Дж. Р. Р. Толкин: автор века. Филологическое путешествие в Средиземье - Том Шиппи

красной нитью проходит некая двусмысленность. Так, четыре самых могучих валара — Ауле, Ульмо, Манвэ и Мелькор — являются соответственно духами земли, воды, воздуха и огня, то есть Мелькор управляет огненной стихией. При этом имя Феанор, принадлежавшее эльфу, который стал создателем Сильмарилов и виновником второго падения, по сути, является прозвищем и переводится как раз как «Дух огня». Однако Феанор сочетает в себе очень разные и противоречивые черты характера: он одновременно полон гордыни, эгоизма и мстительности и при этом является искусным и честолюбивым мастером, взывающим к справедливости. Главной причиной его изгнания становится отказ пожертвовать собственным творением, когда в ответ на просьбу отдать Сильмарилы он с горечью восклицает:

«Для малых, как и для великих, есть дела, что сотворить они могут лишь единожды; и в этих делах живет их сердце»

(«Сильмариллион», глава 9).

Толкин явно не просто сочувствовал его боли, но и в известной степени разделял ее, только в его случае Сильмарилом стал сам «Сильмариллион». В своем эссе «О волшебных сказках» он решительно и даже с горячностью отстаивает право человека на вымысел, даже если этот вымысел может быть неверно истолкован или использован для сотворения кумиров и поклонения мнимым божествам как в буквальном смысле (как, например, Вельзевул, «Повелитель мух» в одноименной книге Голдинга), так и в политическом, когда он ложится в основу «социально-экономических теорий», которые тоже требуют «человеческих жертв». Однако тяга к придумыванию является естественной потребностью человека, которой он не может быть лишен:

В самом сердце многих придуманных человеком историй про эльфов [в этом случае, очевидно, речь идет про «Сильмариллион»] заключается, в явном или скрытом виде, в чистой форме или в виде примеси, стремление к живому, осуществленному искусству вторичного творчества, которое (при всем мнимом внешнем сходстве) внутренне не имеет ничего общего с жадностью до эгоцентричной власти — приметы просто-напросто Мага [или, скорее, «Некроманта», Саурона]. Из этого стремления по большей части и созданы эльфы — лучшие из них (и все же опасные)…

Это стремление к «вторичному творчеству» в глазах Толкина является совершенно легитимным, ведь он сам в качестве иллюстрации дальше приводит строки из стихотворения:

…в том наше право

(К добру иль к худу). В мире сотворенном

Творим и мы, верны его законам[101].

Но если такое стремление законно для Толкина, то означает ли это, что на него имеет право и Феанор? И как соотнести это стремление с тягой к созданию нового, которая привела не только к появлению Сильмарилов, но и к изобретению оружия?

И Феанор выстроил тайно кузню, о которой не знал даже Мелькор, и закалил там острые мечи для себя и своих сыновей, и отковал высокие шлемы с алыми гребнями.

(«Сильмариллион», глава 7)

В одной древнеанглийской поэме, с которой Толкин, безусловно, был хорошо знаком (именно оттуда он почерпнул слово éored), грехопадение связывается не с Адамом и Евой и их изгнанием из Эдемского сада, а с историей Каина и Авеля и изобретением металлургии:

И с того момента, как земля обагрилась кровью Авеля, род людской познал насилие. <…> А после того как народы Земли научились ковать и закалять смертоносные мечи, по всему миру разнесся звон и лязг оружия.

Тут можно вспомнить, что у Толкина Феанор был не единственным умельцем, из рук которого выходили опасные артефакты. Саруман, чье имя может переводиться как «Оружейник» или даже «Инженер» (см. выше стр. 280–283), тоже был кузнецом, творцом и укротителем огня. Гибельное увлечение Торина Дубощита Аркенстоном явно напоминает отчаянные попытки завладеть Сильмарилами, но при этом является естественным для любого гнома стремлением, просто возведенным в максимальную степень. Это стремление в какой-то момент ощутил в глубине души даже сам Бильбо, который «почувствовал, как в нем рождается любовь к прекрасным вещам, сотворенным посредством магии или искусными умелыми руками, — …влечение, живущее в сердцах всех гномов». В «Сильмариллионе» валар Ауле, повелитель земли и покровитель «всех умельцев», сотворил гномов против воли Илуватара и заплакал, когда понял, что его поступок раскрыт и что ему предстоит уничтожить своих детищ.

Во всех трудах Толкина, по сути, описывается множество порывов к творчеству — от совершенно губительных (как в случае с Мелькором, которого обуревала эгоистичная тяга, присущая «Магам») до совершенно законных (таких как его собственное право на вымысел и на вторичное творчество); однако они так тесно переплетаются друг с другом, что не всегда можно понять, в чем же, собственно, заключается различие.

Некоторые противоречия, которые мы наблюдаем в «Сильмариллионе», вызваны тем, что читатель не может не сочувствовать сыновьям Феанора, связанным гибельной клятвой, и эльфам, которые отказываются от Амана и вечного бессмертия ради Средиземья и его независимости, возможности творить и конечности собственного бытия. И еще, можем добавить мы безо всякой иронии, ради нового языка, рождение которого становится возможным лишь в Белерианде: у Толкина однажды даже звучит выражение felix peccatum, «счастливый вавилонский грех»[102], которое он использует применительно не к грехопадению (ставшему felix culpa, «благословенной виной», благодаря вочеловечению Христа), а к строительству Вавилонской башни, когда, по преданию, самонадеянность людей привела к появлению из одного языка сразу множества разных наречий.

Толкин действительно сделал понятие felix peccatum частью своей собственной мифологии: так, Илуватар у него провозглашает, что даже Мелькор со всеми его злодеяниями «окажется лишь моим орудием в создании дивных чудес, что он сам не способен постичь». Можно утверждать, что в каком-то смысле автор отразил в «Сильмариллионе» традиционный сюжет об изгнании из Рая, вернее, допустил возможность его реализации. В «Сильмариллионе» у людей не было своего Эдемского сада, но когда они пришли в Средиземье с востока, то эльфам, которые задуманы как хранители древних традиций, о них было известно лишь одно: этому народу уже довелось в прошлом пережить нечто ужасное, и «тьма», которая «лежит на сердцах людей», каким-то образом связана с неизвестным походом Моргота. Судя по всему, в этом случае Моргот выступает в качестве Сатаны, и цель его похода заключалась в том, чтобы заставить человечество совершить «первородный грех». Таким образом, «Сильмариллион» не противоречит Книге Бытия, а просто предлагает альтернативную версию происхождения греха, которое Толкин связывает не с «познанием добра и зла», а со стремлением к творчеству, мастерству и власти.

Любовь к семейным историям

Эти желания и устремления впоследствии были претворены в жизнь эльфами и людьми в течение долгой истории их