Остров преступников - Збигнев Ненацкий

Поехав вдоль опушки, я нашел вскоре просеку. Потом, сделав большой круг, я оказался на том же месте. Но теперь я был с «самом», а он не забрался бы крутыми склонами оврага.

Прежде чем поставить палатку, я нагрел на спиртовке в кастрюльке воды и позавтракал крепким кофе с несколькими ломтиками хлеба, сдобренными плавленым сыром. Потом еще раз осмотрел свои запасы продовольствия и убедился, что могу здесь остаться по крайней мере дня на три.

Потом я принялся натягивать палатку и провозился с ней до полудня. Солнце поднялось уже высоко и хорошо припекало. Я надул матрас, разделся и лег на него загорать.

Вдруг что-то просвистело в воздухе и вонзилось в землю. Я осмотрелся и увидел стрелу, торчащую в траве в трех шагах от меня.

Я вскочил.

— Вильгельм Телль, — сказал я, — не делай глупостей! В кустах заброшенного сада что-то зашуршало. Из-за деревьев вышли лучники. Они весело улыбались.

— А мы вас нашли, — произнес Телль. — Нашли, хоть вы и пытались скрыться и всех обмануть.

Я пожал плечами.

— Никуда я не убегал и никого не обманывал. Просто, как говорится, сменил место жительства и все.

— Мы пошли сегодня утром к реке навестить вас, — начал Телль. — И смотрим — от палатки и след простыл. «Что с господином случилось?» — Думаем. А Соколиный Глаз показывает нам следы автомобиля и объясняет: «К Томашу Бродяге наведался кто-то на машине и он уехал». Потом женщина из лагеря антропологов, кажется, руководитель экспедиции, сказала нам, что чья-то странная машина направлялась утром в лес. Мы отправились по дороге в лес и сразу увидели на песке следы шин.

— Я проехал по этой дороге дважды, — сказал я, — вчера вечером и сегодня утром. Туда и обратно.

— Ну, это мы увидели, — отозвался Соколиный Глаз. — Потому что одни следы шли поверх других. Одни кто-то оставил раньше, а вторые позже. Мы и пошли по тем поздним…

— Вы следите за мной! — Притворно возмутился я. Они улыбнулись:

— Нет! — Покачал головой Вильгельм Телль. — Просто мы искали вас, чтобы спросить, не нуждаетесь ли вы в нашей помощи?

— Опять вас обязали сделать какой-то хороший поступок? — Спросил я.

— Да.

— Сегодня мне ничего не надо. Как видите, я способен и сам справиться.

Все время, разговаривая, ребята внимательно присматривались к моему автомобилю.

Где вы нашли себе такую колымагу? — Спросил Выверка.

— Это — наследие моего дяди Стефана Громилла. Это был необычный чудак, — сказал я. — Но машина очень хорошая.

— А вы тоже чудак, — сказал Телль. — Зачем вы сняли палатку с того холма над Вислой?

— Потому что здесь лучше…

— Нет, там было лучше.

— Это дело вкуса, — уклончиво ответил я.

— Вам не понравились антропологи? — Спросил Телль.

— Может, — буркнул я. Врать мне не хотелось, а посвящать ребят в свои дела я не собирался.

А ребята разбежались по моему новому лагерю, заглядывали в каждый уголок, под каждый куст, рыскали в траве.

— Когда-то на этом месте была чья-то усадьба, — сказал Телль.

— Это было лет двадцать назад, не больше, — добавил Соколиный Глаз.

— А как ты узнал, что лет двадцать назад? — Спросил я.

Парень показал мне на несколько сосен.

— Им не более двадцати лет. Я разбираюсь в этом, потому что мой отец лесник. Эти сосны выросли в саду, а значит, произошло это тогда, когда хозяев уже не было.

— Посмотрите-ка сюда, — сказали ребята. — Здесь стоял дом. Небольшой, деревянный, на фундаменте, вот в земле остался еще кирпич от фундамента. А здесь был хлев, маленький, вероятно, на одну корову и одну лошадь или на две коровы. А там дальше — погреб для картофеля, от него осталась только яма.

— Я знаю, — сказал Соколиный Глаз, — здесь была когда-то лесная сторожка.

— Откуда ты знаешь? Соколиный Глаз важно объяснил:

— Потому что она в лесу. Крестьянскую усадьбу поставили бы на опушке, около поля. Да и не видно, чтобы здесь был когда-то овин, и для двора здесь мало зданий.

Он был прав. Тогда я спросил ребят, уверенный, что они не смогут мне ответить:

— А что случилось с лесной сторожкой? Почему она разрушена?

Ребята опять бросились шарить и через мгновение принесли какие-то доски.

— Сторожка сгорела. Видите, обгоревшие доски. А посмотрите, пожалуйста, на старую грушу. Она росла у самой хижины. Когда загорелась крыша, то пламя задело и грушу. Дерево теперь с той стороны сухое, искалеченное огнем. Никогда уже не зазеленеют его ветви.

