Рэкет по-московски - Василий Веденеев

Николай Евгеньевич на мгновение испытал суеверный ужас: откуда баритон мог знать о его мыслях насчет магнитофона? Но тут же успокоил себя — сейчас все читают приключенческие романы, смотрят западные фильмы. Вполне естественно на всякий случай пугнуть своего собеседника.

Да, поговорили. Но делать что-то надо: судя по всему, баритон — мужик настырный и не отвяжется. Заявить на него в милицию? А что там сказать? Звонит, мол, неизвестный дядя и предлагает спустить кому-то дополнительные фонды за приличную премию? Кому и сколько? Но я, граждане милиционеры, этого не знаю, так же как не знаю, кто дядя и почему звонит?

Ну, а делать-то что? Согласиться и посмотреть, что за этим последует? Вдруг назовут руководителей управлений или трестов — станет яснее, откуда ветер дует? Но баритон уклоняется от встреч, ничего прямо не говорит и может просто продиктовать: что и какому управлению дать дополнительно. Потом сиди и гадай, а приличная премия — дело весьма эфемерное: сейчас манят ей, словно наживкой, а после покажут кукиш из-за угла.

И вдруг осенило: Борис Иванович! Вот кто может дать дельный, действительно дружеский совет — иронично-циничный Борис Иванович Усов, всегда удивительно правильно судивший обо всех делах, непревзойденный предсказатель служебных катаклизмов, друг и приятель многих высокопоставленных людей, да и сам человек заметный, всегда даривший Филатова благорасположением, приглашавший его на дачу и домой, не отказывавший в поддержке. Вот с кем надо переговорить.

XIV

Усов ждал у подъезда, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу и зябко передергивая плечами под накинутым на домашнюю куртку темным плащом. Увидев «жигули» Филатова, Борис Иванович подошел, открыл дверцу и тяжело плюхнулся на сиденье рядом с Николаем Евгеньевичем. Тот резко тронул с места.

— Отъедем в сторонку. Не хочу торчать у подъезда…

Усов бросил на него испытующий взгляд и засопел:

— Газводишь таинственность… — Борис Иванович страдал дефектом речи, и часто вместо «эр» у него получалось «гэ».

— С чего ты взял? — Выбрав полутемный закоулок, Филатов остановил машину, достал пачку сигарет.

— Коля, не крути, выкладывай, что там у тебя? — Усов плотнее запахнулся в плащ, словно в машине тянуло сквозняком.

— Борь, я знаю, что ты с моей Нинкой жил, — глядя на лениво свивающиеся в невесомые ленточки струйки дыма сигареты, неожиданно для самого себя признался Филатов.

Борис Иванович, сидевший нахохлившись и глядевший прямо перед собой, не вздрогнул, не изменил позы.

— Ты приехал выяснять отношения? — тусклым голосом поинтересовался он. — Решил на старости лет мне морду набить?

— Ох, Боря, — горько усмехнулся Николай Евгеньевич, — если выяснять отношения со всеми, с кем она спала, боюсь, жизни не хватит. Тем более, я уже не мальчик, не на ярмарку, так сказать. Просто вырвалось. А может, не просто, может, хотел напомнить, что и тебе Нина не чужая?

— Ты объяснишь, наконец, что происходит? — повернулся к нему Усов.

— Борис! Мне не с кем посоветоваться, а дело серьезное, — Филатов примял в пепельнице сигарету, тут же вытащил из пачки новую, прикурил и начал рассказывать. Ему хотелось выделить в рассказе о событиях последних дней нечто самое существенное, только никак не получалось, и от этого Филатов сбивался, повторялся, перескакивал с одного на другое.

Усов слушал не перебивая. Когда Филатов закончил, Борис Иванович изменил, наконец, позу, слегка помассировал узловатыми пальцами затекшую ногу.

— Болячки, — вздохнул он. — Ты уверен, что этот друг, который названивает, действительно выполнит обещание? Может, стоит пойти в милицию? Поговоришь, там тоже люди есть, не все милиционеры того…

— Милиция! — фыркнул Филатов. — С чем идти? С рассказами про телефонные звонки и реальными долгами? Нинка дура, столько делов успела натворить! Грязи нароют, потом не отмоешься, все потеряешь. Послал Господь наказание.

— Положеньице, — крякнул Борис Иванович. — Думаешь, этот, ну, твой баритон, и вправду грозится?

— Откуда я знаю? Судя по тону, не шутит, а проверить, правда или нет, у меня желания не возникает. Черт знает, что эти люди могут сделать. Если тебя начнут везде топить, дочь изнасилуют, а сына покалечат, будет никак не легче, даже с милицией. Они же ко всем нам охрану не приставят…

— Ну это ты брось! — завозился на сиденье Борис Иванович. — Слава Богу, не в Чикаго живем, гангстеров здесь нету. Не думай даже о таком, а то спать перестанешь и наглупишь. Этому другу от тебя чего-то надо по твоей должности, я так понимаю. Зачем же калечить? Они вряд ли заинтересованы сводить знакомство с милицией, иначе уже было бы что-нибудь.

