Что будет дальше - Lidia Step
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да пусть он ходит хоть в хрустальных башмачках, мне это неинтересно. Я думаю, это он должен сказать мне «спасибо», хотя бы за то, что я даю людям почувствовать значимость их труда и пишу о том, что имеет реальный смысл, иначе эту газету не читала бы даже я. Вы можете спросить мнение незаинтересованного лица. И еще, пусть скажет «спасибо», что за такие копейки я вообще прихожу на эту работу.
— Да что ты говоришь! Я так и сделала, представляешь! Екатерина подтвердила мои слова, поэтому твоя статья в помойке, — вот сучка. У меня больше нет подруги.
— В таком случае, пусть Екатерина напишет лучше, а я не хочу больше здесь работать. Я считаю, то, что я сделала — это работа, которая стоит больше любых ботинок. Люди — главная ценность компании, и речь идёт не про одного человека. Раз вы не видите этого — я закончу этот бессмысленный диалог, — на этот раз я выхожу из кабинета, и вижу, как половина офиса стоит у двери. Они подслушивали и не ожидали такого резкого поворота событий. Я пробегаю мимо и не реагирую ни на чьи слова. Мне не нужна поддержка.
«Че встали? Пошли все работать быстро, у вас есть ровно три секунды!» — доносится до меня голос Неждановой, пока я спускаюсь по лестнице на свой этаж. Я забегаю в туалет и закрываюсь. В эту же секунду слезы начинают литься рекой из моих шокированных орбит. Мне очень обидно, и я чувствую себя униженной. Она не имела никакого права так со мной обращаться. Я держу слезы до последнего, и не показываю их людям. Но настолько опухшие глаза скрыть было уже невозможно.
Прошло где-то минут пятнадцать. Я возвращаюсь в свой кабинет и собираю все вещи.
— Агата, я…не хотела, чтобы…
— Закрой дверь.
— Послушай, я…
— Кать, ты дура? Что я сказала непонятного? — на работе не бывает дружбы. Всех интересует только собственный зад.
Через три минуты я выхожу из кабинета и очень надеюсь не встретить никого на своём пути. Не удалось. Несколько моих коллег уже обсуждают произошедшее.
— Агата! Ну это фурор! Вот это ты дала жару этой овце, так и надо. Она умеет только хорошо работать тазом, а ты умеешь хорошенько поработать головой.
— Нет, я умею и то, и другое, — придурки. Проваливали бы лучше работать. Уверена, что ей в лицо они скажут совсем иные вещи. Никому нельзя доверять. Дерзко не поддерживаю беседу и выхожу из здания, после чего проверяю в телефоне расписание автобусов. У меня есть 20 минут. Иду не спеша на остановку и думаю, как все могло так разом на меня свалиться. Оборачиваюсь на здание с прозрачными панорамными окнами, и один его вид почти вызывает у меня рвотный рефлекс. Я уверена, что сегодняшняя сенсация — горячий пирожок для всех в этом офисе, в таких местах такое любят перетирать до дыр: в туалете, в зоне для курения, у кофемашины, на стойке у секретаря, по телефону, в постели…
Пошел дождь, но я даже не тороплюсь добежать до остановки. Я не думаю даже о том, что моя тушь превратилась в черные подтеки под глазами, то ли от дождя, то ли от слез. Это состояние стало для меня чем-то вроде нормы, я забыла, когда в последний раз была просто спокойна. Эти две недели были моим выживанием. Нет ничего хуже разбитого сердца — это самая опасная болезнь. Если вовремя не оправиться, то вся жизнь может пойти под откос. Я до последнего не верила, что наша история может так закончиться, и совершенно наивно полагала, что мы со всем справимся, что он со всем справится.
Внутри начинает жечь, когда подъезжает мой автобус. На улице так темно от туч, у меня создаётся впечатление, что сейчас не меньше девяти часов вечера, либо это просто мое обостренное восприятие. Я зашла в автобус, оплатила проезд и заметила, как буквально каждый человек смотрит на меня. Они, наверное, думают: «У нее произошло что-то ужасное».
Сажусь на кожаное коричневое сиденье и смотрю в окно. Я выучила уже каждый дом, каждый закоулок этого маленького города. Пытаюсь вспомнить, видела ли вообще в этом заброшенном частном секторе людей, в миг дома показались мне безлюдно одинокими. Как бы я хотела сейчас увидеть его. Как он бежит по тротуару, чтобы обнять и сказать: «Я рядом, все хорошо, они получат по заслугам!». Рассматриваю лица прохожих, но его среди них нет. И не будет. Из моих глаз снова потекли слезы.
Расставание — это всегда потеря. Я потеряла не только человека, которого безмерно любила, не только надежду на наше определенное совместное будущее, не только возможность существования в пределах одной реальности под названием «отношения», я потеряла гораздо больше — себя. Мне казалось, что моё имя не идет отдельно от его имени. Мой консервативный склад ума не мог смириться с тем, что не вся любовь — это навсегда. Я всегда хотела, чтобы в моей жизни был один мужчина, с которым я буду строить свою семью, с которым у нас появятся дети, и на улице возле нашего дома будут расти розы. Как же все это оказалось глупо!
«Агата, я хотел бы передать тебе это письмо прямо в руки, но смотреть тебе в глаза я не смогу. Всё, что есть в моей жизни — всё благодаря тебе. Я сожалею, что совершил такие действия, но…по-другому я не смог. В самые трудные моменты я готов быть рядом, готов подставить тебе своё плечо. Я не буду говорить тебе те три слова, чтобы дальше тебя не обижать. Ты — лучшее сокровище, которое я отыскивал, прости меня».
Эти слова были прочитаны такое количество раз, что теперь каждое слово я помню наизусть. Я анализировала каждую букву, каждую запятую этого письма, пыталась распознать, что означала дрогнувшая рука на месте «те три слова», но из раза в раз я только захлебывалась в собственных страданиях. Как. Он. Мог. Так. Поступить.
Сложно понять конкретно, из-за чего мне было
