Криминотеология - Олег Старков

а) можно выделить семь основных составов религиозных преступлений, которые, в свою очередь, делятся на виды и являются квалифицированными или/и привилегированными;

б) практически все религиозные преступления могут быть совершаемы только активными деяниями – действиями, а отнюдь не бездействием; являются умышленными;

в) привилегированными составы преступлений чаще всего определяются, если они совершаются «по суеверию, неразумию, невежеству или в состоянии опьянения» (см., например, ч. 3 ст. 79, ч. 2 ст. 76, ч. 2 ст. 74, ч. 2 ст. 73, и др.);

г) способ совершения религиозного преступления указан в большинстве случаев как «посредством злоупотребления властью, принуждения, обольщения обещанием выгод или обмана» (см., например, ч. 1 ст. 82, ч. 1 ст. 83, ч. 1 ст. 84, ч. 1 ст. 86, и др.);

д) квалифицированными составы религиозных преступлений чаще всего становятся, если совершаются «посредством насилия над личностью или наказуемой угрозы» (ч. 1 ст. 80, ч. 2 ст. 82, ч. 2 ст. 83, ч. 2 ст. 84, ч. 4 ст. 84, ч. 2 ст. 85, ст. 87, ст. 95, ч. 1 и 2 ст. 98); или как «оскорбляющие нравственность действия» (см., например, ч. 2 ст. 79, ч. 3 ст. 84, и др.) «при отправлении общественного богослужения или в церкви» (п. 1 ч. 1 ст. 73, п. 1 ч. 2 ст. 74, ч. 1 ст. 75);

е) четко прослеживается дифференцированное отношение законодателя в зависимости от типа вероисповедания – преимущественная охрана обеспечивается православному вероисповеданию (ст. 89, 90, 93, 94, 95, 98), на втором месте по степени охраны находится «инославное христианское вероисповедание» (ст. 73, 74, 75, 78, 81, 82, 86, 88, 97), на третьем месте – «признанное в России нехристианское вероисповедание» (ст. 76, 77), и наоборот, преследовалось «расколоучение или секта», особенно «скопчество» (ст. 84, 85, 98). По этому поводу С. В. Познышев писал: «Всего более охраняет оно христианскую православную веру восточного исповедания… Другие вероисповедания разделяются на терпимые и нетерпимые. К терпимым, кроме католического, лютеранского, армяно-грегорианского и нек. др., относятся, между прочим, старообрядчество и неизуверные секты, а также разные нехристианские исповедания: исповедание караимов, еврейское, магометанское, ламаитов и язычников. К нетерпимым принадлежат разные изуверные учения, то есть такие, принадлежность к коим соединена с посягательством на жизнь свою или других, или с оскоплением себя или других, или с явно безнравственными действиями»[34];

ж) несомненным прогрессом явилось введение, впервые в истории России, нескольких уголовно-правовых норм, обеспечивающих охрану религиозной свободы граждан: п. 1 ст. 80 – «виновный в принуждении посредством насилия над личностью или наказуемой угрозы к совершению богослужения или обряда, воспрещенных или недозволенных правилами вероисповедания, к коему принадлежит принуждаемый, или участию в таком богослужении или обряде», п. 2 этой же статьи – «виновный в воспрепятствовании посредством насилия над личностью или наказуемой угрозы совершению богослужения или обряда, установленных правилами признанного в России вероисповедания, к коему принадлежит принуждаемый, или участию в таком богослужении или обряде», а также ч. 2 этой же статьи, как уже указывалось, «если сие принуждение или воспрепятствование учинено по отношению к священнослужителю христианского вероисповедания или духовному лицу нехристианского вероисповедания»; кроме того, ст. 87 гласит: «Виновный в том, что посредством насилия над личностью или наказуемой угрозы совратил из одного вероисповедания в другое, если не подлежит наказанию по статьям 82–84». Формулировки этих норм, подходы к их конструированию, выделение в качестве квалифицированного состава посягательства на священнослужителей могут быть использованы в современной законодательной деятельности.

§ 3. Советский и постсоветский этап в развитии российского уголовного законодательства об ответственности за религиозные преступления

