Граф де Шантелен - Жюль Верн

Следует отметить, что бретонцы — жители городов — стали наиболее ярыми приверженцами республиканской партии и без колебаний вступали в общенациональное движение. От природы люди энергичные, они не останавливались ни перед чем, заходила ли речь о благих делах или о злодеяниях. Федералы из Кемпера и Бреста были первыми «героями», которые десятого августа ворвались в Тюильри[43] и арестовали короля Людовика XVI. Но эти же люди откликнулись и на призыв Учредительного собрания одиннадцатого июня 1792 года, когда перед лицом враждебной коалиции Пруссии, Австрии и Пьемонта[44] оно объявило: «Отечество в опасности!»

Услуги их получили такую высокую оценку, что Бретонский клуб Парижа стал ядром будущего Якобинского клуба,[45] а отделение пригорода Сен-Марсо позднее — в их честь — получило название Финистерского. Кемпер превратился в один из самых оживленных центров общественной жизни страны, чего трудно было ожидать от недавнего уездного городишки, затерянного в бретонской глуши. Местом заседания сторонников Конституции стала бывшая часовня монастыря кордильеров.[46] В городе множились конституционные клубы, и впоследствии по приказу одного из них младенцев будут отрывать от груди кормилицы, чтобы они могли слышать крики «Vive la Montagne!»,[47] а детей постарше заставят, запинаясь, отвечать наизусть «Декларацию прав человека».[48]

Между тем власти Кемпера вскоре осознали положение вещей и, поняв, куда движется революция, решили дать задний ход. Они запретили издание некоторых газет, таких, например, как «Друг народа» Марата.[49] Реакция Парижа не заставила себя ждать: Коммуна[50] направила в Кемпер консула, чтобы образумить городские власти. Жители Кемпера заключили его в форт Торо. Теперь их голос против монтаньярской фракции в Конвенте звучал даже громче, чем выступления жирондистов[51] в Париже. Готовясь отстаивать свои позиции с оружием в руках, Кемпер и Нант отправили в столицу две сотни вооруженных добровольцев. Ответом стал декрет, обвиняющий власти Кемпера в массовом неповиновении. Но после смерти Людовика XVI, после расправы над жирондистами, когда в обезумевшей стране господствовал режим террора, левым реакционерам Бретани стало не до Кемпера — у них появилось много других дел.

Однако если жители городов в основном приняли революцию, то деревня проявила непокорность, и в первую очередь по отношению к священникам, присягнувшим новой власти: последние с позором изгонялись крестьянами. Затем, когда вышел закон о воинской обязанности, недовольство крестьян Финистера, Морбиана, Нижней Луары и Кот-дю-Нор уже трудно было сдержать. Генерал Канкло едва справлялся с ними при помощи армии и муниципальной милиции, а девятнадцатого марта у Сен-Поль-де-Леона вынужден был дать настоящее сражение по всем правилам военного искусства.

Тогда Комитет общественного спасения решил принять к непокорным городам и деревням самые строгие меры. Посланные им проконсулы Гермер и Жюльен установили власть санкюлотов[52] на всей территории Бретани и особенно в Кемпере. С собою они привезли «Закон о подозрительных» — произведение Мерлена де Дуэ,[53] — составленный в следующих выражениях:

«Считаются подозрительными:

1. Лица, которые своим поведением или связями, устными или письменными высказываниями показали себя сторонниками тирании, федерализма и врагами свободы;

2. Лица, которые не смогут указать источник средств к существованию и подтвердить свою благонадежность;

3. Лица, признанные неблагонадежными;

4. Бывшие дворяне, их мужья, жены, отцы, матери, сыновья или дочери, братья или сестры, а также отдельные эмигранты, которые не доказали свою неуклонную приверженность делу революции».

Вооруженные этим законом, посланцы Комитета общественного спасения стали хозяевами департамента. Кто мог вообразить себя недосягаемым для подобных революционных указов? Невозможно было найти человека, который не подпадал бы в той или иной степени под действие этих жестоких статей. Начались повальные репрессии, и жесточайший террор стал единственной формой правления на всей территории департамента Финистер.

Гермера и Жюльена сопровождал помощник — один из многочисленных агентов Комитета общественного спасения, ничтожный винтик огромной машины. Это был тот самый Карваль, которому поклялся отомстить Кернан.

Мужчина среднего роста, с печатью ненависти, подобострастия и злобы на лице — каждый новый порок оставлял на нем свои стигматы. Он казался человеком неглупым, но, присмотревшись, можно было безошибочно заключить, что определяющей чертой его характера является трусость. Как и многих героев революции, страх делал Карваля жестоким и жестокосердным одновременно — и ничто не могло пробудить в его сердце жалость к другим.

Добравшись до Парижа, этот негодяй стал завсегдатаем клубов, где собирались революционеры. Он присоединился к ним и часто сопровождал их делегатов, так как отлично знал департамент Финистер. Все это время им владела идея мщения той земле, которая изгнала его. Вооружившись «Законом о подозрительных», этот человек без труда мог привести в исполнение свои угрозы в отношении семьи де Шантелен.

Четырнадцатого сентября, на следующий день после прибытия в Кемпер, Карваль начал действовать. Разыскав Гермера, он сказал ему:

— Гражданин, мне нужна сотня гвардейцев.

— Что ты собираешься с ними делать? — спросил Гермер.

— Надо кое-кого навестить в родных краях.

— Где же это?

— Во владениях де Шантеленов, между Плугастелем и Пон-л’Аббе. Там целое гнездо вандейцев!

— Ты уверен в том, что сведения точны?

— Уверен! Завтра я доставлю тебе и отца и мать.

— Не упусти выводок! — добавил со смехом проконсул.

— Не беспокойся, я знаю свое дело. Вчера я наткнулся на гнездо дроздов и хочу выучить их свистеть «Ça ira!»[54]

— Ступай же, — сказал Гермер, подписывая приказ, о котором просил Карваль.

— До встречи, товарищ! — произнес Карваль, уходя.

На следующий день он вышел из города во главе отряда отборных головорезов и в тот же день прибыл в поместье Шантелен.

Крестьяне, завидев Карваля, которого они хорошо помнили, поднялись на защиту своей благодетельной госпожи. Вступив в неравную схватку с карателями, они понимали, что их ждет либо победа, либо — смерть. Но победа досталась не им.

Графиня находилась в замке рядом с дочерью, аббатом Фермоном и слугами и с нескрываемым беспокойством ожидала исхода сражения. Ожидание длилось недолго: Карваль во главе отряда гвардейцев ворвался в покои с криком: