Жизнь и приключение в тайге - Владимир Арсеньев

Язык я начал забывать и чувствую, что тупею. Да! Забыл Вас поставить в известность, что этот вопрос, видимо, в Петрограде хочет поднято П. Ф. Унтербергер. Хорошо бы, если бы меня поддержали также Вы и Радлов.

За эти годы я всячески старался пополнить запас знаний по антропологии и этнографии. Чувствую в себе уверенность, энергию. Хочу работать (ведь, это цель моей жизни в Приамурском крае) — и не могу. А года уходят.

Давно не имею от Вас известий, здоровы ли Вы? Черкните ответ открыткой. Буду весьма рад ей! На днях высылаю Вам небольшую свою работу. Не могу приступить к печатанию большой своей работы 800 стр. (она совершенно готова), из-за бумажного голода придется печатать на будущий год.

Шлю Вам привет и лучшие дружеские пожелания.

Искренне преданный Вам

В. Арсеньев.

Дорогой и глубокоуважаемый Лев Яковлевич!

Давно я собирался Вам написать, несколько раз брался за перо, но не мог. У меня была мобилизация умственных и душевных сил. У меня произошел полный разрыв с Гондатти. Только теперь я успокоился и могу связно излагать свои мысли. В России вообще царят теперь «темные силы». Гондатти тоже окружают «темные силы» и сам он «темный человек». В январе состоится мой переход в Военное ведомство. Я буду назначен, вероятно, штабс-офицером для поручений при штабе Приамурского округа. Пока я был в Военном ведомстве, я получал научные командировки, а с тех пор, как перешел к Гондатти, мои этнографические работы сразу оборвались. Так как возможно, что я уеду на время войны из Хабаровска, то Музей я сдаю. Да, кроме того, при Гондатти стало совсем невозможно работать и в Музее. У него своя мерка к людям, под которую я не подхожу. Самые скверные из людских пороков — неискренность и двуличие. Эти качества являются доминирующими у г. Гондатти. Ну бог с ним. Я очень рад, что ушел от него и больше о нем и не вспомню.

На днях я послал Вам брошюрку об этнологических проблемах[258]. Вероятно, Вы ее уже получили. Музей отнимал у меня очень много времени. Теперь я думаю очень усиленно заняться этнографией. К печати я приготовил две большие работы. Выпущу их одну за другой. В Хабаровск приезжал Сергей Михайлович Широкогоров. Мы три дня провели вместе и о многом по душе поговорили. Я ему передал 345 рублей. По его просьбе, перевожу ему и остальные 255 рублей. В мое отсутствие эту сумму (255 руб.) перевел ему мой товарищ А. 3. Федоров[259]. Теперь я отправил деньги А. 3. Федорову. С. М. Широкогоров хотел написать об этом Вам. Вероятно, он уже это сделал. Покончив работы с Гродековским музеем, теперь я всецело стану усиленно работать для Музея Петра Великого[260]. Пожалуйста, смотрите на меня. как на своего помощника, обитающего на месте (в Сибири) [261].

Шлю Вам наилучшие пожелания в новом 1917 году.

Сердечно Вас уважающий и преданный. В. Арсениев.

Пока пишите по старому адресу.

4 января 1917 г.

г. Владивосток. Myзей, 21 ноября 1923 г.

Дорогой Лев Яковлевич!

Пользуясь случаем, шлю Вам свой искренний привет[262].

В настоящее время я работаю на Дальнем Востоке в Управлении Дальрыбохоты, в нынешнем году был на Командорских островах, вообще работа очень интересная [263].

Получили ли Вы мои книги, нет ли у Вас чего-нибудь из литературы и для меня [264].

Смотрите на меня и на моих сослуживцев, как на своих агентов на местах.

Прошу оказать свое содействие моему сослуживцу естественнику Илье Ивановичу Семенову, он тоже много ездил по побережью Дальнего Востока и может быть Вам полезен.

Вслед за этим пришлю подробное письмо [265].

Искренно Ваш В. Арсеньев.

23 февраля 1925 г.

Дорогой Лев Яковлевич!

Письмо Ваше от 30 июля 1924 г. я получил; не писал Вам потому, что знал, что Вас нет в Ленинграде. Теперь полагаю, что Вы давно благополучно вернулись, и я состою большим должником Вашим за долгое молчание [266].

Студенты, о которых Вы писали, ко мне не являлись. Но я знаю, что оба прибывших сюда студента устроились — и один из них — физик-находится на Камчатке. Если будет надобность в устройстве кого-либо из студентов, Вами рекомендуемых здесь на работы, я готов оказать им всякое содействие, к каковому имеется некоторая возможность. Есть, например, сейчас в Хабаровском краевом музее вакантная должность заведы-вающего этнографическим отделением; оклад 73 рубля в месяц. Я подыскиваю такого себе сослуживца. Работа, как и всякая музейная, — пыльная, черная и научная. Две книги моих трудов переведены на немецкий язык и изданы в Германии. О них вышли отзывы Нансена, напечатанные в книге как предисловие, Свен Гедина и Швейнфурта, прилагаемые при этом письме.

Хабаровский краевой музей сохранился, но коллекции его запылились, приняли запущенный вид, и теперь я веду восстановительную работу.

В настоящее время я не только директор Музея, но заместитель председателя Дальневосточного краевого отдела Русского географического общества, ученый секретарь кабинета народного хозяйства при Дальплане и заведующий Отделом охоты на морского зверя в Управлении рыбными и морскими звериными промыслами Дальневосточной области. Работой, понятно, завален, что отчасти служит причиной затяжки ответа на Ваше упомянутое выше письмо. Опять я употребляю все старания восстановить полную связь со всеми работниками на местах нашего обширного Дальнего Востока-, дабы иметь корреспондентов по всей области. Разослал уже 181 письмо. Мои труды, последние две книги, выходят во втором издании.

В нашем Музее имеются очень ценные новогвинейские коллекции. Мы писали в Ваш Музей о возможности их высылки Вам, но ответ так и не получили. Сообщаю Вам об этом, так как и для нашего Музея освободиться от этих коллекций составляет большую надобность, как в виду забот о их поддержании, так и для возможности занять то место, где хранятся эти коллекции, другими — большего местного значения.

Очень надеюсь, что настоящее мое письмо не останется без Вашего ответа.

Прошу Вас принять мои сердечные пожелания всего доброго и полного здоровья для продолжения Вами своего любимого дела.

Ваш В. Арсеньев.

23. II. 1925 г. г. Хабаровск.

1) Протодьяконовская ул., л. 33, квартира Бабиковых.

2) Хабаровски» Краевой музей.

ст. Голошманово. Зап. Сибирь. Проездом. 20 октября 1925 г.

Дорогой Лез Яковлевич!