Чем социализм лучше капитализма - Анатолий Вассерман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Увы, длительный опыт показывает: решительного самоубийцу не удаётся спасать бесконечно долго. Пока сохраняется надежда на победу демократа на президентских выборах 2008.11.04, валютный рынок ещё сохраняет подобие шаткого равновесия. Если же победит сенатор от Аризоны Джон Сидней МакКейн, уже не раз доказавший готовность двигаться напролом независимо от здравого смысла, крах доллара – а вслед за ним и глобальной экономики – окажется совершенно неизбежен.
Капитал в чёрной форме
Увы, даже победа демократов избавит Россию (а с нею и всё постсоветское пространство) далеко не от всех ожидаемых разрушений.
Конечно, за демократической партией стоят бизнесы, заинтересованные в дорогом долларе. Это не только чистые финансисты, желающие привлечь под свой контроль капиталы со всего мира. Куда важнее роль так называемой постиндустриальной экономики – разработчиков нового, выносящих производство в страны с достаточно дешёвой рабочей силой. Им выгоднее заключать контракты в долларах и потом наживаться не только на лицензионных отчислениях от изготовителей, но и на курсовой разнице. Да и других изощрённых – и почти не связанных с производством внутри СГА – способов заработка вполне достаточно, чтобы уже несколько десятилетий каждый президент, принадлежащий к демократической партии, заботился о росте доллара.
Но напомню: сырьё нынче – не только производственный ресурс, но ещё и форма хранения капитала. Как только доллар вновь станет прибылен, на финансовый рынок потекут средства, ныне вложенные в нефть и металлы. По оценкам экспертов, по меньшей мере половина нынешнего уровня сырьевых цен обусловлена не промышленным спросом, а спекулятивными расчётами. Значит, победа демократов на американских выборах обернётся по меньшей мере двукратным обвалом цен.
Сырьё всё ещё составляет более половины российского экспорта. Следовательно, в случае победы демократов экспортная составляющая дохода упадёт примерно на четверть. Украина продаёт на Запад в основном металлы и удобрения, в чьей цене сырьевая составляющая превышает половину. Значит, её валютный доход также упадёт по меньшей мере на четверть. Залатать столь обширную брешь будет довольно трудно: рост курса доллара в 2009-м вряд ли вполне возместит разницу ценовой динамики. Особенно если учесть, что изрядная часть экспорта обеих стран направлена в Европейский союз, и практически все контракты – за исключением топливных – номинированы в евро, чей курс относительно доллара заметно упадёт.
России, конечно, будет легче, чем Украине. Профицитный бюджет последних лет позволил накопить изрядные резервы. Причём немалая часть этих резервов вложена в ценные бумаги, номинированные в долларах, – значит, в случае победы демократов несколько подорожает. Но рассчитывать только на резервы бессмысленно. Громадную страну могут долго кормить только собственные постоянные усилия. Причём не просто трудовые, а ещё и осмысленные, востребованные – и на нашем собственном внутреннем рынке, и за рубежом.
Утраченные возможности
Ещё пару десятков лет назад мы могли почти полностью обходиться внутренним рынком. Правда, даже трёхсот миллионов граждан Союза не хватало, чтобы обеспечивать прогресс науки и техники на всех мыслимых направлениях. Но в этом мы не одиноки: грандиозная задача развития всех наук, искусств и ремёсел под силу только всему миру в целом. Разделение труда – идея разумная и выгодная, лежащая в основе всего современного экономического развития. И во всемирном разделении мы занимали достойное место. Вряд ли тогда существовала хоть одна задача, заведомо непосильная нам.
Сегодня Россия даже звание великой энергетической державы добывает с немалым трудом. А уж былая мощь высоких технологий и вовсе кажется смутной легендой, и многие вовсе не верят в неё, полагая, что все наши достижения – от первых спутника и космонавта до компьютеров БЭСМ-6 с архитектурой, послужившей впоследствии отправной точкой для развития суперкомпьютеров всего мира, – украдены ловкими разведчиками.
Наука и техника в остальных республиках и того слабее. Особенно в областях, задевающих западные интересы. Скажем, уникальные радары «Кольчуга» того и гляди вовсе сойдут с производства: американцы так боятся этого всевидящего ока, выпускаемого донецким заводом «Топаз», что даже кременчугские грузовики, на которых «Кольчуга» может монтироваться, объявили продукцией двойного – не только мирного, но и военного – назначения.
