Белоснежный роман - Татьяна Алюшина

Высокая, крупная, но не толстая, а такая «сбитая», крепенькая дама неопределенных после тридцати пяти лет, мягко скажем так, девушка явно пожившая, с низким декольте на платье с леопардовым принтом в облипочку, плотно затянувшим тело в нечто до состояния колбасы «Вязанка» с выпирающими из сетки бочкáми, с весьма ярким и тяжелым макияжем, в своеобразной, специфической прическе – длинные блондинистые до желтизны волосы ниже лопаток в мелких спиральках химической завивки типа вермишели «доширак».

Полную законченность образу придавали массивные золотые украшения, развешанные по всему фасаду.

Да, красота! Насте очень понравилась.

И тетка такая живая, удалая, явно заводная по характеру, хохочет, откидывая голову назад, над всеми подряд шутками сидящего с ней за столом и явно заигрывающего от всей своей мужской лихости кавалера.

Кстати, кавалер тоже весьма колоритен. Типаж – супер!

Мужичок около сорока, молодящийся и понтующийся в прикиде а-ля поход любой сложности и назначения – брюки типа милитари со множеством карманов, рыжие ботинки с высокими бортами, белоснежная футболка и поверх нее жилет со всякими карманами-приспособлениями для охоты и рыбалки. Эдакий бывалый человек леса, охотник. И при всей этой экипировке все на месте – явно наметившийся животик, тяжеловатый задок и прическа в стиле «Василиса атомного апокалипсиса».

В том смысле, что Василиса-краса длинная коса. Это когда имеется лысина, обрамленная остатками длинных волос, схваченных резинкой в жиденький хвостик.

Им было хорошо и интересно вместе – они явно только недавно познакомились и полностью погрузились в завлекательные межполовые игры, строили глазки друг другу, шутили, хохотали и были более чем довольны происходящим, выпивали под это дело и закусывали.

И слава богу, и все им в помощь!

И в конце концов, как сказал Жванецкий: «Каждый мужчина носит в себе чье-то счастье». Может, вот этот конкретный «Василис» носит в себе счастье именно этой крупной дамы.

И Настя, почувствовав неожиданное смущение и неудобство душевное, пожурила себя за скепсис и иронию, с которой рассматривала их и мысленно раздавала оценки, подбирала эпитеты – люди как люди.

Вот такие, вполне возможно, даже очень замечательные.

Просто ей всегда было интересно наблюдать за людьми, за их поведением, манерами, жестами – оправдалась она, испытывая легкое чувство вины.

Тут из компании мужиков в центре ресторана поднялся один и под громкие подбадривающие выкрики друзей направился в ее сторону.

Делегат, поняла Настасья и вся подобралась.

Вот совершенно точно было понятно, что идет он конкретно к ней, и она даже знала зачем. Впрочем, второе было настолько очевидным, что гадать и не приходилось.

– Девушка, – оперевшись о спинку соседнего стула и обдав ее стойким запахом спиртного, подкрепленного закуской, в состав которой явно входил чеснок, обратился он к ней с заигрывающими интонациями в голосе, – присоединяйтесь к нашей компании. Мы хорошие ребята и вас не обидим. А то смотрим, сидит такая красавица и в одиночестве.

Мужик был фигуристый, поджарый и даже где-то интересный внешне. Лет за сорок и явно не простой работяга, что-то начальственное в нем считывалось однозначно.

– Благодарю вас, – заулыбалась ему самым радостным образом Настасья и сделала расстроенное лицо, – но, к сожалению, у меня срочная работа, и я вынуждена вам отказать.

– Какая работа, милая девушка! – возмутился мужик. – Метель, самолеты не летают. Мы все здесь застряли…

– Вас как зовут? – добросердечно спросила Настя, перебив его.

– Константин.

– А по батюшке?

– Ох! – даже испугался тот, – давайте без батюшки.

– Хорошо, без батюшки, – приняла Настя. – Константин, вы ведь понимаете, что такое работа, которая приносит единственный доход. Вот у меня такая. И если я ее не сделаю, то потеряю очень много денег. Так что, извините, но вынуждена отказаться от вашего предложения, – и развела руками, выражая безнадежную покорность перед натиском обстоятельств. – Пойду засяду за компьютер.

Поднялась с места, кивнула ему, прощаясь, и, стараясь не спешить, двинулась в сторону выхода из ресторана.

Настя никогда не хамила таким вот подкатывающим кавалерам, по печальному опыту своей хорошей знакомой зная, что это может быть сильно небезопасно и иметь очень неприятные последствия. Особенно когда мужчина под градусом, да еще и на виду компании выпивших не меньше него друзей, делегирующих его показать свою удаль и подбадривающих добровольца с мест.

