Меченные проклятием - Дэйв Дункан

Тибал сел за один из мраморных столов, съел обед, который приказала подать ему Гвин, потом некоторое время писал в какой-то книге, а затем начал ее читать и читал долго. Казалось, никаких неотложных дел у него не было. Она пришла к заключению, что не ошиблась, сочтя своего нового постояльца странствующим учителем, и перестала бы думать о нем, если бы не его несомненный интерес к ней. Она кончила отдавать распоряжения прислуге и покинула кухни, чтобы проверить, как убирают комнаты для новых гостей. Пока она хлопотливо то взбегала по лестницам, то спускалась, Тибал следил за ней. Всякий раз, когда она выходила из двери, его взгляд был устремлен именно туда, как будто он ждал ее появления.

Его любопытство начало ее раздражать. Она нарочно прошла через смежные комнаты, чтобы выйти из другой двери, - и увидела, как он улыбнулся ей через двор. Он даже передвинул свой табурет так, чтобы раскидистый куст не заслонял от него тот угол. У нее была отличная память на лица, и она твердо знала, что никогда его прежде не видела. Уж не авайлграт ли он? Меняющий обличья? В Далинге теперь возможно было все, что угодно.

Призрачных голосов она больше не слышала и сумела убедить себя, что они ей просто пригрезились.

Посыльный принес ей розы и стихи от Синта Хайлита. Стихи ужасные, хотя сам Хайлит был одним из наименее мерзких ее мучителей. Стихи она бросила в кухонную плиту, а цветы отдала Мэй поставить в воду. Видимо, начался ежедневный парад ухажеров.

Вскоре во двор просочился Ноган Нибит, жирный, сальный и заискивающий. Владелец харчевни с очень темной репутацией вблизи порта, он считал, что у него есть все права прибрать к рукам "Гостиницу на улице Феникса" вместе с ее хозяйкой. Он называл ее Гвин, будто они уже были близкими друзьями; непрерывно потирал руки и улыбался ей, пялился на нее рыбьими глазами, обдавал ее еще более рыбьим дыханием. Разделаться с Ноганом было труднее, чем со стихами Хайлита, хотя он вполне заслуживал той же судьбы.

Гостиница была местом, открытым для всех. И закрыть двери перед этими слепнями она не могла. С другой стороны, хозяева гостиниц круглые сутки на своем посту, так что в любое время можно сослаться на неотложное дело, и всегда есть предлог отклонить предложение на обед.

Ноган ходил следом за ней из комнаты в комнату и не слушал ее уверений, что ей не до разговоров, так она занята. Он пространно объяснял ей юридические камни преткновения.

Гвин знала о них все. И он не первым обнаружил, каким рычагом они могли послужить. Она держала себя в руках и лгала напропалую.

- Меня заверили, что это всего лишь пустяковая формальность, которую легко уладить, Ноган-садж. Прошу тебя, не беспокойся из-за этого.

Вошли два знакомых купца и потребовали свои обычные комнаты. Это обеспечило небольшую передышку. Она позвала Гольма, чтобы он отнес их поклажу наверх. Затем прибыл землевладелец с двумя слугами - день сегодня будет доходным. Однако Ноган бродил и бродил за ней, как комнатная собачонка.

Она шла через двор к лестнице, как вдруг из кухни донесся звон бьющейся посуды и пронзительный крик. Кричала Ниад.

У Гвин оборвалось сердце, словно его стиснула ледяная рука. Она повернулась, чтобы бежать туда, и тут же опомнилась: масляная пиявка все еще висит на ней. Если Ноган узнает про Ниад - сейчас или после, - это гибель. Паника пригвоздила ее к мозаике двора.

И тут она вышла из себя. С силой ткнула пальцем в мягкое брюхо.

- Ноган-садж, я за тебя не пойду. Никогда! Да будь ты сам Обновитель, уже надевший венец, я бы за тебя не пошла! Это мое последнее слово. И впредь, не перестанешь ли ты марать добрую славу моей гостиницы своим присутствием? А теперь - вон!

Шаровидное лицо побагровело, он забрызгал, точно жир на сковородке:

- В таком случае я подаю жалобу!

- Подавай! Ты не первый. Уходи и не возвращайся!

Он вышел, все еще бормоча угрозы. Сердце у нее колотилось, но она стояла и смотрела, пока он не скрылся за дверью. А тогда повернулась и побежала, лавируя между сухими фонтанами, мраморными чудищами, деревьями в кадках. Купцы, Тибал и двое деревенских слуг видели и слышали все. И теперь не спускали с нее глаз.

Она промчалась по коридору на кухню. После двора кухня казалась совсем темной. Гвин обдало жаром, мясными запахами, гудением мух. Хотя помещение было обширным, между столами оставались только тесные проходы. По всем стенам тянулись полки с блюдами, тарелками, горшками и кувшинами.

Ниад скорчилась в углу у плиты, лицо у нее было белее соли, детские глаза широко раскрыты. Старуха Шума стояла на шаг перед ней, занеся метлу, словно боевую секиру. Угрожал им Гольм, привратник. Он потирал макушку, словно утишая боль, - видимо, старуха уже разок обрушила на него метлу. Вокруг них валялись битые черепки. Мэй, Тоб и Пауна, окаменев, следили за происходящим.

Кухарка была пожилой костлявой женщиной, словно наспех сколоченной из узких планок. Напугать Шуму было нелегко, но сейчас она была перепугана. Гольм был огромен и угрюм, лыс, но с густой бородой, и, конечно, мог показаться очень страшным молоденькой девушке или даже пожилой разгневанной кухарке - ведь он уже не раз вдруг срывался. Но после войны здоровые и сильные мужчины были наперечет, и Гольм оказался лучшим, кого она смогла найти.

- Что случилось? - свирепо крикнула Гвин, хотя все и так было ясно.

Все заговорили разом. Она проскользнула мимо Гольма и Шумы к Ниад. Девочка прильнула к ней, дрожа и всхлипывая.

Гвин яростно посмотрела через ее плечо на Гольма. И, словно увидев его глазами Ниад, она внезапно осознала, какой он огромный и омерзительный. А он хмурился, ничего не понимая. Она ведь наняла его меньше месяца назад. Он ничего не знал о Проклятии, лежащем на Ниад, о том, что она меченая.

Мэй и Пауна обе знали и совсем побелели. Мальчишка Тоб не знал. Он стоял, разинув рот. Наверное, услышал из конюшни шум и прибежал посмотреть, в чем дело. Соображал Тоб еще более туго, чем Гольм.

- Да чмокнул ее, всего-то! - буркнул Гольм.

- Ухватил ее сзади! - закричала Шума. - Повернул, а она уронила тарелки.

- С тобой все в порядке? - шепнула она, обнимая Ниад еще крепче.

Девочка захлебывалась сухими рыданиями, полными ужаса, но все-таки кивнула:

- Вроде бы да.

Надо надеяться, что да - Гольм все еще стоит, живой и невредимый.

- Иди в конюшню и жди там, - сказала ему Гвин ледяным тоном. - Я пришлю Тоба с твоим жалованьем. Ты уволен.

Он проворчал - человек медвежьего сложения, рябой и дряблый:

- Ну, чмокнул ее! Чего тут такого?

"Олух, знал бы ты, сколько тут и какого!"

- Ты напугал ее, разбил мои тарелки. Убирайся! - Благодарение Судьбам за черепки на полу! - Убирайся! Сейчас же!