Золотое на чёрном. Ярослав Осмомысл - Михаил Казовский

Но в поход на Киев собирался с большим подъёмом. Даже его отец, занятый делами по сбору войска, обратил внимание: сын уже иной, не пытается всеми правдами и неправдами увильнуть от битв, а, наоборот, с нетерпением дожидается часа выступления. Нешто повзрослел? То-то было б счастье!

В сорок пять своих лет галицкий правитель выглядел значительно старше. И мешки под глазами, и лысина, и седина в бороде делали его почти пожилым. Приступы безумия с ним случались реже, да и кровожадность теперь проявлял нечасто. Года три назад уничтожил человек двести - и всё. Но ведь как было не свирепствовать? Понукаемый киевлянами, взбунтовался Звенигород, не желая подчиняться Владимирке. Лишь благодаря воеводе Ивану Халдеичу удалось подавить измену: трёх бояр-зачинщиков воевода собственноручно казнил и тела их скинул с городской стены. Тут и сам Владимирко с войском подоспел, круто обошёлся с непокорным городским вечем: всех, кто проявлял симпатии к прежнему правителю - Ивану Ростиславичу - и хотел подчиняться непосредственно Киеву, или утопил, или обезглавил.

И теперь Галицкое княжество по устройству своему отличалось от других на Руси: ни в одном из крупных городов больше не было веча; и боярам, старикам негде стало спорить, выяснять отношения, проявлять недовольство. А с другой стороны, у Владимирки перемерли все ближайшие родичи - кроме сына; он не мог рассадить на местах никого из клана, опирался только на друзей-наместников. Но известное дело: кто сегодня друг, завтра может сделаться неприятелем и возглавить объединение ропщущих бояр… Да, не слишком спокойное хозяйство оставлял родитель наследнику…

Впрочем, в мае 1149 года думали совсем о другом: о походе на Киев. Собирали рать, создавали запасы фуража, перевязочных материалов, лекарств. Ждали появления союзников - венгров и поляков. Выступление намечалось на конец месяца.

В то же самое время Изяслав Киевский не сидел и не ждал покорно своего смещения. Первым делом он отправил доверенных бояр к королеве Венгрии с просьбой повлиять на мужа и не помогать Галичу. А поскольку королевой была Евфросинья Мстиславна - старшая сестра Изяслава, это удалось. Во-вторых, он женил собственного сына на одной их польских принцесс, чем предотвратил полновесное участие Польши в этой кампании. В-третьих, сговорился с теми из половцев, что давно осели в Поднепровье (назывались они по-разному - торки, берендеи, ковуи, турпеи; на Руси же им было имя одно - «чёрные клобуки»: по высоким чёрным цилиндрическим шапкам, очень напоминавшим головные уборы православных священников). Да и собственное войско в Киеве собралось приличное - три с половиной тысячи. И поэтому Изяслав без раздумий выступил первым: он решил вначале разделаться с непокорным Владимиркой, посадить сына в Галиче и уже затем потягаться силой с Юрием Долгоруким.

А от Киева до Галиции переход небольшой, трое суток на лошадях. Главное - миновать Чёртов Лес, простирающийся вдоль верховий Южного Буга, и уже за ним - городок Теребовль, находящийся во владении у Владимирки. Там прямая дорога к его столице.

Утром 21 мая княжича Ярослава срочно вызвал к себе отец. У родителя на щеках горел лихорадочный румянец, он взволнованно дышал и покусывал нижнюю губу. Крикнул сыну:

- Прохлаждаешься? Дрыхнешь? А враги не дремлют, топчут Галицкую землю конскими копытами!

- Как сие возможно? - обомлел Осмомысл. Князь мотнул головой, раздражённо бросив:

- «Как, как»! Я и сам не верил. Мне намедни Чарг сказал: будто бы привиделось ему, что его племянник, чёрный клобук Кондувей, приближается с полчищами с востока. Думал: врёт старик, выжил из ума. Но на всякий случай отослал дозорных. Час назад они прискакали: Теребовль окружён Изяславом, а отряды половцев разоряют сёла по течению Стрыпы.

- Господи Иисусе!

- То-то и оно. Не сегодня-завтра будут у наших стен. Мы должны отбиться.

- Чем? Какими силами? Унгры не пришли, а от ляхов-то всего ничего, жалких два полка…

- Сами справимся. - Он схватил наследника за запястья, больно сжал: - Ногу в стремя, сыне! Я зайду с севера и ударю половцев от Бучачи. Ты с Избыгневом проберись по югу Чёртова Леса, где Подольская Скала, чтобы выйти к Гусятину Броду. Там и встретимся. Изяслав не успеет глазом моргнуть, как мы сбросим его в воды Збруча!

Побледнев, Осмомысл ответил:

- Как прикажешь, отче. Голову сложу, но не отступлю. - И не произнёс, но подумал: «Коли Богу угодно видеть меня с Ольгой Юрьевной, то моей погибели не допустит!»