— Согласен, — кивнул я головой. — Все то, что вы сказали, похоже на правду. Одного только нельзя выяснить: кто жил в сторожке?

Ребята рассмеялись.

— Мы и это знаем. Прошло уже две недели, как мы стали здесь лагерем, поэтому историю о Барабаше и лесничем Габрищаке каждый слышал не раз. Здесь жил Габрищак. Барабаш выманил его отсюда, а сторожку сжег.

— Да-а! — Пробормотал я смущенно.

Теперь я заинтересованно смотрел на ребят. Вильгельму Теллю было не больше одиннадцати лет, и для своего возраста он был невысокий, худощавый, имел продолговатое загорелое лицо и темные волосы. Черника был веселый, круглый, розовый от солнца, цвета не совсем спелой черники. Соколиный Глаз отмечался длинным носом, который придавал его лицу выражение чрезвычайного любопытства. Парень всегда наклонял голову и присматривался ко всему исподлобья, а его длинный нос постоянно к чему-то принюхивался.

— Не могли бы вы подвезти нас на своей машине? — Попросил Черника.

— С удовольствием, — ответил я. — Но я не смогу забрать всех пятерых сразу. Да и боюсь оставить в лесу свои вещи и палатку.

Решили, что двое гарцеров останутся стеречь мое добро, а трое, то есть Вильгельм Телль, Соколиный Глаз и Черника, поедут в «саме».

— Куда бы вы хотели отправиться? — Спросил я, когда мы выехали из просеки.

— На военное кладбище. Там так хорошо, — восторженно воскликнул Вильгельм Телль.

Сначала надо ехать по дороге, которая пролегала оврагом, над которым стоял мой шатер. Далее, по совету ребят я свернул налево, на широченную просеку. Вскоре мы увидели небольшую поляну, где среди кустов виднелись покосившиеся березовые кресты. На некоторых висели старые простреленные каски, — такие носили когда-то польские солдаты.

— Вот, — сказал Телль, — кладбище польских солдат, они погибли в бою с немцами в 1939 году. Наш гарцерский отряд вчера взял обязательство навести порядок здесь.

— А вы были на Барабашевом острове? — Спросил Черника.

— Я не слышал о таком острове.

— Это остров на Висле. Там полегла вся Барабашева банда. Похоронили бандитов всех вместе, в общей могиле посреди острова.

Мы вышли из машины.

— Пойдем в глубь кладбища, — предложил Телль. — Там есть большой камень. Можно вырезать на нем какую-нибудь надпись.

— Вот если бы на латыни, — сказал Соколиный Глаз.

— Зачем на латыни? — Удивился я.

— Да оно красиво звучит. Например: «Ducle et decorum est pro patria mori», то есть: «Славно и почетно умереть за родину». Я видел такую надпись на Повонзковском кладбище в Варшаве.

Кладбище было совсем заброшено. Трава достигала нам до пояса, могилы ввалились и заросли густым кустарником. Я насчитал их до шестидесяти. Ветер наклонил, а то и повалил деревянные кресты.

Соколиный Глаз, шедший впереди, вдруг отскочил в сторону.

— Скорее! Посмотрите сюда! — Крикнул он.

Мы подбежали. Соколиный Глаз пролез в кусты и мы увидели на примятой траве мертвую серну в луже застывшей крови. Серна была уже холодная, видимо, подохла еще ночью. На шее у нее была кровавая рана.

— Браконьеры, — объяснил Вильгельм Телль и подозрительно посмотрел на меня.

Я понял этот взгляд и сказал:

— Наверное, вы обратили внимание, что я не имею никакого оружия. Но я помню, что прошлой ночью, точнее поздно вечером, я слышал как в лесу кто-то трижды выстрелил.

— Мы это тоже слышали, — подтвердил Черника.

— Браконьеры, — мрачно повторил Телль. — Они ранили серну в шею, но она убежала и вот здесь упала мертвая.

Соколиный Глаз уже рыскал по кладбищенским кустам.

— Ты прав, Телль, — крикнул он, — здесь видны следы крови на листьях и на траве. Раненая лань бежала и браконьеры не нашли ее, ибо видимо, не имели с собой собаки.

Мертвое животное смотрело на нас широко открытыми стеклянными глазами, в которых, казалось мне, застыло страдание.

— Лесник Марчак предостерегал нас от браконьеров и просил обращать внимание на каждого подозрительного человека, бродящего по лесу, и докладывать ему, — объяснил Вильгельм Телль. — Мы, видно, плохо сторожили. Серну убили у самого нашего лагеря.

— Если вы думаете на меня… — начал я, но Телль прервал меня:

— Не про вас речь. Браконьеры стреляли здесь зверей еще до того как вы приехали. Они бродят в этом лесу уже два года. Лесник говорил, что не может ничего сделать, потому что его сторожка на той стороне леса. Здесь была когда-то эта хижина и Барабаш ее сжег. А новой, к сожалению, не поставили.