Затаив дыхание - Дин Кунц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мерлин поднялся так резко, что стукнулся головой о стол. Получить сотрясение мозга волкодав не мог. Скорее перевернул бы стол.
Когда Мерлин вышел из кухни в коридорчик, ведущий в гостиную, Грейди положил вилку, закрыл книгу и застыл в ожидании лая. Через полминуты, не услышав ни лая, ни царапанья о пол когтей возвращающегося сына Ирландии, вновь раскрыл книгу.
В тот момент, когда Грейди взялся за вилку, Мерлин вернулся к двери на кухню, где и застыл с написанной на морде тревогой. Он как бы говорил: «У нас проблемы, папуля. И что мне делать?… Обучиться азбуке Морзе и отбивать буквы хвостом?»
— Хорошо, — Грейди поднялся со стула.
Пес тут же поспешил в переднюю часть дома. Грейди нашел его не в гостиной, а в прихожей, спиной к парадной двери. Навострив уши, Мерлин смотрел на лестницу, ведущую на второй этаж.
В комнатах наверху царила тишина, как, собственно, и всегда. Да разве могло быть по-другому в доме, где жили мужчина и собака, которая практически никогда не отходила от него.
Тем не менее Мерлин быстро взбежал на второй этаж и скрылся в коридоре, прежде чем его хозяин успел подняться на три ступени.
Добравшись до верхней лестничной площадки, Грейди включил свет. Войдя в приоткрытую дверь спальни, нашел собаку у окна, выходящего на крышу переднего крыльца: что-то, находящееся за стеклом, встревожило Мерлина.
В спальне Грейди зажигать лампы не стал. Поскольку свет из коридора немного разгонял темноту, Грейди видел, что за окном луна посеребрила белый ствол березы и ее осеннюю листву, которую днем солнце превращало в золото.
Грейди направился к Мерлину, но, прежде чем успел наклониться к окну, послышалось быстрое постукивание. Судя по звукам, несколько ног (или лап) торопливо пересекали крышу крыльца.
Хотя Мерлину хватало роста и он мог смотреть через нижнюю половину окна, стоя на полу, пес поставил передние лапы на подоконник, чтобы лучше видеть.
К тому времени, когда Грейди занял место рядом с волкодавом и прижался лбом к холодному стеклу, шум прекратился. Тот, кто бежал по крыше крыльца, теперь перебрался на березу.
В эту безветренную ночь нижние ветки сначала дернулись, а потом принялись подрагивать от движения наверху. И пока кто-то карабкался вверх по стволу, дерево открыло осенний кошель и принялось сорить богатством-листьями.
Грейди отодвинул шпингалет, но не успел поднять нижнюю раму, как те, кто поднимался по дереву, перепрыгнули на крышу дома: один удар, сразу же за ним — второй. Судя по звукам, оба существа продвигались по шиферным плиткам к коньку.
Мерлин, его передние лапы по-прежнему опирались на подоконник, повернул голову к потолку.
— Может, еноты, — предположил Грейди.
Пренебрежительно фыркнув, волкодав вернулся на пол всеми четырьмя лапами, развернулся хвостом к окну, наклонил голову, прислушиваясь.
Камин спальни находился точно над камином гостиной. Металлический грохот и треск, эхом отразившийся в дымоходе, притянул Мерлина к очагу.
Что-то на крыше проверяло прочность медного колпака над трубой, гасящего искры. Грейди ставил колпак сам и знал, что снять его непросто.
Поскольку огонь не разжигали, дымоход и топочную камеру разделяла заслонка. Если бы что-то и проникло в дымоход, оно не смогло бы пробить стальную пластину и попасть в спальню. Оставив медный колпак в покое, путешественники-по-крыше начали спуск по западному скату.
Когда звуки сместились к задней части дома, Мерлин поспешил из спальни. Грейди добрался до верхней ступени лестницы аккурат в тот момент, когда волкодав оказался внизу.
Спускаясь, задался вопросом: а запер ли он дверь на кухню, когда они вернулись домой после вечерней прогулки? Потом у него возник другой вопрос: откуда взялась тревога?
И он не мог отрицать, что испытывал если не страх, то беспокойство, пока искал Мерлина на первом этаже и обнаружил на кухне. Собака стояла у двери. Хотела выйти.
Грейди замялся.
ГЛАВА 9Картофель хранился в большом помещении, за тяжелой дубовой дверью, обитой железом, будто сокровище, которое следовало оберегать.
На глубоких полках во множестве стояли вентилируемые корзины, в каждой картофелины лежали в три слоя.
И только на верхних полках корзин было поменьше. Встав на высокую табуретку, Генри Роврой поставил оба чемодана с наличными на самую верхнюю полку, прислонив их к стене.
Спрыгнув с табуретки, он чемоданы уже не видел. Вернулся на кухню. Через пару дней он собирался перепрятать деньги в более надежное место.
Поскольку сохранность картофеля Генри не интересовала, он решил выбросить и корзины со всем содержимым, и полки. А картофельный погреб, после должной реконструкции, мог стать идеальным жилищем для женщины, если он таки привел бы ее в дом.
В спальне Джима и Норы он выбрал себе нижнее белье, носки, джинсы, байковую рубашку и рабочие ботинки из ограниченного гардероба Джима. Хотя мышцы у Генри были более дряблыми, одежда подошла ему идеально.
Рубашку Джим покупал в «Уол-Марте», а не у «Л.Л. Бина»[5]. Джинсы предназначались для работы и езды верхом, а не для воскресных прогулок в парке. О рабочих ботинках можно было не говорить. В такой одежде Генри даже почувствовал себя другим человеком.
Оставив плечевую кобуру с пистолетом и запасную
обойму на кровати, он уложил дорогую одежду и обувь в рубашку, свернул в куль и обвязал рукавами. Одежде предстояло лечь в могилу вместе с его братом и невесткой.
Встав перед большим зеркалом, Генри обратился к своему отражению: «Посмотри на себя, Джим… с того света».
Голос, во всяком случае для его уха, не отличался от голоса брата.
Те, кто знал Генри в прошлой жизни, не узнали бы его, увидев сейчас. Только одежда гарантировала бы, что они смотрели бы сквозь него. Деревенщина, прилетевший из глубинки, с которым общего у них было только одно: они родились от мужчины и женщины.
На кухне, у раковины, Генри собрал картофелины, которые чистила Нора, и бросил их в помойное ведро.
Обследовав кладовку и холодильник, Генри обнаружил отличные сосиски, приемлемые сыры, свежие яйца, банку с красными перчиками и вполне съедобный батон белого хлеба, испеченный из такой белой муки, что на срезе он поблескивал, будто радиоактивный.
Он открыл три бутылки «Каберне совиньон» неизвестных ему виноделен. Только третья годилась для питья. Если Джим и Нора могли позволить себе лишь такое вино или, хуже того, если именно подобное вино они полагали хорошим… что ж, тогда, увы, в могиле им будет даже лучше.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});