Дети Земли - Павел Ганжа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Природа разбушевалась, будто желала досадить вырвавшемуся на свободу узнику.
Напрасно. Ничто в мире не могло омрачить радость освобождения!
Только что Никита выбрался из проклятой пещеры. Выбрался по тоннелю. Каким образом добрался до входного отверстия в него, преодолев отвесную каменную стену высотой в два человеческих роста, Селин и сам объяснить бы не сумел. Вскарабкался, словно муравей, цепляясь за каждую микроскопическую трещинку. Не иначе – подарок загадочной ящероподобной тени.
Видение о ней Никита помнил смутно, каждая картинка всплывала из глубин подсознания натужно, продираясь сквозь лакуны и провалы. В памяти остались лишь фрагменты: общение с тенью с помощью мыслеобразов, холодная желеобразная масса, заползшая в ротовую полость, сверкающие красным глаза… После того, как он очнулся на мозаичном полу в сферическом зале в обнимку со скульптурой безголового снеговика, у Селина почти не было времени на то, чтобы придти в себя. Едва он разлепил склеившиеся веки, стены зала начали лихорадочно трястись, словно эпилептик, а со свода посыпались увесистые обломки скальной породы. Один из первых булыжников разнес по кусочкам и без того покалеченного "снеговика". Никита едва успел унести ноги из гостеприимного грота.
Мини-землетрясение прекратилось довольно скоро, завалив таинственный сферический зал и часть карниза в первой пещере. Пока Селин, пошатываясь от непонятной усталости, тупо разглядывал завал, образованный из громадных камней – полуметрового диаметра, его скрутил приступ жажды. Чудовищный, сжигающий пищевод и гортань, приступ. Никита рухнул с кончика каменного языка карниза в морскую воду и, подчиняясь странному наитию, принялся жадно ее хлебать. Вода, которая по определению должна быть горькой и соленой, почему-то оказалась весьма приятной на вкус. Выдув добрую пару ведер соленой влаги, он почувствовал прилив сил, подплыл к поближе к тоннелю, вскарабкался по каменной стене, змеей прополз по почти вертикальному желобу и выбрался из каменного мешка на поверхность. Тоннель вывел его на вершину небольшого утеса, который окружали более рослые скалы, море и пелена дождя.
И только здесь Селин сумел очухаться и привести мысли в относительный порядок. Ледяные струи дождя подействовали на него как успокоительное средство. Казалось бы, надо прыгать от счастья, визжать, кататься по траве, кувыркаться, плясать и петь. Ликовать. Однако ликование в селинской душе перемешалось с настороженностью.
Сознание прояснялось. Стали возникать вопросы. Например, каким образом он, не акробат и не альпинист, сумел выбраться из пещеры? И чем больше Селин обдумывал случившееся, стоя столбом под проливным дождем, тем страшнее ему становилось. Крупные, словно откормленные на специальной ферме, мурашки побежали по телу. Если бы он обрел способность здраво рассуждать еще в пещере, то не выбрался бы на поверхность ни за какие коврижки. Просто не сумел бы убедить себя в том, что вскарабкаться по отвесной стене в тоннель возможно. Для человека. Впрочем, в том, что он по-прежнему представитель Homo Sapiens возникли сомнения. И не в последнюю очередь, благодаря обрывкам воспоминаний о странном, не похожем на сон, видении, в котором Никита существовал в виде призрачного объекта и общался с тенью рептилоида с рубиновыми глазами.
Что же с ним случилось?
Ни на контакт с иной цивилизацией, ни на временное помешательство с реалистичными галлюцинациями, ни на испытания нового психотропного оружия видение не тянуло. Разве что на чрезвычайно мощное ментальное внушение?…
Пришлось напрячь последние еще не отсыревшие и не контуженные резкой сменно декораций мозговые извилины, чтобы вытащить из глубин памяти хоть что-нибудь существенное, помимо картин свинцового неба, пещерного цирка и рубиновоокой тени.
Какие-либо четкие картинки или образы больше не возникали, но припомнилось ощущение, не уверенность, не знание, а именно ощущение, что тень рептилоида была неизмеримо старше Селина. Точнее – его призрака. На миллионы лет. И обучала его управлению собственным телом. Опять же призрачным. Общение происходило на матушке Земле, но не на привычной, усыпанной следами человеческой жизнедеятельности планете, а на иной, то ли смещенной во времени, то ли существующей в другом измерении. И смещение это – скорее во времени. Мозг щекотала смутная догадка о том, что он оказался адресатом ментального послания из глубокого прошлого. Попал в пещеру, сунул руки в соответствующие выемки на скальной плите и получил письмо. И в основе догадки снова лежало воспоминание-ощущение. Оно подсказывало, что Ящер (так Селин про себя назвал тень рептилоида) на данный факт намекал. И, если призрак не напутал, послание предназначалось представителям одного из тех видов живых существ, которые потенциально были способны достичь высокой степени разумности.
Содержание же послания и то, чему его обучал Ящер, Никита не запомнил абсолютно. Хоть кочергой по голове лупи, ничего не прояснилось. Даже на уровне ощущений.
Если только эти самые смутные видения-ощущения сами не являлись посланием, ментальной посылкой, способной преодолеть барьер между сознаниями размером в миллионы лет.
В любом случае, спасибо Ящеру за освобождение из пещерного плена. Какое счастье видеть над головой шерстяные клочья туч! Пусть линию горизонта прячут плотные, почти твердые струи дождя, все равно – счастье! На плечи не давит многотонная тяжесть каменного свода, не разъедает легкие застоявшийся влажный воздух, не застилает глаза специфический полумрак, не иссушает мозг невообразимая жажда. Если, конечно, он снова не находится во власти сна-видения.
Впрочем, непохоже…
Немножко смущало размытое воспоминание о комке слизи, нырнувшем в ротовую полость… Однако внутри никто не копошился, не стучал по ребрам, не норовил разорвать грудную клетку острыми кривыми когтями, как чужой из одноименного голливудского фильма. И поэтому Никита решил на время отбросить в сторону подозрения по поводу непонятной желеобразной массы у него в теле. К тому же, не факт, что воспоминания в целом либо в этой части не являются мнимыми, или комок слизи уже выполз наружу, чего Селин, находясь в бессознательном состоянии, не заметил.
Ретивый пес беспокойства, поселившийся в его душе, удовлетворился порцией этих успокоительных выводов…
Внезапно Никита обнаружил, что продолжительное время стоит на месте. Под ледяным душем. И совершенно не замерз, несмотря на то, что должен был давным-давно посинеть от холода, уподобившись забытому в морозильной камере куску сала. А то и позеленеть. Немного встревожившись, он огляделся и к собственному ужасу понял, что различает сквозь водяную пелену не только близкий берег и скалистые вершины вдалеке, но и отели, расположенные на пятикилометровом удалении от злосчастной пещеры. И черты городского пейзажа. А ведь до города, если экскурсовод не обманывал, насчитывалось без малого двадцать верст. Прелесть: он четко видит отдельные улицы и дома, невзирая на мерзкое освещение и проливной дождь. Да в такую погоду дальше собственного носа без специального оборудования черта лысого не разглядишь! Здесь же вполне качественная картинка, правда, слегка подрагивающая, словно смотришь в бинокль на неустойчивой опоре.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});