Вдобавок целое поколение проницательных учёных, изобретательных инженеров, искусных рабочих просто утрачено. Труд высшей квалификации уже к концу советской эпохи не удавалось толком использовать. Поэтому система передачи знаний и освоения опыта нынче почти разрушена.
Минимальный рынок
Субъективные причины распада отечественной экономики можно перечислять ещё долго. Но есть по меньшей мере одна причина вполне объективная. В каждом из осколков былого Союза сейчас так мало людей, что разработка новшеств просто не окупается. Повторяя же созданное ранее, не выжить: рано или поздно задавят конкуренты, не отказавшиеся от творчества.
Чем выше уровень науки и техники, тем больше сил уйдёт на разработку новинок, не уступающих этому уровню. Чем дороже разработка, тем больше экземпляров готового изделия надо продать, чтобы доля творческих затрат не составляла несуразно большую долю себестоимости.
Ещё в конце 1970-х в Западной Европе экономисты провели расчёт. Оказалось: чтобы новшества окупались, их надо продавать на рынке с общей численностью населения не менее трёхсот миллионов. Понятно, далеко не все они купят один и тот же товар. Просто на покупку надо предварительно как-то заработать – и только взаимодействие достаточного числа хозяйствующих субъектов создаёт необходимые возможности заработка.
Из труда теоретиков немедленно сделали выводы практики. Европейское экономическое сообщество вскоре превратилось в Европейский союз. По другую сторону Атлантики три государства создали Северо-Американскую зону свободной торговли. Экономика сокрушила политические барьеры. Возникли единые рынки – каждый из них намного больше порога окупаемости.
Неподвижные осколки
Станислав Ежи Лец сказал: индивидуальность в диктанте можно проявить только в ошибках. Экономика – учитель строгий. Если уж задаёт не сочинение, а диктант – лучше не играть с правилами хозяйственной грамматики.
В Союзе жило заметно больше народу, чем нужно для окупаемости новых разработок. Да и сам порог был для нас ощутимо ниже западного. Дело в том, что учёные и инженеры у нас оплачивались – относительно рабочих – заметно ниже, чем в капиталистических странах. Соответственно расходы на разработку были ниже и окупить их проще.
Большой однородный – требующий однократной разработки – рынок был нашим стратегическим преимуществом. Опираясь на него, можно было создавать новое, не особо оглядываясь на зарубежных потребителей. Зато в тех отраслях, где конкуренция неизбежна (скажем, в оборонной промышленности), мы могли щедро расходовать сэкономленное в прочих сферах. Тем самым общая конкурентоспособность страны была куда выше, чем можно было ожидать на основе прочих – легче поддающихся учёту – факторов. Уже хотя бы ради этого следовало крепить, развивать, совершенствовать то, что политики назвали «новая историческая общность – советский народ».
Увы, другие политики потратили немало усилий на преодоление столь мощного стимула к единству.
Сказался, конечно, и кризис управления. Дело в том, что с ростом числа названий производимой продукции сложность централизованного решения управленческих задач растёт так быстро, что в масштабе современного государства коммунистический идеал единого хозяйства неосуществим. Советские математики академики Глушков и Канторович доказали это ещё в середине 1970-х. Но к тому времени экономические реформы, призванные децентрализовать управление нашей экономикой, уже были удушены коммунистическими теоретиками. Так что неизбежные диспропорции нарастали, пока не привели к параличу значительной части хозяйства страны.
Управленцы, не прислушавшиеся к экономистам и математикам, так и не поняли причину катастрофического обвала. Напротив, они пытались командовать до последней секунды. В конце концов совместные усилия властей разных уровней разрушили изрядную долю технологических цепочек, сшивавших хозяйство страны воедино. Более того, заблокированы оказались товарные потоки – не только межреспубликанские, но зачастую и внутрирегиональные.
На фоне такой разрухи стали заметны голоса агитаторов за всяческие виды сепаратизма. Правда, националистическая идеология сформировалась ещё пару веков назад – когда техника была несравненно примитивнее нынешней, так что порог окупаемости измерялся сотнями тысяч – а не миллионов! – человек. Но уровень экономического образования у нас был столь низок, что практически никто – не только среди рядовых граждан, но и на высших политических уровнях – не мог себе представить, какие качественные изменения проистекают из этой количественной разницы. Древние рецепты показались подходящими для решения принципиально новых задач.