Итоги № 14 (2013) - Итоги Итоги

— Так вы полуянычар?

— Получается, так. Вспыльчивый, но отходчивый... И кардиология — это тоже наследственное. Моя специальность мне очень нравится, в медицине она считается аристократической. Хотя, как и большинство выпускников советских медвузов, я сначала стал специалистом и только потом врачом.

— В смысле?

— Отучился в ординатуре, еще два года — в аспирантуре, досрочно защитил кандидатскую и уехал работать в Мозамбик. Вот там и понял, что я еще не врач.

— И как вас туда занесло?

— Мои запросы росли параллельно с запросами всех советских людей, а за границей платили чеками, вот и поехал в Мозамбик врачом геологической партии. И сразу же попал на войну. Если в Москве я занимался, так сказать, возвышенными вещами — ядерной кардиологией, радионуклидной диагностикой и тому подобным, то в Мозамбике пришлось взять в руки справочник практического врача. И практика эта выглядела примерно так. На пандус госпиталя въезжает машина, из которой выгружают тела, а ты, как та гиена, ходишь и сортируешь их на мертвых и живых. Мой первый пациент вообще был с оторванными ногами. Не знал, что делать... В другой раз привозят человека с семнадцатью штыковыми ранениями — бандиты остановили автобус и нашли у него книжку, как организовывать колхозы. В дело пошли штыки. По идее он уже давно должен был истечь кровью, а он, зараза, лежит, разговаривает... Таким ситуациям нас тоже не учили. Война научила. И лечил, и оперировал. А на всякий случай обзавелся таким же браунингом, как у Гаврила Принципа, застрелившего эрцгерцога Фердинанда. Уметь стрелять и держать в доме оружие там считалось нормой жизни.

— Приходилось применять?

— Расскажу, как ребята попали в плен. Наша геологическая партия работала на изумрудном руднике. Все сибиряки, все с оружием, все хорошие охотники. А там как было. До шести утра каждую ночь идет война. Но в тот раз и после шести стрельба не прекратилась. Ребята стоят на крыльце столовой и видят, что наши защитники из ФРЕЛИМО лихорадочно стаскивают с себя форму и голышом ныряют в кусты, а из других кустов вылезают боевики РЕНАМО. Несколько наших от греха подальше ушли в домик, так его буквально изрешетили. А по столовой сначала выстрелили из гранатомета, а оставшихся увели в плен. Мы с переводчиком не попали в эту заварушку только потому, что накануне уехали из поселка в город. И я до сих пор убежден: двадцать вооруженных человек вполне могли бы отбиться, однако начальник решил, что советских не тронут...

После геологической партии я работал в госпитале. В городе другая ситуация. Там все разбросаны по кварталам: где два живут человека, где три, поэтому надо было сильно думать, прежде чем открывать ответный огонь. Сидишь тихо, могут и не заметить. Начнешь отстреливаться, тут уж точно никуда не деться.

— Зато чеки, магазин колониальных товаров «Березка», двойной оклад...

— Это было. Но и война была, и наши люди реально гибли. Если не от пули, то от малярии, причем в большом количестве. Кроме того, сложная бытовая обстановка — света нет, воды нет, еды нормальной тоже нет, антисанитария.

— Англичане как бывалые колонизаторы в этих случаях используют универсальное дезинфицирующее средство — виски.

— Виски тоже не было, зато был самогон. Однажды мы нашли самогон даже там, где, возможно, не ступала нога белого человека. В общем, желтая жаркая Африка, цивилизации никакой, однако геологи решили и здесь раздобыть выпивку. Отловили аборигена, посадили его в газик и поехали. Я за рулем, трава два метра высотой, ничего не видно, только бампером наугад раздвигаешь заросли. Наконец выезжаем на поляну и буквально натыкаемся на хижину. У ограды лежат черные тела, думал, убитые, присмотрелся — мертвецки пьяные. Заходим внутрь и видим первобытный самогонный аппарат в натуральную величину. На углях стоит глиняный чан литров на двести, из него выходит бамбуковая трубка, а на конце соломинка, по которой в тыкву, напоминающую сосуд, сливался заветный продукт. Исходный материал — цветки ореха кешью, запах и вкус отвратительные, крепость — градусов двадцать пять. Я употребить этот напиток не отважился.

— Русский человек выпивку найдет повсюду, это понятно. А как же с изумрудами?

