Сердца четырех - Владимир Сорокин

– Пятьдесят два, – повторит он, злобно глядя на нее. – Открой, Евгений Степаныч.

Капитан Королев подошел к двери, противоположной входной, отпер ее и стал спускаться вниз по ступенькам.

– Прошу, – мотнул головой Ткаченко. Ольга последовала за Королевым. Остальные двинулись за ней. Они спустились по лестнице и вышли во двор военкомата. Во дворе стояло несколько машин. Королев подошел к серо-голубому микроавтобусу, открыл дверцы, сел за руль. Ткаченко сел на переднее сиденье, остальные разместились в салоне.

– Поехали, – кивнул Ткаченко.

Королев завел машину, они выехали со двора и поехали по улице Вавилова.

– Николай Николаич, а что Моисеев? – спросил, не оборачиваясь, Ткаченко.

– В командировке, – ответил Ребров.

– Ну, тем хуже для него.

Свернули на Профсоюзную и минут через пятнадцать выехали из Москвы. Профсоюзная перешла в Калужское шоссе, Королев прибавил скорость. На тридцать шестом километре микроавтобус свернул с шоссе направо и поехал через лес по прямой, хорошо расчищенной дороге. Километра через два дорога уперлась в массивные ворота с красными звездами. Королев посигналил, ворота открылись, машина поехала и остановилась в КПП, перед полосатым шлагбаумом. Подошел солдат с автоматом. Ткаченко протянул ему из окошка бумагу и удостоверение. Солдат зашел на КПП и вернулся с лейтенантом. Лейтенант возвратил Ткаченко удостоверение, козырнул. Шлагбаум поднялся, машина въехала на территорию.

– Давай прямо и у казарм направо, – подсказал Ткаченко Королеву. Свернули у казарм и остановились возле небольшого двухэтажного здания.

– Приехали, – Ткаченко вылез из машины, подождал остальных и первым вошел в здание. Офицеры, Ребров и Ольга последовали за ним. Внутри размещался большой лифт с двумя кабинами, охраняемый тремя солдатами и прапорщиком. Они отдали честь офицерам, прапорщик нажал кнопку снял трубку телефона:

– 6, 23.

Двери одной кабины открылись, офицеры, Ребров и Ольга вошли, двери закрылись, кабина поехала вниз.

Ткаченко посмотрел на Ольгу:

– Железная душа не берет барыша.

Ольга опустила голову.

– Сама себя и обхитрила, – усмехнулся Ткаченко. – Мамочка, отдай!

Офицеры заулыбались. Лифт остановился, двери открылись.

– Прошу! – кивнул Ткаченко и все вышли из лифта в огромное подвальное помещение, освещенное сотнями неоновых ламп, подвешенных к высокому потолку. В подвале было пусто, только далеко впереди виднелась группа военных.

– Вперед! – скомандовал Ткаченко Ольге. Она медленно пошла к военным. Остальные двинулись за ней.

– И побыстрей!

Ольга пошла немного быстрее. Пройдя почти весь подвал, они приблизились к торцевой стене, половина которой была затянула сталью. Возле стены стояли два солдата с автоматами. За столом с телефоном сидел капитан. Возле стола стоял коренастый седовласый генерал-майор ВВС. Не дойдя до него шагов десять, Ольга остановилась. Идущие за ней тоже остановились.

– Ну что, сил нет? А? – спросил генерал. – Ноги не идут? Давай, давай, подходи!

Ольга подошла к нему и остановилась, опустив голову.

– Ну и что? Что дальше-то? А? – спросил он, разглядывая Ольгу.

Ольга молчала.

– Молчим? А? Пришла, значит. Ну, ну! – он повернулся к капитану. – Товарищ капитан, они соизволили прибыть! Понятно? Покажите им, пусть полюбуются.

Капитан снял трубку телефона:

– 8, 43.

Стальная часть стены стала подниматься вверх, открывая полутемное помещение. Когда стена исчезла в потолке, из помещения в подвал въехал огромный тягач, предназначенный для транспортировки ракет средней дальности СС-20. На платформе тягача лежал громадный брус серебристо-зеленого металла. Тягач остановился.

– Ну! Смотри! – мотнул головой генерал.

Ольга подняла голову, посмотрела на брус.

– Сволочь! Сволочь ебаная! – выкрикнул генерал и заговорил, приблизив вплотную свое побелевшее лицо к лицу Ольги. – Ты думала, что ты умнее всех? А? Что, объебать? А? На мякине провести? Так? Нам можно, значит, впихнуть, мы съедим? Да? Делайте, делайте, Петр Семеныч! Блядь! Блядюга ебаная! Приползла! Встала, сука рваная! Мы, значит, сжуем! Схаваем, ебут твою! По первому, по первому пропихнем! И просто! Просто, как у людей! По-простому, ебут твою! А за восьмерку я встану! Так?! Так, сволочь?! Так?! А?!

Он размахнулся и ударил Ольгу по щеке. Она отшатнулась назад, схватилась руками за лицо и зарыдала.

