«Журавли» и «цапли». Повести и рассказы - Василий Голышкин

Напротив дуба, через реку, еще одна «высотная достопримечательность», но уже не естественного, а искусственного происхождения, — бывшая парашютная вышка, потом кафе «Посошок» а ныне НП «Зарницы».

От «Посошка» «Зарнице» досталась открытая веранда, похожая на гондолу воздушного шара, с той лишь разницей, что у воздушной гондолы и опора воздушная, а у гондолы-веранды вполне земная — железные фермы бывшей парашютной вышки.

Если забраться на веранду и посмотреть окрест, то увидишь как на ладони и городок Наташин, и Десну-реку, и село за Десной — Стародуб, и тот самый дуб, «памятник природы», о котором говорилось выше. Но забраться на веранду не так-то просто. Для этого надо знать пароль, потому что вышка охраняется и посторонним на нее вход воспрещен.

К счастью, я не посторонний и знаю пароль.

— Стой, кто идет?

Это часовой у вышки. Сейчас он спросит пароль. Но я опережаю его.

— Соха, — произношу я вполголоса.

Часовой сердито:

— Проходите.

Ишь какой хитрый. Знает, что, не получив отзыва, я шагу ступить не смею. А если «ступлю», тут мне и крышка. Часовой поднимет тревогу и… Нет уж, лучше без тревоги.

— Отзыв? — строго спрашиваю я.

Конопатенькое от веснушек лицо часового расплывается в улыбке.

— Луноход, — отвечает он, провожая меня подобревшим взглядом.

Я поднимаюсь на вышку и, отдышавшись, гляжу вокруг.

Тихое майское утро. Земля вся — как под влажным полотенцем только что испеченный хлеб — дышит прозрачным парком. То там, то тут поблескивают серебром лужицы, оставшиеся после ночного дождя. Серебра в лужицах чуть-чуть — вылизало до донышка лакомка-солнце, но для воробьишек и это «море», пусть по колено, однако искупаться можно, и они плещутся в лужицах на зависть всем прочим пернатым, облетающим «воробьиные моря» стороной.

Не по-весеннему жарко. Май, а тепло июльское. Такой уж год. Наташин еще только просыпается — после рабочей недели спится всегда дольше, — а Стародуб весь уже в поле, несмотря на выходной. У деревни в страду свое чередование дней труда и отдыха.

Обычно в этот час вышка безлюдна, но сегодня воскресенье, уроков нет, и на вышке наряд — дежурные юнармейцы. Их двое — курносых — с красными повязками на руках, но есть еще и третий, у которого нос как нос, прямой и строгий, зато все. остальное на лице круглое и полукруглое — лоб, глаза, рот, уши, подбородок… Это Спартак Журавлев, семиклассник, командир батальона юнармейцев города Наташина. Он — весь внимание и не сводит глаз, вооруженных стереотрубой, с лоскутка «пионерской целины» по ту сторону Десны: там копошатся юнармейцы Стародуба. О, если бы командиру Спартаку узнать, что они там делают? Благодаря наблюдениям он знает, вчера на «целине» — небольшом участке школьной земли — весь день гудел трактор, подаренный стародубской школе шефом-совхозом, а сегодня трактор таскает сеялку. Вчера пахали, сегодня сеют. Но что и для чего?

Задумавшись, Спартак уводит окуляр в сторону от объекта и испуганно вздрагивает: по небу, растопырив, как планер, крылья, летит… ангел. Впрочем, испуг тут же сменяется весельем. Небесный ангел ужасно похож на земного комара. Комар и есть. Проснулся где-то на припеке, разбуженный солнцем, и полетел обозревать окрестности. Да не с того конца за дело взялся. Вместо окуляра на объектив уселся. Лети, лети дальше, не мешай…

Смахнул Спартак комара пилоткой, и тут же снова ее на голову натянул. Без пилотки бритой голове даже в тепле прохладно. Но прохлада что! На бритую Спартакову голову и не такие беды обрушивались. Как только ни обзывали его волосатые стиляги: и «лысый», и «плешивый»… А те, что поостроумней и поволосатей, зажав где-нибудь в укромном местечке — трое на одного! — участливо осведомлялись, в каком отделении милиции Спартаку Журавлеву сделали такую шикарную «прическу».

— Не в милиции, а в «Космосе», — отвечал Спартак, вырываясь, и нисколько не врал, отвечая так.