Ладно, перекусили, и на самом деле пора возвращаться к работе, размышляла она, расплачиваясь с официантом, которого остановила по пути к выходу из ресторана.

Вскоре она настолько погрузилась в работу, что несколько часов пролетели совершенно незамеченными, и о том, что пора бы уже иметь совесть перед собственным организмом и спать-почивать, ей напомнил будильничек ровно в полночь.

И сразу обнаружилось, как сильно она устала и спать хочет ужасно, и, поругивая себя за то, что не выставила время на будильнике хотя бы часов на десять, Настя поплелась умываться. А перед сном глянула в оконце и обомлела – задувало там всерьез, крутило, вертело снежными вихрями так, что рамы потрескивали от напора.

«Ужас какой-то!» – почти восхитилась Настя и, быстренько забравшись в кровать под теплое одеяло, практически сразу уснула.

Под утро Вольскому приснилось что-то удивительно приятное, постепенно превращавшееся в горячо эротическое, тревожащее, будоражащее и вызывающее острое желание.

Он и проснулся, продолжая испытывать это приятное горячее желание, и подивился своей живости, обнаружив стойкую утреннюю эрекцию.

Ну вот и здрасте! Отдохнул так отдохнул, ничего не скажешь!

Собственно, чтобы успокоиться, вариантов имелось два – контрастный душ или известный от начала времен мужской способ. Имелся еще и третий, куда как более приятней первых двух – женщина в постели, но за неимением таковой в данный момент приходилось выбирать из реально возможных.

Он выбрал душ.

Стоял под контрастными горяче-холодными хлесткими струями воды и думал о девушке Насте, и улыбался своим мыслям и воспоминаниям.

Он заприметил ее сразу, когда она, осторожненько ступая и везя за собой стильный небольшой чемоданчик на колесиках, пробиралась между рядов кресел в его сторону, старательно обходя багаж, наваленный в проходе, людей, чьи-то вытянутые вперед ноги, детей, играющих тут же.

Невысокая, стройная, но не худышка, длинные светло-русые волосы пшеничного цвета, собранные в хвост. В распахнутой тонкой дубленочке ниже колен, подбитой серым мехом, в сапожках на низком каблуке и – что особенно его поразило – в платье. Сейчас встретить женщину не в джинсах или брюках большая редкость, а чтобы еще и в дороге – переезды-перелеты, так и вовсе чудо из чудес. А вот эта девушка была в симпатичном платье серо-синих оттенков.

Почему-то он сразу понял, что направляется она именно к нему, нацелясь на свободное кресло рядом, и поглядывал с удовольствием на девушку, прячась в поднятом воротнике и маскируясь под спящего пассажира.

Смотрел на нее и думал:

«Какая девочка! Ах ты ж, господи, какая девочка!»

Вблизи она оказалась еще лучше, чем издалека, но толком рассмотреть ее все никак не удавалось – приходилось изображать глубокий сон.

Максим мысленно похохатывал, стараясь ничем не выдать своего веселья, наблюдая и слушая, как она стаскивает его багаж с сиденья, и чуть не выдал себя окончательно, еле сдержавшись, чтобы не рассмеяться в голос, когда она, тихонько сопя от усердия, толкала его баул ножкой от себя подальше.

Нет, ну просто замечательная девушка!

Он сразу понял и определил, что непременно приударит за ней. И всерьез так приударит! И поухаживает со значением. И, скорее всего, времени для этого у него будет предостаточно, потому как ему лично было абсолютно очевидно, что уже никто никуда сегодня из этого аэропорта не полетит.

А когда он «проснулся» и смог разглядеть ее детально и подробно, то словно хороший такой хук в солнечное сплетение получил, и сердце ёкнуло, стукнуло, и что-то такое с ним сделалось непонятное.

У нее была гладкая, бархатистая кожа лица, немного курносый носик, упрямый круглый подбородочек, и она глядела на него темно-синими, какими-то васильковыми глазами, в которых первый невольный испуг от его «пробуждения» и словесного нахрапа сменился вдруг смешливыми искорками и задором.

Вот точно, именно – девчоночьим, неподдельным, настоящим озорным задором.

А потом она запрокинула голову и рассмеялась…

Душ здорово взбодрил.

Вот и хорошо, а то он, как груздь соленый, был в расслабленно-дурном состоянии, которое наступает, когда сильно переспишь.

А он и переспал. Проснулся вчера вечером около девяти – ужинать уже поздно, хотя можно было бы заказать что-то в номер, да и в ресторан спуститься, но чувствовал он себя помятым, вялым, немытым и все еще сонливым и уставшим. Да и есть не хотелось.