Бескровная охота - Сергей Герасимов

– Но у нас есть два дня. Или ты не хочешь расслабляться?

– У нас это не делается так просто.

– А ты попробуй. А то я обижусь.

– Не в том дело. Просто на этой планете мы используем твою невинность еще раз.

– Еще раз? – удивилась она.

– Дело в том, – сказал Охотник, – что у Тиссернаусов нет глаз. Они ведь растения. Раз у них нет глаз, значит они не видят. Но они имеют другие органы чувств, прекрасно развитые. Например, они ориентируются на наши мозговые излучения. Таким образом, они могут, по своему, видеть людей. Но не всех людей. Они все же подслеповаты. Они не воспринимают излучения душевнобольных, некоторых фанатиков-сектантов, серийных убийц с эпилептоидной акцентуацией – и невинных девушек. Больных, фанатиков и убийц у меня на корабле нет. А вот ты наверняка пригодишься, потому что ты для них невидима. До тех пор, пока не потеряешь невинность. Береги себя.

– Но я не вижу от кого здесь уберегаться. А ты, кажется, для меня не опаснее, чем бревно. Что это за эпилептоидная акцентуация?

– Эти люди получают наслаждение от боли. Что-то вроде садистов, только немного сложнее.

– Убийцы, садисты, сумасшедшие и невинные девушки, – сказала она, – в хорошую же компанию я затесалась. Это тебе сообщили вирусы? Да?

– Они серьезно подходят к этой проблеме, – сказал Охотник. – Для них это тоже дело жизни и смерти. Кстати, после того, как из тебя выкачали слоновью дозу стыда, ты стала стыдиться гораздо меньше.

Они вышли на стационарную орбиту и зависли над выбранной точкой южного полушария. Примерно на двадцатой широте. Планета была ослепительно-белой от облаков. Лишь местами виднелись небольшие просветы зелени.

– Она всегда такая? – спросила Ася о планете.

– Нет. Обычно она зеленая. Это меня беспокоит. И не только это. Ветры на Планете Бурь дуют в сотни раз сильнее, чем на Земле. Поэтому облака должны двигаться быстро. Как будто в ускоренной киносъемке. Здесь же они висят на месте. Мой глаз не различает движения. Значит, бури здесь прекратились.

– Тем лучше для нас.

– Может быть. Здесь прекратились бури и образовалось множество облаков. Мы летим над Планетой Туч.

– Ну и что?

– Мне не нравятся такие внезапные перемены.

Все время, оставшееся до высадки на планету, они отдыхали, изучали скудные данные приборов и разрабатывали планы. Данные были скудными, потому что на всей поверхности планеты просматривалось одно и тоже: шел бесконечный дождь. Обыкновенный дождь, не сильнее земного ливня средней силы. Когда пришло время, они разместились в автономном посадочном модуле системы «музыкант». Включился обратный отсчет.

– Почему вдруг «музыкант»? – спросила она.

– Потому что он похож на жука. Когда-то на Земле была группа музыкантов, которые называли себя жуками. Так мне в свое время говорил инструктор. Не могу сказать, правда это или нет.

На счете «0» музыкант оторвался от корабля и начал всверливаться в атмосферу планеты. Он имел двухминутный запас гравиоля, что позволяло идти с огромной скоростью в безинерционном режиме. Через минуту и сорок секунд модуль прочно стоял на поверхности планеты, опираясь на свои черно-блестящие шесть лап. За выпуклыми широкими окнами шел бесконечный дождь.

Музыкант стоял на холме, который теперь превратился в остров. Вокруг было целое море грязной дождевой воды.

– Мы умеем плавать, – сказал Охотник, – но все же я предпочитаю почву под ногами. В двухстах километрах от нас лес. Здешние леса это на самом деле совсем не леса, а входы в большое хранилище.

– Хранилище майнд-энергии?

– Да. Часть энергии идет на обслуживание самого хранилища, поэтому леса всегда старались привлечь к себе людей и высосать их мозги. С этой задачей они справлялись успешно.

– Это нам не грозит? – спросила она.

– Еще как грозит. И не только это. Но вначале нам нужно сорвать цветок. Мы можем проникнуть в лес, но мы не проникнем в хранилище без цветка.

– Цветок или не цветок, – сказала Ася, – по-моему, это бесполезно. Мы идем на глупую и напрасную смерть. Кто мы такие? Два человечка, вот и все. А в этом хранилище – судьба целой планеты. Или двух планет. Или трех планет, если считать вирусов. Как можем мы здесь что-то сделать? Силы слишком неравны. Это как муравей и гора, муравей не может срыть гору, как бы он ни старался.

– Нет, – возразил Охотник. – Это не как муравей и гора. Это как бактерия и сильный здоровый зверь. Две бактерии – это мы с тобой. Если мы будем действовать правильно, то зверь заболеет и умрет. В средние века микроскопические бациллы чумы чуть было не уничтожили человечество. А сейчас микроскопические бациллы человека попытаются уничтожить эти громадные леса. Поэтому шансы у нас есть.

Жук переступил передними лапами и осторожно вошел в мутную воду. Струи дождя били в окна; над поверхностью воды стоял слой пены и брызг. Капли падали так часто, что уже в ста метрах ничего не было видно.

– Цветок имеет вид небольшого шарика на палочке, – сказал Охотник, когда музыкант выбрал направление и ускорился, уверенно перебирая лапами по невидимому дну, – что-то вроде круглого земного леденца. Музыкант имеет отличную интеллектуальную оптику, но, к сожалению, в такой пелене от любой оптики толку мало. Цветок нужно искать на возвышенностях, на склонах холмов, которые не залиты водой. Он может расти где угодно. Если музыкант его увидит, мы об этом узнаем.

Еще несколько часов они равномерно шли по сплошному морю грязи, иногда проваливаясь по самые окна. Затем выбрались на возвышенность и пошли быстрее. Музыкант двигался аккуратно, без толчков. Затем на пути оказалось ущелье, в которое втекал мутный поток.

– Можно попробовать, – предложил Охотник, – а можно обойти. Но обход в шестьдесят километров.

– В обход? Это может быть опасно?

– Может быть опасно здесь. Если поток станет слишком сильным, то он нас снесет, и музыкант ничего не сможет поделать. В двенадцати километрах отсюда начинается глубокий скалистый каньон, куда мы рискуем свалиться. Отвесные стены метров по триста. И чудовищный водопад. Но, на крайний случай, у нас есть немножко гравиоля, чтобы смягчить падение.

Они вошли в ущелье, стараясь держаться поближе к пологой стене. Несколько раз поток начинал их нести, но музыканту всегда удавалось вновь зацепиться за грунт. Дождь усилился, он валил как снег, сплошной серо-белой стеной. С пологого склона несся поток, тонкая, в ладонь толщиной, водяная пленка, которая бы сбила с ног любого, оказавшегося на пути. Пару раз они даже пытались повернуть назад, но не смогли совладать с течением, которое толкало вперед. Ситуация становилась все тревожней, но вдруг дождь ослабел, тучи стали светлыми, почти белыми, хотя и без разрывов. Пена исчезла и поверхность потока стала почти гладкой. Музыкант остановился и просигналил.