3

Воевода Избыгнев Ивачич (или Иванович) приходился сыном наместнику Звенигорода Ивану Халдеичу. Своего отца он на дух не выносил; объяснял это так: «Сам на сундуках с золотом сидит, а сестру и меня с братьями держит в чёрном теле. Хоть бы в чём помог! Нет, скорей удавится, чем пожалует к Рождеству гривну серебра!» Но в военных премудростях разбирался лихо и не раз проявлял в бою храбрость. «На тебя надеюсь, - говорил ему Ярослав с детской откровенностью. - Я силён в науках, а седло мне чуждо; но назвался груздем - полезай в кузов: коль хочу стать князем, должен закаляться в походах. И твоё ратное искусство мне поможет в сём». - «Да и ты меня после не забудь, - ввёртывал Избыгнев. - Как получишь бразды правления после батюшки - награди достойно». - «Уж не сомневайся - сделаю тебя тысяцким!»

Первый день ехали спокойно, даже любовались буковыми рощами, зеленеющими полями, слушали трели птиц и стреляли в уток. Но когда начался Чёртов Лес, на любой тропе которого можно было встретиться с неприятелем, сразу посерьёзнели и подобрались. У Подольской Скалы встали лагерем и заночевали. А с утра опять двинулись на север, вверх по течению Збруча. Вдруг дозорный протрубил в рог: он заметил на горизонте незнакомых всадников. Растерявшемуся княжичу воевода велел:

- Оставайся с войском. В гуще ратников ты находишься в безопасности. Я же с десятью гридями поскачу вперёд для разгляда. Если выйдет схватка, вышли мне подмогу.

Сидя на коне, Осмомысл вглядывался в даль, щурился, растягивал пальцем веко, чтобы приуменьшить свою близорукость, но картину перед собой видел весьма расплывчато.

- Что там, что? - то и дело спрашивал у стременного Онуфрия. - Говори скорее!

- Так ведь что? - отзывался мечник, заслоняя глаза ладонью от солнца. - Те от наших дали стрекача, а Избытка с людьми полетел вдогон. Ежели пымает - изрубит.

- Не поймал ещё?

- Не, у них лошади резвее. Судя по клобукам - степняки, турпеи… Не догнать их, видно.

- Ну и ладно. Главное, что мы без потерь.

- Ладно-то ладно, да ничего ладного: эти как прискачут к своим, да и возвернутся с подмогой. Тут нам несдобровать.

- Не пугай же, Нуфка.

- Что ж пужать-то, княжич? Говорю по правде.

И глядел как в воду: сам главарь турпеев Кондувей навалился на них два часа спустя. Половцы с налёта врезались в головную конницу галичан, но слегка завязли в пехоте. Сеча пошла жестокая. Ярославов конь - серый в яблоках - гарцевал на месте, ощущая запах горячей крови, и храпел от ужаса. Стременной Онуфрий и другой телохранитель - мечник Турляк (тоже из половцев) отгоняли от господина неуёмных противников, рвавшихся к нему то слева, то справа. Вдруг Онуфрий вскрикнул и схватился за шею, из которой фонтаном брызнула кровища. И упал лицом в гриву лошади. Оттолкнув его, к Осмомыслу прорвался грозный неприятель с чёрной бородой и, по-видимому, в прежних боях перебитым носом. «Кондувей!» - промелькнуло в голове молодого человека; он слегка пригнулся, и движение это, инстинктивное, безотчётное, сохранило его от меча врага - лезвие едва не снесло Ярославу локоть. А Турляк, воспользовавшись моментом, выставил вперёд щит: и второй удар турпея, вновь направленный на сына Владимирки, тоже не достиг цели, чиркнув по заклёпкам щита. Тут в их круг ворвался Избыгнев: булавой он сбил с половца клобук и поранил его бритую макушку. Но добить не успел: Кондувей, наподобие наездника в современном цирке, моментально сиганул под брюхо коня и, держась за сбрую, оказался недоступен для мечей и булав. Раз! - и нет его, выученный скакун вынес хозяина с места схватки. Вот пройдоха!

- Как ты, Ярославе? - посмотрел на него Ивачич, проводя рукавом поперёк взмокшего лица. - Цел, не ранен ли?

- Слава Богу, в порядке. - И подумал про себя: «Лучше в монастырь, чем в князья. Что за доля - вечно быть в походах? Жуть какая-то. Нуфка вон погиб ни за что…»

Степняки ускакали так же внезапно, как и появились. Галичане подсчитали потери: 61 человек убит, свыше сотни раненых. Закопали мёртвых, помянули их души и, перекрестившись, двинулись на северо-запад, к Теребовлю.

Оказались на месте вовремя: возле города шла вооружённая стычка киевлян с войсками Владимирки. Влившись в бой, потеснили захватчиков к Чёртову Лесу. А когда прошёл слух, что напуганный Изяслав убежал от собственной рати в неизвестном направлении, ликованию победителей не было предела. В Теребовль они входили героями.