Счастье из морской пены - Полин Ошер

Жить без крыльев – это минус, но, если ты имеешь свободу передвижения и энную сумму в валюте, всегда можно взять билет на самолет.

Помню, что в ожидании часа икс я нетерпеливо топталась по холодной плитке Домодедово и не сводила взгляд с циферблата, который отсчитывал время до посадки. Было выпито два кофе, выкурено три (или пять?) сигарет, и ужасно хотелось уже сесть в узкое аэрофлотовское кресло, пристегнуть ремни и взмыть к небесам. Или, как говорит мой друг, – «взлететь к чертям», но мне при этом всегда представлялся взрыв в салоне и то, как кружат в потоках воздуха обрывки самолетной обшивки.

Помню, что мне было очень холодно в том самолете. Так зябко, что я уже подумывала попросить плед. Но, пока железная птица готовилась к взлету и бежала по своей полосе навстречу к бескрайнему синему, – я нащупала в сумке книжку, открыла ее наугад, а дальше время, пространство и температура окружающей среды совершенно перестали меня беспокоить. Я пряталась в книжной истории вплоть до того момента, как самолет начал снижать высоту, – а дальше стало невозможно прятаться от того факта, что я все-таки при-ле-тела. Добралась.

Я же до последнего не верила, что это случится. Надеялась, но знала: в любой момент, в любую секунду все может сорваться, разломиться на сотни, тысячи частей, и я уже не смогу собрать себя назад, как тот Шалтай-Болтай, который сидел себе, сидел, а потом бах – и свалился. И все, королевская конница и рать были бы совершенно бессильны перед сложившимися обстоятельствами.

Кажется, я слегка задремала. Из полусна меня вывел автомобильный гудок; я протерла глаза, посмотрела в окно и с удивлением обнаружила, что полтора часа пролетели незаметно и автобус уже подъезжает к пункту моего назначения – главной автобусной станции Беер-Шевы, которая находится в самом сердце этого пыльного городка.

Вышла из прохладного автобусного нутра, и попала прямиком в пекло: так жарко здесь было, так душно, что, казалось, каждый вдох дается с трудом. Однако уже через несколько минут, пока я разминала затекшие ноги, организм адаптировался к беер-шевской сухой жаре, и мое самочувствие улучшилось.

Мой путь лежит в квартал Рамот, где растет сквозь дом старое дерево и живет одна чудесная кавказская семья.

О, сколько в ней было тепла, в этой семье, сколько любви!

Я никогда не думала, что можно так искренне любить людей. Не только своих кровных родных, но и вообще всех: друзей детей, детей друзей, знакомых, родственников десятого колена. Когда бы ты к ним не пришел, – у них всегда находилось для тебя доброе слово и минутка, чтобы спросить о твоих делах.

Мне казалось, что меня никто и никогда не любил так, как эти, в общем-то совершенно чужие мне люди.

Я не видела их уже сколько… Пять? Шесть лет? Это долгий срок, но я надеюсь, что все они в добром здравии.

Особенно ТетьМаргарита. ТетьМама. Ее называли так все друзья ее детей, потому что она каждому из нас была мамой в самом правильном понимании – не строгим критиком, а добрым другом, плечом и опорой, надежной колонной, которая защищает тебя от падения и подопрет, если пошатнешься.

Мне поэтому страшновато было у них бывать.

Все казалось, что ее доброе отношение предназначается не мне, а кому-то другому, более достойному, более хорошему. Я все ждала, что вот-вот сейчас она придет в себя, поднимет на меня глаза и спросит строго: «А ты кто такая, девочка? Зачем пришла?»

И тогда у меня больше не осталось бы никаких опор.

Но каждый раз, когда у меня хватало смелости прийти в их дом, с моей души сходила какая-то очень тонкая стружка, и я уходила чуть более счастливой, чуть более согретой, чем была до.

И сейчас я иду к ним, не особенно веря в то, что меня пустят в дом. А может, меня даже и не вспомнят, не захотят признать, – ведь я развелась с другом их сына, и наверняка у них сохранились не самые лучшие впечатления обо мне.

Но мне хочется успеть их увидеть. До того, как.

Я стою перед воротами, и не уверена, что хватит сил позвонить в звонок. Слышу, как кто-то копошится за легкой соломенной изгородью, вижу какой-то силуэт в занавешенном окне. Вот бы тетьМама, вот бы тетьМама…

Наконец, звоню.

Дверь открывает рослая, черноволосая женщина с сильной горбинкой на носу. Спрашиваю на ломаном иврите, когда придет Маргарита. Она не отвечает и всматривается мне в лицо. Я не могу считать выражения ее лица, и это пугает. В ее глазах пробегает искорка узнавания, и она спрашивает:

– Полин?

И тогда я сразу ее узнаю. Это Гали, жена сына тетьМамы, того самого, который был лучшим другом моего бывшего мужа.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Ришон-ле-Цион – город, расположенный в центральной части Израиля.

2

«Бэ ацлаха» в переводе с иврита означает «удачи».

3

Ришон-ле-Цион – город, расположенный в центральной части Израиля.

4

Американская инди-группа, записавшая кавер на песню Олега Кваши «Зеленоглазое такси».

5

Рождественская песня, также известная, как «One Horse Open Sleigh»

6

Гражданский паспорт.

7

Военизированная ливанская организация, признанная Израилем как террористическая.

8

Растаманы – последователи растафарианской концепции, используют для идентификации комбинацию цветов «зелёный-жёлтый-красный». Часто носят дреды, слушают музыку регги.

9

«Peace», «Love», «Flower Revolution» – лозунги хиппи.

10

Что случилось (с иврита).

11

Хотите травы? (с иврита).

12

Итальянский пирог, представляющий собой закрытую пиццу.

13

Город на юге Израиля.

14

Центральная автобусная станция.