Длинная тень греха - Галина Романова

— Уж не знаю, что ему удалось рассмотреть. Думаю, не больше, чем мне, но…

— Но?! — нетерпеливо перебил ее Хабаров, подгоняя.

— Но у него там камера лежала на подоконнике вот с таким огромным объективом. — Олеся показала руками окружность величиной с хорошую тарелку. — Он схватил ее с подоконника и давай щелкать! Козлина еще та! Развлекается он так.

— А он кто?

— Он? Точно не знаю, но мне кажется профессиональный фотограф. Ребята говорили мне, что у него где-то даже студия собственная имеется, что ли. Где-то в центре. Слушай, Влад, может, сходим посидим где-нибудь, я замерзла жутко. А хочешь… — Олеся судорожно сглотнула, боясь произносить, но все равно сказала именно то, что хотела. — А хочешь, ко мне пойдем. Я живу тут неподалеку. У меня чай есть, настоящий из Китая. И еще виски. Пойдем, а, Влад?

— Ты ни о чем потом не пожалеешь, Олеся? — медленно проговорил Хабаров, не отрываясь, глядя в ее глаза.

Странной была все же эта девушка. Андрюха подобных девчонок называл безбашенными. И предпочитал иметь дело именно с такими. Мороки меньше, считал он. Хабарову вот лично нравилась морока. Нравилось ухаживать, узнавать, привыкать. А, оказывается, это не актуально. Сейчас все по— другому. Другие нравы, другие правила, по которым он — Хабаров — играть не привык. Может, стоило попробовать?

Вот возьмет сейчас и согласится. А там будь, что будет. Хотя, быть там по ее настрою могло только одно. Ясно дала понять, на что она рассчитывает — он ее судьба.

Ни хрена же себе, загнула, девочка! Судьба!..

Представление хоть имеет о том, что это такое?! Мчится по жизни с широко распахнутыми глазами, не глядя ни по сторонам, ни под ноги. Ни на чем таком не заморачивается, на нравственности, например. От скуки может с парашютом прыгнуть или мужика незнакомого на остановке склеить. А потом под стакан виски в каком-нибудь ночном клубе либо в баре похвастаться подружкам, что папика трахнула от не фиг делать. Так себе оказался папик, правильный, несовременный…

— Нет, не пожалею, — ответила Олеся, подумав секунд тридцать, не больше. — Я же вижу, ты хороший.

— Идем, — вдруг решился Хабаров. — Идем, только ни о чем меня не спрашивай и не проси потом. Если уйду, не ищи. Договорились?

— Нет, не договорились, но все равно пошли. Нам туда, — качнула Олеся подбородком влево. — Догоняй, Влад Хабаров.

Нет, она все же была очень странной — эта Олеся. Странной, если не сказать больше. Догадалась же, по его хмурому виду, что с ним что-то не то. Что он явно не в себе, расстроен, одним словом, а все равно к себе домой потащила. Не боится же! Вдруг вот он, к примеру, какой-нибудь извращенец или… Ах, да, она же владеет какими-то приемами и его внезапного нападения не боится. Все равно! Так же нельзя! Познакомились и через десять минут уже идут к ней на квартиру. Неужели и в самом деле сейчас так принято?! О, времена! О, нравы!..

Сейчас вот зайдут к ней, запрут дверь за собой и что дальше? Что он со своими представлениями о любви и сексе будет с ней делать? Он же не современен и банален, как кусок черствого черного хлеба, так, кажется, Маринка о нем сказала. И что он со своей банальностью станет делать с такой продвинутой девицей, как эта Олеся? Ох, Андрюху бы на его место, тот бы нашелся мгновенно. Ухитряется ведь, мерзавец, имея третью жену и троих детей, гулять напропалую. И никогда ни разу ни о чем не пожалеть.

А он — трус несчастный — уже пожалел. Идет вот за ней следом и жалеет, что согласился. Слабак, тряпка, ничтожество… Такими идиотами, как он, вымощена дорога в заповедные края рогоносцев.

Нет, все же зря он пошел за этой Олесей. Если захотелось погулять, чтобы отомстить неверной супруге, соглашался бы с Андрюхой. Обещал же тот познакомить его с порядочной девушкой. Вот и надо было знакомиться. Встречались бы вечерами под фонарным столбом или возле памятника Пушкину на центральной площади их города. Гуляли бы по заснеженному городу. На каток, может быть, сходили бы, на лыжах в лес. В ресторан бы ее сводил, и уже потом можно было бы…

Чушь! Чушь же, Хабаров, собачья чушь!