— И так есть. Давят меня, Боря, понимаешь? Давят!

— Психуешь! — отмахнулся Усов. — Если бы хотели просто задавить, а то сам говоришь: предлагают сделку. А ты потяни, посмотри, что будет, пообещай. Позвонят еще раз, проси в обмен на помощь расписку дочери. Ты же руку знаешь, так? Фальшивку не подсунут. А насчет фондов… Я бы в такой ситуации дал: шут с ними, пусть жрут! Но обязательно на легальных основаниях. Найди законные предлоги и дай в обмен на расписку и еще с них обязательств потребуй, гарантий оплаты. Понял?

— А как наверху? Вдруг не утвердят?

— Придется помочь, что поделаешь? — вздохнул Борис Иванович. — Сам говорил, что не чужие… Ну ладно, ладно, все между нами и похоронено. Давай подвези меня поближе к дому, поздно уже, устал я.

Стоя у дверей подъезда, Усов проводил взглядом красные огоньки машины Филатова. Потом немного прошелся по двору, жадно вдыхая свежий вечерний воздух. Да, мужик весь издерганный, того гляди сорвется. Допекло его, видно, ох допекло. Интересно, откуда он узнал о его амурах с Нинкой? Догадался или донес кто? С одной стороны, живешь в огромном городе, столько мест, где тебя никто не знает-не ведает, а стоит приехать куда-нибудь, как тут же наткнешься на знакомых. Закон подлости, что ли, срабатывает?

Хорошо, когда у тебя все в порядке — и дети нормальные выросли, уже пристроены, и жена, пусть не очень красивая, но всегда была только твоя, и никто тебе про нее не скажет того, что наверняка говорят Филатову…

XV

Утром Александр Михайлович не позвонил, а заявился сам, вместе с модно одетым длинноволосым парнем, назвавшимся Жорой.

— Я буквально на минутку, — сказал Сакура. — Дела, брат, дела, даже в субботний день. Помнишь наш разговор? Жора тебе объяснит, кому и чем помочь. Привет, позвоню…

Жора выпил чашку чая, болтая о всякой всячине, а потом предложил:

— Проветримся? Зайдем выпьем по грамульке со знакомством. Тут как раз рядом «Похоронка».

— Почему «Похоронка»? — Юрка натянул куртку и взял ключи.

— Там раньше похоронное бюро было, а потом бар сделали. Но народ не обманешь, — посмеиваясь, рассказывал по дороге Жора, — тут же перекрестили. Посидим, высосем по паре коктейлей, а обедать будем в другом месте. — Он гостеприимно распахнул перед Фоминым дверь бара на первом этаже домика, стоявшего на одной улице с театром на Таганке.

Уселись на высокие табуреты около стойки. Пошептавшись с барменом, Жорка сунул ему червонец. Тот поставил перед ними высокие стаканы с закрашенной соком водкой.

— Для аппетита, — хмыкнул Жора. — На Западе пьют аперитив, но нам такая роскошь недоступна.

— Чего надо делать сегодня? — Фомин перевел разговор на более интересовавшую его тему.

— Постоишь рядышком, и все дела, — хлопнул его ладонью по колену Жора. — Главное — не вмешивайся. Можешь сердито сопеть, это производит на клиентов хорошее впечатление.

— На каких клиентов?

— Слушай! — Жорка сделал круглые глаза. — В кого ты такой любопытный? Не переживай, все будет нормально. Просто жулик один зажал бабки и не отдает.

— А кому он должен и за что? — не унимался Фомин.

— Чего пристал? — разозлился Жорка. — Увидишь кому.

На улице остановились темно-синие «жигули». Вышел водитель — хорошо одетый мужчина лет сорока. Сухощавый, очень длиннорукий, что придавало ему сходство с большой, сильной обезьяной. Через минуту он вошел в бар и направился прямо к ним.

— Развлекаетесь?

— Виктор Степанович, это мы так, — залебезил Жорка.

— Ладно, пошли…

Усадив их на заднее сиденье «жигулей», Виктор Степанович плавно тронул с места и, посмотрев в зеркальце на Фомина, спросил:

— Ты от Александра Михайловича?

— Да, — Юрка немного смутился под его оценивающим взглядом, но Виктор Степанович уже смотрел на дорогу.

— Сейчас едем обедать к одному знакомому. Там и поговорим о делах.

Машина проскочила через центр, свернула на набережную, потом запетляла среди теснившихся в переулках старых домишек и уверенно втиснулась в узкие ворота двора, заставленного ящиками, пустыми бочками.