подгрузилось изображение премьера Дмитрия Медведева в папахе с надписью «Смерть русской гадине».
Под понятие экстремизма из-за расплывчатых формулировок законов не так сложно подвести деятельность политической оппозиции всех возможных идеологических ориентаций. Осужденные по «экстремистским» статьям не могут участвовать в выборах, ограничены в организации митингов. То есть происходит возвращение к практике сталинских репрессий – поражение в правах, появление новых «лишенцев».
Отмечается несколько тенденций подобных дел. Во-первых, до последнего времени приговоры националистам выносились в отношении малоизвестных людей. Во-вторых, основная масса приговоров в отношении членов исламистских группировок в последнее время выносится не за участие в запрещенных организациях, а за более тяжелые статьи, такие как подготовка госпереворота, участие в террористической деятельности и т. п. Доля приговоров по антиэкстремистскому законодательству на основе интернет-свидетельств в последнее время выросла до 90%21.
Преследования людей незаметных, живущих далеко от Москвы и Петербурга, дают основания некоторым экспертам говорить о случайности выбора жертв. Это представляется весьма неточным. В репрессиях есть своя логика, которая заметна и в преследованиях участников протестных акций, прежде всего на Болотной площади, по итогам выборов в Государственную думу 2011 года. Власть демонстрировала твердую последовательность в судебном преследовании тех, кто был замечен в митингах и демонстрациях. При этом у репрессий была одна важнейшая особенность. Ни один лидер протестных акций, то есть человек из оппозиционной элиты, не пострадал. Выслеживаются, вылавливаются и приговариваются (тут уместно именно настоящее время) рядовые участники. Власть бережет оппозиционную элиту, которая ее вполне устраивает, препятствует ее обновлению, сохраняет за ней монополию на оппозиционность.
Все эти репрессии имеют институциональный характер. Однако становление тоталитаризма происходило и происходит при самом активном применении внеинституционального насилия, которому был посвящен второй доклад ЦЭПР, обнародованный летом 2016 года.
Нападения на несогласных с властью активистов стали характерной чертой российской политической жизни после перехода Крыма в состав РФ. Эксперты центра собрали базу из 238 случаев проявления агрессии в отношении оппозиционеров и общественных деятелей. База охватывает последние четыре года и анализирует данные из СМИ и других открытых источников.
Под условными «оппозиционерами» подразумевается предельно широкий разброс недовольных действиями власти людей: от несистемных политиков, участвующих в выборах, до экологов или городских активистов, пытающихся отстоять детскую площадку.
По этим данным, за 2012 год зафиксировано 35 случаев нападений на оппозицию в различных формах, за 2013-й – 38 случаев, за 2014-й – 60, за 2015 год – 50 случаев. Кроме того, 55 случаев было зафиксировано за первую половину 2016 года.
Авторы доклада зафиксировали тематические периоды агрессии, связанные с общественно-политической повесткой. Иначе говоря, на каждую волну активности оппозиционно настроенных граждан появлялись свои провластные или патриотические общественные движения, готовые ответить на нее насилием. В 2012 году многие нападения были нацелены против недовольных судом над Pussy Riot, совершивших «панк-молебен» в храме Христа Спасителя. В 2013 году – против тех, кто выражал поддержку ЛГБТ-сообществу в связи с принятием гомофобского закона о пропаганде гомосексуализма. Тогда в атаках были замешаны православные активисты.
Рост числа нападений на оппозиционеров в 2014 году авторы исследования ЦЭПР связывают с обострением внутриполитической ситуации на фоне событий на Украине и протестами по этому поводу.
Тогда активизировались организации, выступающие в поддержку «Новороссии» с антиукраинской и антизападной риторикой. Наконец, в течение всего изучаемого периода вспышки агрессии – в особенности в регионах – наблюдались во время избирательных кампаний.
Многие случаи насилия связаны с конкретными политическими акциями. Среди них – череда нападений на активистов в рамках Маршей мира против российской политики в отношении Украины весной и осенью 2014 года. Такие же всплески насилия происходили в преддверии антикризисного марша «Весна» в феврале 2015 года, на фоне акций памяти убитого Бориса Немцова в 2015 и 2016 годах, а также в годовщину беспорядков на Болотной площади 6 мая.
Примерно 25% нападений связано с избирательным процессом. В период предвыборных кампаний происходят атаки на кандидатов, наблюдателей, агитаторов, предвыборные штабы, а также участников предвыборных встреч. Например, в сентябре 2015 года было совершено нападение на кандидата в губернаторы Иркутской области от партии КПРФ Сергея Левченко. В Калуге – на кандидата в депутаты калужского законодательного собрания от эсэров Ольгу Антюхину. В ноябре 2014 года неизвестные избили в Санкт-Петербурге лидера отделения «Партии прогресса» Аркадия Чаплыгина.
Еще около 25% атак связано с конкретными проблемами местной повестки. Чаще всего это инциденты, связанные с экологическими или градозащитными инициативами. На журналистов случаются атаки из-за локальных антикоррупционных расследований.
В 2012—2015 годах всего 5—10% атак было совершено на оппозиционеров и общественников с федеральным уровнем известности. В 2016 году эта доля выросла почти до 20%. Авторы доклада ЦЭПР связывают это с деятельностью Алексея Навального и Михаила Касьянова, объявивших о выдвижении Демкоалиции в Госдуму.
Тем не менее, до сих пор большинство нападений совершается в отношении рядовых протестующих, кандидатов на выборах, членов реготделений партий и движений, градозащитников, правозащитников, экологов и т. п. На представителей системных оппозиционных партий нападают в основном только в связи с выборами.
Еще примерно 15% инцидентов касается нападений на журналистов, причем наибольшая доля подобных случаев зафиксирована в 2014 году. Так, в мае 2016 года неизвестные ранили из пистолета заместителя редактора вологодской газеты «Минута истины» Олега Куницына. В марте 2016-го в Калининграде неизвестные напали с ножами на редактора газеты «Новые колеса» и депутата облдумы Игоря Рудникова.