«Журавли» и «цапли». Повести и рассказы - Василий Голышкин

— Да. А напишет кто?

— Ты и напишешь.

Женька опять с недоверием посмотрел на брата: против папы учит.

— Я?

— Ты.

Женька очутился между двух огней. Откажешься — брат трусом сочтет. Согласишься — папе насолишь. Что же делать?

— Ладно, — сказал он, — напишу. Под псевдонимом.

Борис усмехнулся:

— На свое имя смелости не хватает?

Женька разозлился: да, не хватает, не всякий может против отца идти. Но вслух ничего не сказал. Однако брат, наверное, догадался. Успокоил:

— Не прицельным по папаше ударим, предупредительным. Ему наш огонь на пользу.

У бывшего моряка и слова морские. Морские не морские, а правильные.

— Ладно, — сказал Женька, — я подпишусь.

И он подписался. Под письмом, которое вскоре появилось в «Зарецком рабочем», стояла Женькина фамилия и его полный титул: «Начальник пионерского лесничества зоны пионерского действия «Восток-1».

Письму предшествовали следующие удивительные события. Вернувшись от брата домой, Женька нашел в ящике для писем фронтовой «треугольник». Сердце у него тревожно забилось. Такие «треугольники» получали те, кого срочно хотел видеть совет дружины. Женька распечатал и прочитал: «Вызов. 8.X. 18.25. Совет дружины». Ясно, сегодня в восемнадцать часов двадцать пять минут (совет любит точность!), но зачем?

Женька посмотрел на часы. Стрелки, растопырив пальцы, показывали на «5». Было время собраться, привести в порядок себя и форму. Дежурный по штабу на порог пионерской не пустит, если не по форме одет: белая рубашка, красный галстук, синий китель с голубыми погонами и эмблемой ракеты… (Дружина «Юные друзья космонавтов». Знай и не роняй марку!)

Пора. У ворот Тузик жалобно поскулил вслед, грустно, по-человечески вздохнул и помахал хвостом.

Шесть часов двадцать минут. Из пионерской вышел горнист и сыграл «сбор общий». А так как все общество, находившееся в данный момент в коридоре, состояло только из одного лица, то есть Женьки, то Женька сразу сообразил, кого касается «общий» призыв, и соскочил с подоконника.

— Евгений Орлов! — крикнул дежурный по штабу, и Женька вошел в пионерскую.

Все встали, приветствуя вошедшего, потом сели, и самый серьезный на свете человек с самой смешной на свете фамилией начальник штаба дружины Лева Смехов, представляя Женьку, еще раз назвал его фамилию: Евгений Орлов.

Но Женька не смотрел на Леву. Он не сводил удивленного взгляда с Ляльки. Такой расстроенной он никогда еще не видел «железную девчонку». Красная, как ее красный галстук, Лялька сидела хмурая и, хотя не хныкала, то и дело дергала носом, как после недавнего рева.

— Где лося видел, Женя?

Женька не расслышал вопроса:

— А?

Старшая вожатая повторила. Женька хмуро посмотрел на Валентину:

— Это был не лось.

— А кто же?

Солгать? Сказать правду? Нет, лучше солгать, чтобы не причинить зла другому.

— Не лось, — промямлил Женька.

— Кто же?

— Лошадь.

Смех разразился сразу, как ливень после удара грома. Дмитрий Васильевич, директор школы, захохотал, как саксофон. Валентина по-девчоночьи захихикала безудержно и бесконечно. Даже самый строгий человек на земле Лева Смехов оправдал наконец свою фамилию.

У Ляльки, зареванной Ляльки, и у той выступили слезы, на этот раз не от рева, а от смеха. Женька не удержался и, злясь на себя за то, что не может удержаться, тоже засмеялся. Он ведь не знал, чем был вызван припадок смеха. То есть знал, что его ответом, но не знал, что, кроме лошади, которую он имел в виду, скрывается за этим ответом. Наконец Лялька переборола себя и сказала:

— Не лошадь, Женя… Не лошадь… Лось… Я показала снимок.

Женька удивленно посмотрел на Ляльку.

Лялька покраснела и отвернулась. Вот она какая, не побоялась позора, призналась в своей лжи. А может, его испугалась, его снимка? И призналась, чтобы опередить? Нет, она знала, что он не скажет. С той минуты знала, когда он мимоходом сунул ей в руки снимок. Знала и все-таки созналась. Женька снова посмотрел на Ляльку. На этот раз с уважением.

Валентина что-то говорила, но он не слышал. Его мысли были заняты Лялькой, ее поступком: а он мог бы так, как она?

— Никакая ложь недостойна честного пионерского, — говорила Валентина. — Только — правда. А правда всегда одна. Даже неприятная. Даже на зло себе.

