Безумное пари - Татьяна Туринская

С каким облегчением она привела бы любимого человека в свой дом. Уж ее мама никогда не позволила бы себе бросаться презрительными взглядами в адрес избранника дочери. Жаль только, что приводить Сергея ей было решительно некуда: в крошечной двухкомнатной распашонке с проходными комнатами ютились мама, младший Ленин брат Олег и парализованная бабушка.

Семья же Корниенко, состоящая из двух человек, проживала в просторных трехкомнатных хоромах. Некогда эту квартиру в благодарность за верную службу отечеству получил полковник Иван Лаврентьевич Корниенко, отец Сергея, ныне покойный. Овдовев, Антонина Федоровна не стала повторно устраивать судьбу, всею своей жизнью подчеркивая уважение к почившему супругу. Спустя несколько лет после его смерти она все еще чувствовала себя офицерской женой, и предъявляла к миру повышенные требования: все вокруг должно было соответствовать гордому званию "советская действительность". И ничего, что Страна Советов давно канула в лету, ничего, что изменились не только взгляды людей на жизнь, но и сама жизнь. Антонину Федоровну это не касалось ни в коей мере. Экивоки на окружающий мир она считала недопустимыми, потому что по ее железному убеждению "мир такой, каким его делаешь ты". В данном конкретном случае, напрямую касаемом Лены, ее следовало понимать так: если бы Сергей не привел в дом девушку легкого поведения, то и самого легкого поведения не было бы в помине. Как и пятьдесят, сто лет назад люди сначала женились бы, и только потом… узнавали друг друга поближе.

Корниенко убеждал невесту, что после свадьбы все изменится, и они заживут одной дружной семьей, однако с каждым днем вера в разительную перемену будущей свекрови покидала Лену капля за каплей. Больше всего на свете ей хотелось жить с Сергеем вдвоем, чтобы не было больше никого — он, она и когда-нибудь в будущем, возможно, не столь уж отдаленном, их ребенок. Антонине же Федоровне в ее мечтах места не было. Однако надеяться на отдельную жилплощадь в ближайшее время не приходилось: скромные зарплаты рядового журналиста не слишком громкой газеты и экономиста небольшой компании, занимающейся реставрацией памятников архитектуры, не позволяли снять не то что квартиру, а хотя бы маленькую комнату в коммуналке.

Тихонько прикрыв за собою дверь и приспособив чашку на край журнального столика, Лена с ногами влезла в глубокое старое кресло. Чаю хотелось невыносимо, но он был еще слишком горяч. Пытаясь согреться, она обхватила колени руками: май месяц, днем настоящая, почти летняя теплынь, а ночи все-таки еще по-весеннему прохладны.

— Чего не спишь? — недовольно пробасил Корниенко.

От неожиданности Лена вздрогнула. Сама не знала — рада ли она возможности поговорить с любимым, или же ее пугает предстоящий разговор.

— Не знаю, — неуверенно проговорила она шепотом, опасаясь разбудить Антонину Федоровну. — Не получается. Вот, чайку организовала, с мятой. Хочешь?

Вместо ответа Сергей подбил подушку под спину, устроился поудобнее, и молча уставился на Лену. Нельзя сказать, что она видела его взгляд — в комнату сквозь желтые шторы пробивался свет уличных фонарей, и при нем можно было рассмотреть разве что смутный размытый силуэт, но никак не выражение глаз собеседника. Однако Лене казалось, что она буквально физически ощущает на себе его взгляд — тяжелый, пристальный, тревожащий душу непредсказуемостью.

— Хочешь? — переспросила она, не дождавшись ответа. — Я сделаю! Или если хочешь, возьми мой.

Чуть помедлив, Сергей ответил:

— Я бы водки выпил. Какую радость мне чаем запивать?

— Зачем ты так? — упрекнула Лена. — Сегодня ведь такой день, а ты…

— Вот именно, — не скрывая злости, бросил он.

— Перестань! Ты же понимаешь, что это была всего лишь шутка! Сам подумай — какой дурак будет разбрасываться Мерседесами?

— Влад не дурак, далеко не дурак…

Лена радостно ухватилась:

— Вот именно! Твой Майоров не дурак, а значит, и не собирался ничего дарить. Это была только шутка, понимаешь?

Корниенко ответил не сразу, зато взвешенно, четко проговаривая каждое слово:

— Это ты ничего не понимаешь. Ленка, он в самом деле подарил бы нам Мерседес. Я его прекрасно знаю, он слов на ветер не бросает. Если он сказал, что подарит, значит, подарит. И подарил бы…

— Сережик! Ну как же ты не понимаешь?!

Слезы подкрались незаметно, и ей стало так трудно говорить, ведь не хотелось показывать ему свою боль и обиду. Схватилась за спасительную чашку, как заядлые курильщики в тяжелые моменты прибегают к помощи сигареты. Подула в нее, сделала робкий глоток:

— Как же ты не понимаешь? Он ведь хочет нас разлучить! Потому и пообещал Мерседес, что уверен — через год не будет никакой свадьбы.

— Что ты несешь?! — психанул Корниенко. — С какой стати ему нас разлучать?! Влад мой лучший друг, и если он затеял какую-то игру, то только для моей же пользы. Он просто хочет, чтобы я стал успешным человеком, а ты, видимо, этого не хочешь. И мне интересно, почему…

Обида душила, выжигала в сердце огромную дыру, в которую проваливалось Ленино короткое счастье, еще несколько часов назад казавшееся бесконечным и нерушимым.

— Серенький, ты так ничего и не понял! Он ненавидит меня, как же ты этого не видишь? Для того и затеял эту игру. Он просто хочет нас разлучить!

— Да за что ему тебя ненавидеть? — возмутился Корниенко. — Несешь полную ахинею. Он рад за меня, ему просто нужны гарантии…

— Гарантии, что мы с тобой расстанемся! — гневно закончила за него Елена. — Он ненавидит меня за то, что я отнимаю тебя у него.

Сергей гаденько хихикнул:

— Вот она, хваленая женская логика. Все вы, бабы, дуры, и ничего не понимаете в мужской дружбе. Это вы друг другу козни строите, а у мужиков все по-другому. Мы с Владом всю жизнь вместе. Мы с самого детства…

— Знаю, — со вздохом перебила Лена. — Вы с ним самые близкие друзья…

Эту историю она слышала от Корниенко неоднократно. И о том, как заехали в один дом карапузами, как ковырялись в одной песочнице. Как пошли в школу — Майоров на год раньше, потому что родился в сентябре, Сергею же пришлось терять целый год только из-за того, что родился двумя месяцами позже. И что разница в один класс не стала преградой для их дружбы, крепнущей с каждым годом. Как Корниенко-старший совершил роковую ошибку, посоветовав сыну поступать на факультет журналистики. Как вопреки советам друга Сергей послушался отца, и таким образом институт нефти и газа, в простонародье "керосинка", потерял в его лице самого замечательного студента за всю свою историю. Она прекрасно знала обо всем этом. Однако сердцем чувствовала — не так прост Майоров, каким то ли пытался представить, то ли на самом деле представлял его Корниенко.