– Можно, можно! Разрешили! Да?! Можно гадить людям, можно пакостить! Валяй, сри! Делай гадости, мне можно! И ничего, сожрут! Хули им, дуракам! А?! Я посру, а они сожрут! Сожрут! Но нет, блядь! Нет, ебут твою! Это ты сожрешь! Сама! Сереж!

Капитан снял трубку:

– 8, 12.

Загудела сирена, открылись двери, и в подвал стали вбегать солдаты с автоматами и строиться в две шеренги. Как только они построились, сирену выключили, раздалась команда:

– Рота, равняйсь, смир-но! Равнение на-право!

К генералу, печатая шаг, подошел старший лейтенант, приложил руку к козырьку:

– Товарищ генерал-майор, вторая рота построена! Командир роты старший лейтенант Севостьянов!

– Давай, давай! – кивнул генерал капитану.

Капитан снял трубку:

– 8, старуха.

Открылась дверь и двое солдат в ватниках втолкнули в подвал пожилую женщину в старомодном темно-синем платье. Она со стоном упала, солдаты схватили ее за руки, проволокли по полу и бросили рядом с Ольгой.

– Ниночка… – потрясенно простонала старушка.

– Нет, нет, нет! – Ольга упала на колени, поползла к генералу.

– Не надо! Умоляю! Пощадите! Умоляю!

– А, пизда! Забрало?! – генерал оттолкнул со сапогом. – Ничего, щас порадуешься! Щас насмотришься!

– Нет! Нет! – Ольга поднялась с пола, бросилась к дверям, но солдаты в ватниках догнали ее, сбили с ног, подволокли к генералу.

– Разрешите нам, Иван Тимофеич, – Ткаченко подошел к Ольге.

– Даван, давай!

Капитан Королев схватил Ольгу за левую руку, подполковник Лещинский за правую, Ткаченко взял ее за волосы.

– Нет, нет! – кричала Ольга.

– А ты, пизда, чего сидишь?! – крикнул генерал старушке.

– Ну-ка, раздевайся! Покажи нам мандятину свою! Небось засохла? Не ебли уж лет двадцать?! Ну?!

– Нет! Нет! – забилась Ольга в руках офицеров.

– Господи, – простонала старушка.

– Ну-ка, раздевайся, блядь! – закричал генерал. – Не выводи меня, тварь! Раздевайся! Раздевайся, пизда! Я ждать не буду!

Старушка заплакала.

– Давай! Ну! – крикнул генерал солдатам в ватниках.

Солдаты стали сдирать одежду со старушки.

– Не-е-ет! – истошно закричала Ольга.

– Щас тебе будет – нет! Ну-ка, поднесите ей каргу, пусть понюхает мандятину! А!

Солдаты в ватниках подхватили голую старушку на руки, развели ей ноги и поднесли ее промежностью к лицу Ольги. Ольга дернулась, но офицеры подвинули ее вперед. Ткаченко, держа за волосы, прижал ее лицо к гениталиям старушки. Ольга застонала.

– Понюхай, понюхай пизду заслуженного педагога! Понюхай! Она у нас неделю без бани просидела, пахнет вкусно! Дай, дай ей еще понюхать!

Ткаченко стал тыкать Ольгу лицом в гениталии старушки.

– Вот! Вот! – усмехнулся генерал. – Пусть нанюхается! Дыши, дыши глубже! А теперь – жопу! Там тоже застойные явления, как сказал бы Михаил Сергеич! Дважды в штаны наклала, дважды! Первый раз, когда обвинение зачитали, второй – когда башку Ерофеева гнилую увидала! Вот так!

Солдаты перевернули старушки и приблизили ее худые испачканные калом ягодицы к лицу Ольга. Ткаченко стал тыкать Ольгу лицом между ягодиц. Ольга отчаянно попыталась вырваться, но на помощь троим офицерам пришли еще двое – майор Духнин, и капитан Терзибашьянц.

– И поглубже, поглубже! – командовал генерал. – Чем глубже, тем вкусней!

Старушка закричала высоким голосом.

– А теперь ну-ка покажите нам мурло товарища Фокиной! Всем!

Офицеры развернули Ольгу к солдатам. Лицо ее было испачкано калом.

– Гад, гад, гад… – рыдала Ольга. Старушка протяжно кричала, разведенные ноги ее тряслись.

– А теперь мандавошь к ногтю! – командовал генерал.

Солдаты подняли старушку выше и бросили об пол. Она замолчала.

– Два, три! – скомандовал один из солдат и они, подпрыгнув, стали старушке на спину. Хрустнули кости, изо рта старушки потекла кровь.

– Я расскажу… я скажу Басову… я… гад, – хрипела Ольга.

– А теперь, Сереж, специалиста!

Капитан снял трубку:

– 8, Говоров.

Через пару минут двое солдат и прапорщик караульной службы ввели человека в форме офицера, но без погон. Его подвели к генералу, прапорщик приложил руку к козырьку:

– Товарищ генерал-майор, арестованный Говоров по вашему приказанию доставлен.

– А, Николай Иваныч, – генерал с улыбкой сцепил руки на животе. – Как самочувствие? Не холодно было? А?

Говоров смотрел в сторону.

– Коля, прости меня, – простонала Ольга.

– Простит, простит обязательно! – громко сказал генерал и офицеры засмеялись.