В прошлом году осенью в «Космосе», главном кинотеатре города, проводился «месячник повторного фильма». И батальон юнармейцев, которым командовал Спартак Журавлев, не пропустил ни одной картины. Даже конкурс провел «Лучший фильм месяца». И на этом конкурсе большинством голосов киноприз «Зарницы» — оловянная медаль, отлитая батальонными умельцами, — юный стрелок на фоне мишени — был присужден «Котовскому», о чем штаб батальона в тот же день послал сообщение в «Пионерскую правду». Но и это было не все. После конкурса в батальоне прошел диспут: «Чему я научился у любимых киногероев?» Диспут проводила старшая вожатая Зоя Алексеева. Когда почти все уже высказались, на сцену школьного зала поднялся Спартак Журавлев, сияющий, как звезда первой величины, и почему-то в офицерской фуражке — папиной, как потом выяснилось.

— Спартак, — ахнула Зоя, теребя косу, спускавшуюся на грудь, — на сбор в фуражке?

Но Спартак не обратил на нее внимания.

— Я хочу показать, чему научился у любимого киногероя, — сказал он.

— Спартак хочет рассказать, — поправила Зоя Алексеева, — чему он…

— Показать, — сердито перебил вожатую Спартак и снял фуражку.

Сперва все ахнули.

Потом дружно, не сговариваясь, расхохотались.

Потом, так же дружно, захлопали.

Голова Спартака — вчера еще в густой шевелюре — сейчас, без единой волосинки, была похожа на большое круглое яйцо.

— А что?.. — Зоя Алексеева подняла руку, взывая к тишине. — А что?.. Культурно и гигиенично! Была бы я мальчишкой:..— и она, не договорив, небрежно перебросила гибкую, как змея, косу за спину.

Ребята засмеялись: знали, как берегла и холила свою косу старшая вожатая, но тут же и похлопали ей — за храбрость.

…Это неправда, что заразительны только плохие примеры. Заразительно все, что необычно. Носить длинные волосы было необычно, хотя и негигиенично — ни промыть, ни расчесать, у мальчишек на это просто терпения не хватало, — и одной этой необычности было достаточно, чтобы одна «волосатая клетка», размножившись, породила целое воинство себе подобных.

Стоило Спартаку, подражая Котовскому, бросить вызов «волосатикам» и обрить голову, как у него тоже появились последователи: на следующий день весь батальон предстал перед своим командиром бритоголовым и стриженым.

Нет, вру, не весь… Пятиклассник Игорь Аникеев, по прозвищу Аника-воин, не пожелал уступить новой моде. Командир Спартак, узрев среди стриженого воинства одного нестриженого, велел Анике-воину выйти из строя и отправиться в ближайшую парикмахерскую. Аника-воин отказался, и тогда командир Спартак, проявив характер и власть, велел ослушнику убираться из строя на все четыре стороны.

Аника-воин «убрался», но в тот же день в школу прибежала Аникина мама и, нападая на встречных и поперечных, стала жаловаться на самоуправство командира ее сына. В конце концов она «напала» на самого Спартака, и тот, выслушав Аникину маму, с «железным» спокойствием в голосе сказал, что она зря волнуется и что ее сын может отныне носить волосы любой длины.

Аникина мама расцвела:

— Так ему и передать?

— Да, — сказал Спартак и прибавил: — В связи с тем, что юнармеец Аникеев увольняется в запас…

Если вы думаете, что после этого батальон недосчитался одного из своих солдат, то глубоко ошибаетесь. Аника-воин как ни в чем не бывало точно в срок прибыл на очередное занятие, правда, не забыв перед этим постричься.

Операция «стриженая голова» дорого обошлась старшей вожатой Зое Алексеевой. Аникина мама, добравшись до директора, все ему выложила, и насильственное «пострижение» Аники-воина в юнармейцы стало предметом обсуждения ближайшего педсовета. «Пострижение» было признано непедагогичным, и Зое Алексеевой впервые в жизни был объявлен выговор. «За потворство неразумным действиям своих воспитанников» — было сказано в протоколе. Но все знали, а Зоя Алексеева лучше всех, что множественное число тут имело чисто символическое значение. Под этим числом подразумевался всего-навсего один-единственный воспитанник — командир батальона юнармейцев Спартак Журавлев, действия которого были оценены как ошибочные.

— Пусть ошибочные! — кипятилась Зоя Алексеева. — Учатся на чем? На ошибках! А если ошибок не будет, на чем они будут учиться?

Увы, педсовет не внял Зоиной философии…

В отличие от времен года, которые постепенно сменяют друг друга, смена настроений у старшей вожатой Зои Алексеевой совершалась мгновенно.

Вот она только что весело отстаивала свою точку зрения на ошибки — и вдруг, услышав о выговоре, уткнулась лицом в ладони и заревела. Толстый Иван Васильевич, директор школы, запыхтел, как паровоз, бегая вокруг старшей вожатой со стаканом воды. Остальные тактично разошлись.

Секреты учительской никогда долго не бывают тайнами для учеников. Через час после вынесения выговора старшей вожатой батальон юнармейцев Наташинской школы был поднят по тревоге и бегом — командир впереди — припустился к школе.