Следующий этап – советский – начался с принятием 23 января 1918 г. Декрета «Об отделении церкви от государства и школы от церкви»,[35] положения которого нашли свое отражение в Конституции РСФСР 1918 г., Конституциях СССР 1924 г. и 1936 г., где была провозглашена свобода совести как неотъемлемая свобода каждого гражданина РСФСР и СССР на выбор вероисповедания или неисповедание никакой религии. Обычно свободе совести была посвящена одна статья конституции, и по содержанию они повторялись, с небольшими нюансами. В частности, ст. 124 Конституции СССР 1936 г. гласила: «В целях обеспечения за гражданами свободы совести церковь в СССР отделена от государства и школа от церкви. Свобода отправления религиозных культов и свобода антирелигиозной пропаганды признается за всеми гражданами». Эти положения декрета и конституций нашли свое последовательное отражение в УК РСФСР 1922 г. и 1926 г. УК РСФСР 1960 г. с точки зрения уголовно-правового регулирования религиозной сферы довольно существенно отличается от вышеуказанных, поэтому будет подвергнут анализу отдельно, хотя в Конституции СССР 1977 г. соответствующая норма по существу тоже не изменилась и ст. 52 гласила: «Гражданам СССР гарантируется свобода совести, то есть право исповедовать любую религию или не исповедовать никакой, отправлять религиозные культы или вести атеистическую пропаганду. Возбуждение вражды и ненависти в связи с религиозными верованиями запрещается. Церковь в СССР отделена от государства и школа – от церкви». Это дало основание некоторым уже современным исследователям сделать вывод о том, что в РСФСР и в СССР в законодательстве последовательно осуществлялся принцип свободы совести, хотя на практике этот принцип последовательно нарушался.[36] Мы полагаем, что в этот период времени в РСФСР и СССР, во всяком случае применительно к уголовной политике и уголовному законодательству, был реализован принцип, стиль, метод воинствующего государственного атеизма, который нашел свое отражение и в положениях конституций, где право вести атеистическую, антирелигиозную пропаганду особо выделялось.

Итак, как в УК РСФСР 1922 г. (глава III), так и в УК РСФСР 1926 г. (глава IV) была выделена отдельная глава, посвященная религиозным преступлениям, носившая и там и там название «Нарушение правил об отделении церкви от государства». В УК РСФСР 1922 г. в этой главе содержалось семь статей, в УК РСФСР 1926 г. – шесть.[37] Причем эти нормы фактически дословно повторяются, кроме ст. 119 УК РСФСР 1922 г. – использование религиозных предрассудков масс с целью свержения рабоче-крестьянской власти или для возбуждения к сопротивлению ее законам и постановлениям, со ссылкой на наказание, предусмотренное ст. 69, – пропаганда и агитация. Эта норма логически перешла в печально известную ст. 58 УК РСФСР 1926 г., п. 10 «Контрреволюционная агитация и пропаганда», образовав ее ч. 2 (ст. 5810). И здесь наблюдается преемственность и по форме, и по содержанию. Единственное, что их отличает – это то, что данное преступление к 1926 г. стало квалифицированным составом, было приравнено по степени опасности к вооруженному восстанию и поэтому влекло более тяжкое наказание – расстрел или объявление врагом трудящихся с конфискацией имущества и с лишением гражданства и изгнанием из пределов Союза ССР навсегда, с допущением, при смягчающих обстоятельствах, понижения до лишения свободы на срок не ниже трех лет, с конфискацией всего или части имущества. Вместе с тем и по УК РСФСР 1922 г. квалифицированные виды этого преступления влекли такое же тяжкое наказание.[38] Обязательным признаком субъективной стороны преступления являлась цель – «свержение рабоче-крестьянской власти» или, по УК РСФСР 1926 г., «контрреволюционный умысел».[39]

В ст. 121 УК РСФСР 1922 г. установлена уголовная ответственность за «преподавание малолетним и несовершеннолетним религиозных вероучений в государственных или частных учебных заведениях и школах», а в ст. 122 УК РСФСР 1926 г. к этому тексту добавлено лишь «или с нарушением установленных для этого правил». Причем в УК РСФСР 1926 г. данная норма стала первой в соответствующей главе, а в УК РСФСР 1922 г. была только третьей. Это означает, что к 1926 г. этой норме было придано политическое значение и она переместилась на первое место, а та, что была на первом в 1922 г., переместилась в первую главу «Преступления государственные», первый раздел которого назывался «Контрреволюционные преступления». Объективную сторону образует деяние – «преподавание религиозных вероучений». При этом не было установлено уголовной ответственности за антирелигиозную или атеистическую пропаганду, только потому, что она поощрялась государством. Не играло роли, какое религиозное вероучение преподается – православное или иное христианское, ислам, иудаизм и пр. Вид, формы, методы, характер преподавания также не имели значения. Здесь было закреплено равенство всех религий, т. е. свобода совести, – ни одной не отдавалось предпочтения. Фактически лишь одна «религия» – атеизм, т. е. неверие ни в какого Бога или Богов, была провозглашена единственно верной, и это всячески, хотя и исподволь, подчеркивалось. Во всяком случае, преподавание атеизма не только не преследовалось в уголовно-правовом порядке, но, наоборот, официально требовалось и осуществлялось в различных курсах, в частности в «обществоведении», «обществознании», «истории СССР и России» и др. При этом, если преподавание религиозных вероучений использовалось для возбуждения и разжигания религиозной вражды или розни, то такое преподавание образовывало состав преступления, предусмотренного ст. 597 УК 1926 г. Кроме того, ведение под видом преподавания религиозных учений контрреволюционной агитации и пропаганды образовывало состав преступления, предусмотренного ст. 5810 УК РСФСР 1926 г.[40] И тогда эти преступления относились к государственным и контрреволюционным, а не к религиозным.