Лева Смехов встал:

— Начальник штаба зоны «Восток-2» Лариса Сергеева… (Лялька встала.) Штаб всех зон признает твою вину и отклоняет просьбу о взыскании.

Женька понял, почему Лялька зареванная: дорого далось ей признание. А Лева Смехов между тем продолжал:

— Пионер Евгений Орлов. (Женька встал.) Штаб всех зон назначает тебя начальником пионерского лесничества.

Женьке показалось, что он ослышался. Пионерское лесничество? И он — начальник? Розыгрыш, сон? Нет, не сон и не розыгрыш. Его ответа ждут.

— Штаб ждет ответа, — сказал Лева Смехов. — Ты как, согласен?

Женька разозлился. До чего у Левы все просто: согласен — не согласен… Ну, допустим, согласен. Или нет, не согласен. Не это сейчас его волнует, другое: почему его вообще выбрали? Чтобы исправить? Обидно. И если это так, он из чувства собственного достоинства не согласится, умрет, а подачки не примет. С папой-браконьером столкнуть? Еще обидней. Для них его папа ничто, а для него всегда папа. Он от него никогда не откажется. Ни за что. Почему же его выбрали?

Старшая вожатая Валентина, кажется, догадалась, о чем он думает.

— Это я тебя выдвинула, — сказала она и, развернув, показала ему «Зарецкий рабочий».

Он сразу узнал этот летний номер газеты. Там, на последней странице, была фотография. Он — в полный рост, колчан стрел на груди, индийский лук за плечами — стоит, опершись на посох, и подпись: «Лучший следопыт пионерского лагеря зарецкой школы».

— Штаб ждет ответа, — напомнил Лева Смехов.

— Я согласен, — сказал Женька.

Через несколько дней в «Зарецком рабочем» появилась заметка о пионерском шефстве над сохатым новоселом, подписанная начальником пионерского лесничества Орловым-младшим.

Орлов-старший сказал: «Ну-ну», и поздравил сына с выдвижением в начальники.

…Глупые муравьи, они только потому и не поверили в чудо, что были лишены разума. Чудо произошло трижды. Первый раз, когда черные муравьи пошли войной на красных. Напрасно они затевали поход. Какая-то сверхъестественная сила сгребла черное воинство в одну кучу, кинула на ковер-самолет и унесла прочь с поля боя. Красные вхолостую пощелкали челюстями — единственным оружием, которым снабдила их природа, — и тут же забыли о происшедшем. Муравьям не дано помнить. Не запомнили они и второго чуда, когда та же сверхъестественная сила в страшную сушь — ромашки стояли, безжизненно уронив головки, ветерок, чуть живой, маясь от жажды, облизывал восковую листву — спасла муравейник от гибели. Огонек, рыжий всадник, скакал, скакал по полянке, с былинки на былинку, с цветка на цветок, — и прыг к муравейнику. Что кому дорого, тот то и спасает. Муравьи — детолюбы. Расхватали личинки, и ходу из муравейника. А ходу нет. Рыжий всадник саблею машет, все живое губит… Неужели и муравьям-детолюбам каюк? Как бы не так. С неба без туч хлынул дождь, и не муравьям каюк, а рыжему всаднику… С неба без туч… Разве это не чудо? Еще какое. Но глупые муравьи и на этот раз ничему не удивились. Для них никакое чудо не чудо. И хорошо, что так. А будь не так, пропал бы муравьиный народ. Строить муравейники? Сами собой построятся. Защищаться от врагов? Лишние хлопоты. Случится чудо, и сгинет враг. Без труда, без борьбы вымер бы муравьиный народ, а с ним бы и лес: он на муравейнике стоит. Без муравья лесу смерть…

Женька Орлов, начальник пионерского лесничества, идет по своему хозяйству. В отличие от муравьев он наделен разумом и всем происходящим в лесу чудесам может дать научное объяснение. «Ковер-самолет», умчавший армию черных агрессоров с поля боя? Обыкновенное ведро, куда смели черных муравьев руки Женькиных помощников. «Небо без туч»? Дюжина ведер, с которыми по вызову патруля примчалась пожарная команда пионерского лесничества и погасила начавшийся пожар.

Слева от Женьки тащится коротышка Генка Юровец, справа — напролом, по-медвежьи, сопя и отдуваясь, лезет Мишка-толстый. Позади, то отставая, то догоняя впереди идущих, порхает легкая, как бабочка, Оля Румянцева. Женька Орлов, оглядываясь, недовольно косится на Олю-учетчицу: нарядилась… Гнев у Женьки вызывают куцые косички учетчицы с красивыми бантами.

У Генки Юровца на груди бинокль, сбоку — охотничий нож в чехле. На голове, как, впрочем, и у всех других, зеленая пилотка со значком — дубовым листиком — символом лесного пионерского хозяйства. У Мишки-толстого в руках магнитофон. Закончат дела, притаятся и будут записывать голоса птиц.