Литературная Газета 6452 ( № 9 2014) - Литературка Литературная Газета

В поэзии имама реален только Бог, остальное же – метафора Его бытия. При таком понимании газели духовного наставника иранского народа воспринимаются как непрестанный поиск Истины, трудное восхождение к её вершинам, духовные открытия на горном пути, как поэтическая исповедь и завещание.

Теги: имам Хомейни , поэзия

Жажда понимания

Год назад оборвалась жизнь Анатолия Николаевича Жукова, более полувека посвятившего служению отечественной литературе.

Он появился на свет в самом начале 1931 г. в селе Новая Хмелёвка Самарской области. Нелёгкое время было. "Через две с половиной недели после моего рождения, - вспоминал он, – деда и других несговорчивых середняков раскулачили[?] и в рождественские морозы всех «кулацких отродьев" – в путь, на Казахстан». Отца будущего писателя спасло от высылки то, что он с молодой женой и новорождённым сынишкой к тому времени уже жил отдельным хозяйством. А вскоре растущая семья перебралась в соседнюю Ульяновскую область, в новообразованный зерносовхоз.

Старший ребёнок в многодетной крестьянской семье, Анатолий с самых ранних лет приобщился к труду. А после того как отец ушёл на фронт, откуда вскоре пришла похоронка, 12-летний мальчишка стал главной опорой и кормильцем семьи.

Затем армия и первый рассказ «Дружба», который появился в 1953 г. на страницах газеты «Защитник Родины» Одесского военного округа. Рассказ был замечен не только читателями. Конкурсное жюри присудило ему вторую премию.

После демобилизации вернулся в родной совхоз продолжать крестьянский труд. А между делом писал стихи, рассказы и очерки о родном хозяйстве, о земляках. Его материалы стали появляться в районной и областной прессе, и вскоре добровольный селькор получил направление заведовать сельхозотделом редакции районной газеты. Днём работал, вечерами учился – навёрстывал упущенное из-за военного детства. С фотоаппаратом и блокнотом объезжал родные приволжские просторы – на мотоцикле, на верховой лошади, на санях, на моторной лодке. Знакомился с людьми, вникал в их проблемы, наблюдал характеры… Это стало настоящей жизненной школой для будущего писателя.

В 1960 г. Жуков, уже известный в Ульяновской области журналист, получил аттестат зрелости и выпустил свою первую книжку – сборник рассказов «Опоздавший пассажир». Через год 30-летний начинающий прозаик поступил в Литературный институт.

Ещё студентом он активно сотрудничал с центральными изданиями, а после окончания вуза как литсотрудник популярного журнала «Сельская молодёжь» много ездил по стране, долгие годы начиная с 1969-го работал в редакции издательства «Советский писатель», в середине 80-х заведовал отделом прозы журнала «Новый мир», был секретарём правления Московской организации СП РСФСР. Затем писатели выбирают его секретарём своего партийного комитета, а вскоре – председателем правления издательства «Советский писатель».

И все эти годы, полные мелких повседневных хлопот и огромных неизбывных треволнений, Анатолий Николаевич выполнял своё главное жизненное предназначение – писательское. Бессонные думы о людях, о судьбах многострадальной деревни, родной земли и всей страны он воплощал в художественные образы – рассказы и повести, романы «Дом для внука» и «Судить Адама!».

Его книги трудно, с многолетней проволочкой, но выходили многотысячными и миллионными тиражами. По нашумевшему роману «Судить Адама!», в котором показана вредоносность чиновничьей системы, воровства при всеобщем молчаливом попустительстве, был снят двухсерийный художественный фильм, который не потерял актуальности до сих пор и время от времени появляется на телеэкранах. Роман «Дом для внука», удостоенный премии Союза писателей СССР, даже после двухмиллионного тиража «Роман-газеты» было непросто добыть в библиотеках.

Книги, пронизанные печальным юмором и добродушной иронией, показывающие жизнь честно – такой, как она есть, получили признание читателей и литературной критики. И в новом веке Анатолий Николаевич по-прежнему много работал, несмотря на коварный недуг, лишивший его возможности передвигаться без костылей. Был по-прежнему ясен и приметлив взгляд, по-прежнему остёр и добродушно-ироничен язык. Но год от года печальнее и неутешнее становились думы его.