— До нас на изумрудном руднике работали немцы. Но когда местные бандиты, или повстанцы, называйте как хотите, пообещали им отрезать все, что возможно, они дисциплинированно собрались и отбыли. Но мы же советские люди, нам партия приказала разведать по просьбе наших мозамбикских друзей места на руднике, где можно поставить фабрики! А кроме того, здесь же нашли еще какие-то редкоземельные ископаемые, и в приватной беседе нам сказали, что если мы наберем таких минералов мешков шесть, то долг Мозамбика перед СССР будет полностью погашен. И вот прибыли. Первое, что вижу, — часовенку из бетонных плит с вкраплениями драгоценных камней, внутри — бетонный стол, а на столешнице изумрудами выложен огромный крест. Картина впечатляющая! Уже потом в отвалах я намыл немало изумрудов. Ювелир их огранил, получилась небольшая баночка. Но с переездами она где-то затерялась. На память сохранился только кварц с изумрудными друзами, но большой ценности, к сожалению, он не имеет. Еще как-то нашел золотой самородок, выдернул травинку — блестит между корешков. Но моему приятелю повезло куда больше. На охоте он случайно перевернул ногой с виду булыжник, оказалось — аметист или что-то наподобие. Под впечатлением от такой находки я потом тоже немало камней попереворачивал, но все без толку.

— Что мы все о камнях! Вот говорят, будто настоящие африканцы очень грациозный народ, чего про афроамериканцев не скажешь...

— В Анголе действительно. Особенно женщины. Ты ее окликнешь, обернется — неподражаемая стать! Но непрерывные роды, болезни, и все это куда-то уходит. А вот в Мозамбике свои эстетические понятия. Стачивают зубы на конус, что у них это считается красивым, делают на лице не только татуировки, но и шрамы. Причем шрамы определенной формы указывают на принадлежность к племени людоедов.

— И таких приходилось лечить?

— Конечно, и каннибалов, и бандитов. Там не спрашиваешь. К тому же, пока работал в поле с геологами, я был единственным врачом на всю округу. А вообще-то вопреки советским мифам в душе мы больше расисты, чем европейцы. Пропагандировали дружбу между народами, а сами жили изолированно. Например, европейские дети росли вместе с черными детьми, мы же своих старались на улицу не выпускать.

— А из Африки сразу в Париж?

— Нет. Сначала вернулся в Москву. Уже через год деньги закончились, но еще раньше я познакомился с работниками международной организации, которая занималась отправкой эмигрантов в США. В мою задачу входило сопровождать в полете и сдавать с рук на руки пожилых пассажиров и больных. Тогда я и познакомился с американскими госпиталями. Увидел другой медицинский мир и захотел поработать врачом в Америке. А тут один из моих пациентов стал послом во Франции и пригласил меня посольским врачом в Париж. Это был подарок судьбы. Медицинской практики фактически никакой, зато было много свободного времени: в выходные разъезжал по Европе, по будням читал медицинские книжки. А когда контракт закончился, полетел в США сдавать сертификационные экзамены.

С первого раза не сдал, хотя считал, что уже совсем умный. Сам вопрос — пол-листа английского текста, а ответ надо дать уже через тридцать секунд. Даже носителю языка, если вчитываться, ни за что не успеть. Потом сообразил: фокус в ключевых словах, на которые и надо обращать внимание, а все остальное, как они говорят, red herring — буквально «красная селедка», то есть отвлекающий маневр. Например, вылавливаешь из текста, что у некоего пожилого человека кровавый понос, но нет болей. Правильный ответ — ишемический колит. Но эти симптомы надо знать, как Отче наш, и отвечать не задумываясь. Вот я и разработал для себя систему ключевых слов, обклеил листочками все стены и даже сортир. Учил, пока не усвоил на уровне спинного мозга. Хоть и со второй попытки, сдал очень быстро — всего за восемь месяцев. Этот рекорд, кажется, до сих пор не побит. Но потом надо было найти позицию, то есть получить место в ординатуре и отпахать в госпитале как минимум год, а реально все три.

Я разослал свои резюме сразу на четыреста программ, хотя знал, что иностранцев без green card берут очень неохотно. Тем не менее получил приглашение на шесть интервью, мой госпиталь был третьим. В общем, собрали на интервью одиннадцать мужиков. Завели в учебный класс, вызывали по одному, держали подолгу, а сортир заперт на кодовый замок. Все уже мнутся, но я же советский человек. Встал рядом с туалетом и подсмотрел, что за кнопки нажал какой-то мужик. Типичный американец, он захлопнул дверь у меня перед носом, не пропустил, но код уже был известен. И он пригодился еще раз, когда меня начал прессовать начальник программы — дескать, язык у вас плохой, возраст немаленький... Но я его очень просто убедил. Спрашиваю: вам нужен человек, который умеет болтать или сообразительный? Вот одиннадцать человек, спросите, кто знает код доступа в мужской туалет. Оказалось, никто. А я, говорю, знаю и называю порядок цифр. Он как заржал и взял меня вне конкурса — как «человека выдающихся знаний». Там в условиях был и такой пункт.