Стал бы ты гулять часами и мерзнуть ради призрачного удовольствия смотреть в чужие глаза и греть не родные ладони в своих?! Вряд ли. И на каток черта с два с ней пошел бы. Еще не хватало на Веньку с друзьями там нарваться. Или на знакомых. Объясняйся потом, что за дама с тобой. И почему она именно с тобой. В рестораны ты тоже редко когда ходил, и ходить никогда вообще не любил. Что за блажь платить бешеные деньги за сомнительного качества отбивную, если та же Маринка могла этих самых отбивных несколько дюжин за час нажарить. И с этой тарелочкой, с бутылочкой пивка да перед телевизором, ум-мм, что может быть лучше. Может, и несовременно это, зато приятно и необременительно.

Ушло время романтики, Хабаров! Ушло, признай это. Не до встреч тебе теперь под луной. Не до рассветов, наполненных соловьиными трелями. И ничью улыбку ты теперь ловить не станешь, и трепетом жилки возле ключицы умиляться тоже не будешь. И сердце от звука женского голоса теперь не замрет. Умерло… Все умерло в тебе, Хабаров. И воскрешению не подлежит.

Надо как-то пытаться жить по-другому. Как? Да хотя бы вот так, как эта девчонка. Увидела его и почти сразу победила. И ведет его к себе, знать не зная, и ведать не ведая, что из всего этого может получиться. А скорее и знать не хочет. Ей так удобнее.

Нет, у нее есть чему поучиться, Хабаров. Точно есть. Хотя бы тому легкомыслию, которого в твоих мозгах сроду не водилось.

Они гуськом обогнули угол девятиэтажки, прошли метров двадцать по узкой вытоптанной в высоком сугробе тропинке и остановились возле подъезда с солидной металлической дверью и домофоном.

— Здесь я живу. — горделиво похвасталась она. — Во-он мои окна на шестом этаже.

Он для приличия проследил за ее пальчиком, указывающим куда-то вверх. И кивнул, будто и в самом деле понял, которые, из доброго десятка пластиковых оконных проемов, ее. Потом вошел следом за ней в подъезд и хмуро огляделся.

Ничего себе подъезд, приличный вполне. Чистенько, светло. Жильцы, следуя веяниям моды, даже сделали попытку развести на широких подоконниках какую-то растительность. Та, бедная, льнула к промерзшим насквозь стеклам, обжигалась холодами и скручивала листья в тугие хрустящие трубочки.

— Холодно им, — коротко пояснила Олеся, проследив за его взглядом. — Не учли, что подъезд плохо отапливается.

Хабаров промолчал в ответ, шагнул за ней следом в подошедший лифт и тут же задрал голову к потолку. Смотреть на девушку у него сейчас просто сил не было.

Зря он все же затеял эту канитель со знакомством. Нужно было ехать домой, раз уж собрался и с работы отпросился. Дома собрать свои вещи, оставить этой гадине записку и уехать. Куда? Есть куда, бездомным не будет!

Для начала пожил бы у Андрюхи на даче. Дача, правда, не Андрюхина. Солидный двухэтажный домик с газом, отоплением и светом принадлежал его второй супруге Софье. Та сейчас моталась с очередным бойфрендом по заграницам, а ключи от дачи оставила Анохину.

— Пользуйся, любимый, тебе же нужно, я знаю!

Было ли это актом возмездия третьей Андрюхиной супруге, что увела его от Софьи, или частью нерастраченных надежд на то, что бывший супруг к ней когда-нибудь да вернется, разбираться тот не стал. С благодарностью принял ключи, и с не меньшей благодарностью пользовался приличной хатой для своих многочисленных свиданий.

Сегодня, выслушав утром Хабарова про то, что невмоготу стало и все такое, что, может, пора попробовать или не стоит, поздно, может, уже, Анохин лишь молча пожал ему руку. И ни слова не говоря, вложил ему в ладонь связку ключей.

— Пробовать никогда не поздно, — коротко обронил в ответ на Хабаровский вопросительный взгляд. — Пробуй! Живи!

— И сколько я там буду жить?

— Сколько нужно, столько и будешь. Сонька еще не скоро вернется. А коли и вернется, ты ей никак не помешаешь. Она же всегда к тебе теплые чувства питала.

Что правда, то правда. Софья души не чаяла в Хабарове. Обожала его спокойный, уравновешенный взгляд на жизнь. Восторгалась его супружеской верностью и частенько и в глаза и за глаза ругала Маринку за предвзятость.

— Упустишь когда-нибудь мужика, Марьяша, поверь мне, упустишь! — вещала вторая супруга Андрюхи. — Жалеть будешь, потому что пропадешь ты без него на второй же день!..

Металлический короб лифта дернулся и замер. Двери тут же расползлись в разные стороны, открывая Хабарову вид на просторную лестничную площадку с тремя совершенно одинаковыми дверями.

— Моя дверь та, что в центре, — молвила Олеся, протиснулась бочком мимо него из лифта и заспешила, роняя то и дело ключи, отпереть свою квартиру. — Входи, Влад. Будь, как дома.

Как дома! Как дома он точно уж не хотел. У него теперь и дома-то нет. Он же решил уйти, а если он что-то решил, то…