Рэкет по-московски - Василий Веденеев

— Нет, — вынужден был признаться Филатов. — Объясните, что значит «в долг»? И почему именно вы сообщаете об этом?

— О, у меня собственные интересы, — баритон негромко рассмеялся. — А в долг и значит в долг. Ваша жена любит жить не по средствам и многим должна, причем немалую сумму, а тут еще такая неприятность. Поверьте, я искренне хочу вам помочь.

— Дадите взаймы? — съязвил Николай Евгеньевич.

— Зачем же, — нисколько не обиделся неизвестный собеседник. — Я не бросаю денег на ветер. У вас нет к ним должного уважения, поэтому заем не решит проблем. Все равно потом придется отдавать, а сейчас дают только под хорошие проценты. Понимаете?

— Нет, не понимаю. И давайте прекратим этот разговор! — Филатов хотел повесить трубку, но баритон быстро сказал:

— Подождите! Могу предложить обоюдовыгодное соглашение, и ваши проблемы будут решены. Ручаюсь.

— Послушайте, вы! Я не занимаюсь обоюдовыгодными сделками ни за свой счет, ни за государственный! Прощайте! — и Николай Евгеньевич бросил трубку. Он ждал: сейчас телефон вновь затрещит и сочный баритон опять начнет плести словесную паутину, полную неясных намеков, вызывающих в душе тревожный холодок. Но телефон молчал.

Николай Евгеньевич взял квартальную сводку, однако цифры путались в глазах, не шел из ума странный разговор. Филатов встал и пошел в комнату жены. В конце концов надо внести ясность: кто-то звонит, намекая на финансовые затруднения, а сам он, не без основания считающий себя главой семьи, пребывает в полном неведении. Пусть Нина потрудится объяснить, в чем дело.

Заглянув в ее комнату, он увидел супругу лежащей на диване с полотенцем на голове. Резко ударил в ноздри запах сердечных капель. Начинать тягостные объяснения на ночь глядя, а потом встать утром с тупой головой, ехать на работу со встрепанными нервами, сидеть там целый день, как китайский болванчик, ничего не соображая. Да она сейчас толком ничего и не скажет: привычки Нины Николаевны хорошо ему известны.

Филатов, ничего не спросив, прикрыл дверь.

X

Глеба всегда возмущало, почему при широко декларируемом всеобщем равенстве некоторые категории трудящихся имеют возможность лежать в закрытых больницах с цветными телевизорами и телефонами в палатах, получать самые дефицитные лекарства, отдыхать в лучших курортных местах, а другие трудящиеся лечатся в обычных поликлиниках, лежат на койках в коридорах, часами ожидая сестру или врача?..

Мысли мыслями, но человек слаб, и, когда маме пришлось ложиться на операцию, Глеб, скрепя сердце, начал обивать пороги, чтобы устроить ее именно в закрытую больницу, где есть любые специалисты и лекарства. С большими трудами, но удалось. Весь тот день, когда мать оперировали, Глеб кругами ходил вокруг телефона и, только узнав, что все хорошо, немного успокоился.

Сегодня был день посещений. Он шел по шоссе, петлявшему между стройных берез: новые корпуса больницы располагались на окраине города. Надо ехать на метро, потом на автобусе и шагать по шоссе. Но, поскольку сюда преимущественно приезжали люди на персональных или собственных автомобилях, транспортные проблемы их не волновали. И ни разу ни одна из машин не притормозила, никто не предложил Глебу подбросить его, хотя все прекрасно знали, что одиноко идущий по шоссе человек может направляться только в больницу.

Обогнал очередной автомобиль — черная персональная «Волга» — и неожиданно остановился. Когда Глеб поравнялся с машиной, передняя дверца распахнулась и сидевший рядом с водителем мужчина лет пятидесяти спросил:

— В больницу? Садитесь, подвезу…

Это было так неожиданно, что в первый момент Глеб просто растерялся. Бормоча слова благодарности, он устроился на заднем сиденье.

— Поехали! — скомандовал мужчина водителю и, повернувшись к Глебу, поинтересовался: — У вас кто лежит?

— Мама.

— А у меня теща… — вздохнул мужчина. — Зачем вы с сумкой? Там хорошо кормят.

— Я знаю, — усмехнулся Глеб. — Но хочется домашнего, да и самому есть надо. Вот и хожу по магазинам, кругом очереди, в одном нет того, в другом этого.

— Такая проблема?

— Вы сами в магазины ходите когда-нибудь? Или получаете паек?

— Мне некогда ходить по магазинам, — ответил мужчина. — Я очень много работаю.