К своему 80-летию Анатолий Жуков издал на свои пенсионные средства 70 (!) экземпляров двухтомника «Так и живём…» (2010). Он составлен из его многолетних дневниковых записей. Это не просто летопись частной жизни человека, его друзей и писателей-современников, это – бесценные свидетельства жизни и гибели большого писательского союза, крушения великой страны.

Своеобразным продолжением двухтомника явилась последняя книга писателя «Неслучайные встречи» (2013), которую он трепетно и тщательно подготовил к изданию, но подержать в руках уже не успел. В ней собраны написанные в разные годы статьи, очерки о дорогих автору людях, с которыми сводила большая судьба: журналистские маршруты, литературная деятельность, просто повседневная жизнь. Борис Примеров, Николай Рубцов, Юрий Кузнецов, Александр Проханов и много других имён, которые на слуху и сегодня, и полузабытых или вовсе безвестных. Сборник стал прощальным признанием в любви друзьям, данью памяти навсегда ушедшим, благословением и мудрым напутствием живущим.

Галина БЕСПАЛОВА

Теги: Анатолий Жуков

Имперский вектор

Сергей Новиков - русский поэт на Украине, а точнее, в Советском Крыму. Он жил в Ялте на улице Балаклавской, которую в курортный сезон переполняла разноголосая публика со всего бывшего Союза.

Невысокого роста, но очень полный – до округлости, живущий тяжко, с одышкой, он владел домом, доставшимся ему по наследству. Сам жил на втором этаже, а первый с мая до первой осенней прохлады сдавал приезжим. Этим и кормился. Также работал в местной библиотеке, и зимой вместе с женой существовал со скромных заработков советского библиотекаря.

Когда-то в 60-е годы в Симферополе – тогда учился в институте – в юные наивные годы умудрился на "симферопольском уровне" что-то подписать в защиту Солженицына, за что и поплатился жестоко: из института выгнали с позором. Так Серёжа не стал дипломированным филологом, зато стал и остался поэтом.

Пил он, не просыхая, но каким-то странным образом сохранял дар и ясность ума. Только одышка становилась заметнее.

Рядом со своим домом пристроил флигель в одну комнату и нежно называл его «Флигель-адъютант».

Он был в прекрасных отношениях с Сашей Ткаченко, поэтом из Симферополя, тогда молодым гением крымского футбола, и возможно, стихотворение «Весенний футбол в Крыму» он написал, имея в виду нашего – в скором времени – общего друга:

Когда ещё в снегу горсад

и март бесчинствует, неистов,

на город валится десант

провинциальных футболистов.

С печатью касты на челе

и анатомией – да Винчи

псковские шествуют Пеле

и оренбуржские Гарринчи.

О, как по краю он пройдёт,

античный бог по кличке Батя,

под перекладину, гвоздём,

сажая с левой мяч, не глядя!

Серёжа с большим пивным брюшком, с доброжелательной улыбкой, редко пробритыми щеками был, что называется, ялтинской богемой. А его щетина была одним из опознавательных знаков этой богемы. Он знал всех и вся – и родителей только начинавшей тогда Ники Турбиной, и влиятельного сотрудника «Юности» своего однофамильца Николая Новикова, морского офицера и тоже ялтинца, и местных журналистов. Это он познакомил меня в середине 70-х годов прошлого века с недавним футболистом Александром Ткаченко, с которым мы впоследствии подружились до конца жизни каждого из нас. Саша уже ушёл из этого мира, но дружба с ним незабываема.

Когда я бывал в Ялте, обычно останавливался в Доме творчества на гористой верхотуре прекрасного города, но к Серёже заглядывал частенько. Мы встречались с ним почти каж­дую весну, когда в мае я приезжал в Ялтинский дом творчества писателей. Дом творчества располагался на одном из высоких склонов Ялты. Сергей время от времени заглядывал ко мне, часто бывал и я у него в гостях, где мы иногда играли в шахматы, а чаще распивали или бутылку очень хорошей местной водки, или пару бутылок чудного крымского вина. Мы не могли наговориться. Понятно, о чём: о поэзии, о собратьях по Цеху – а цех тогда был, о стране, об имперском векторе советской поэзии, а в конце 80-х, когда я последний раз побывал в Ялте, о приближающемся крахе нашего общества.