— Я тоже много работаю, — Глеба понесло. Он наконец получил возможность высказать все одному из владельцев обдававших его грязью автомобилей. — Но вынужден ходить по магазинам, поскольку мне спецпаек не положен. Не вошел в число избранных, не могу каждый день жевать баночную ветчину, крабов и заедать их сосисками из спеццеха. Я еще совсем юным был на встрече секретаря Ленина с комсомольцами. Интересные вещи она рассказывала. Оказывается, пайки ответственным работникам попросил давать сам Ленин. Правда, тогда царили голод, разруха, даже нарком продовольствия Цюрупа падал в голодные обмороки. Голод давно прошел, в обмороки никто не падает, а пайки остались.

— Слушайте, женитесь, я вам советую, — повернулся к Глебу мужчина. — Станете менее желчным, и будет кому ходить по магазинам. Вы, как я понял, холостяк?

— Допустим, я женюсь, но это не выход! Ваша жена не стоит в очередях, так? Значит, необходимо ликвидировать пайки, тогда супруга быстро разъяснит вам вечером, что почем, и заставит принять меры, чтобы все было на прилавках. У всех все будет, а не у некоторых, как сейчас.

— Примитивно мыслите, — процедил сквозь зубы мужчина.

— Значит, примитивно мыслили первые коммунары, говоря о равенстве, свободе и братстве? А какое же братство и равенство между мной и вами? Представьте, я не первый раз иду по этой дороге, но вы первый, кто предложил подвезти. Спасибо!

— Выходит, не все одинаковы? — оживился мужчина.

— Выходит, — согласился Глеб. — Но партия призывает к тому, чтобы коммунисты, независимо от занимаемого поста, были одинаково внимательны по отношению к людям, помня, что наш Союз — государство рабочих и крестьян, а не чиновного аппарата. Федор Глинка, участник войны 1812 года, сказал: «Многие, входя в свет, выходят из людей!» К сожалению, определенные категории работников аппарата тоже образовали некое подобие «света» и «вышли из людей». К еще большему сожалению, мы стали прямо говорить об этом только в последние годы.

— А вы максималист, — хмыкнул хозяин персональной «Волги». — И не боитесь так высказываться первому встречному?

— Надоело бояться. Вы считаете максимализмом обычную человеческую откровенность? Куприн говорил: «Я не червонец, чтобы всем нравиться!»

— Интересная позиция…

Глеб жалел о затеянном разговоре: что изменишь, высказав хозяину черного автомобиля то, о чем говорят и думают многие люди, таких автомобилей не имеющие, но зато имеющие возможность постоянно наблюдать со стороны жизнь «ответственных работников аппарата»?

Машина подкатила к воротам больничного парка и остановилась. Глеб еще раз поблагодарил и вышел. Хозяин персональной «Волги» только сухо кивнул в ответ.

Шагая следом за Глебом к проходной, хозяин персонального автомобиля Николай Евгеньевич Филатов укорил себя за проявленную слабость. Не взял бы в машину этого ершистого парня, не испортил бы себе настроение. Насмотрятся фильмов вроде «Покаяния» или «Забытой мелодии для флейты», начитаются статей в газетах, и давай — круши, ломай, — будто до них никто ни о чем не думал, не проявлял государственной мудрости, четко определяя, кому что положено. Главное — парень уже не сосунок, лет под сорок, значит, сдвинулось нечто в сознании людей, если сорокалетние начинают такие разговоры. Неужели действительно приходит пора переосмыслить, пересмотреть привычную позицию?

XI

Сидя у широкой кровати, Глеб ласково гладил мамину руку — родную, ласковую, много потрудившуюся на своем веку и такую до боли любимую. Самый родной для него человек лежал здесь, в этой палате.

— Мне приснился дивный сон, — улыбнулась мама. — Будто я с твоей бабушкой ходила на ярмарку в пору яблочного Спаса. Шумно, весело. Качели, орехи в золотой фольге, яблоки «Белый Кальвиль», печатные пряники с медом. Сейчас продают печатные пряники?

— Поищу, — пообещал сын.

— Не надо… — мама ласково погладила его по щеке. — Не рвись. Ты так устаешь. Подожди немного, я поправлюсь, приду помогать. Как твои сердечные дела?

— Сам не знаю, — пожал плечами Глеб. — Похоже, девушка серьезно больна эгоцентризмом и равнодушием.

— Если ты не ошибаешься, это плохо. Трудно тебе с ней будет.

— Не знаю, будет ли с ней что-нибудь вообще, — криво усмехнулся сын и перевел разговор на другую тему, начав выспрашивать, что еще маме привезти, кому из ее старых подруг позвонить…

Выходя из проходной больницы, он увидел черную персональную «Волгу» — рядом с водителем уже сидел «хозяин», сделавший вид, что не замечает своего недавнего попутчика.