Мелодия Бесконечности. Симфония чувств - Екатерина Голинченко

— Боялся снова быть отвергнутым? — она убрала волосы с его лица.

— Или, что уже не способен на чувства, и это заставит тебя страдать ещё больше, чем, если бы ты думала, что я равнодушен к тебе. Мне проще было быть колючим, чтобы не пораниться самому.

— А тебе не приходило в голову, что о твои колючки могут пораниться те, кому ты дорог? — девушка рывком поднялась с постели, вскинув голову, — Ты просто дурак!

— Я знаю, — он поднялся с кровати, обнял её, опустив голову ей на плечо, — Только, теперь я ещё и влюбленный дурак, — она усмехнулась, а он крепче обнял её, — А сейчас нам, и правда, пора спать.

— Кактус ты мой — с душой ромашки…В тот день, когда я первый раз появилась в этом доме, Джон спас меня и привёл сюда. Я была так измотана и напугана, что почти сразу же заснула, а ты вызвался побыть со мной, и просидел рядом всю ночь.

— Как я могу забыть? У меня тогда так жутко затекла спина — я боялся пошевелиться, чтобы не разбудить тебя, ведь твоя голова лежала у меня на коленях.

— Это было так мило с твоей стороны, — девушка зевнула и уткнулась ему в грудь, намотав на палец прядь его волос, — Спокойной ночи, Марк!

— Спокойной ночи! Надеюсь, теперь ты не сомневаешься во мне, как в мужчине?

— Были такие сомнения, — хихикнула девушка, — Только ты губёшки-то свои подзакати и не обольщайся больно, ты всего лишь — жертва моего очарования.

— Да-да, конечно-конечно, — улыбнулся он, сонно зевая…

Утро разбудило солнечным светом и пением птиц.

— Доброе утро, жизнь моя! — Джон ещё долго не хотел отпускать жену из сладостного полона своих крепких рук и горячих губ, пока Маргарита игриво не надула губы, сказав, что у неё сейчас начнётся ломка без чашки утреннего кофе, и детям завтрак надо разогреть и покормить малышек. Но даже вся её красота и всё обаяние не могли заставить его пойти на поводу у любимой жены, разрешить ей насладиться любимым напитком, пока это не будет безопасно для её здоровья.

Запахнув шелковый халат вишневого цвета с расклешенными рукавами на свежевымытое тело, она присела за туалетный столик, расчесала волосы, подобрав их заколкой.

— Нет, мне больше нравится, когда у тебя волосы распущены, — выйдя из ванной, Джон подошел к ней, вытащив заколку, он наклонился, уткнувшись лицом в её волосы, — Идём завтракать? Чертовски есть хочется, — улыбнулся он.

Дверь в комнату Мей была приоткрыта. Маргарита захотела её тихонько прикрыть, но, то, что она увидела, заставило её улыбнуться: на широкой кровати под лёгким атласным покрывалом золотистого цвета лежали, обнявшись, Марк и Мей.

Дверные петли предательски скрипнули, и девушка открыла глаза, боязливо уставившись на дверь, натянув покрывало чуть ли не до самого подбородка. Маргарита кивнула, приложив палец к губам, второй рукой закрывая рот Джону, усиленно что-то шипящему ей в ладонь:

— Тише ты! Хочешь всех перебудить? — она взяла его за руку и потянула к лестнице, — Так, пойдём-ка на кухню. Сейчас от твоего голоса собаки поднимут лай, и девочки могут проснуться, а они только покушали и заснули.

— Ну, всё, Марк Львович, какое твоё любимое дерево? — вместо приветствия Мей состроила страшную мордочку, когда, также разбуженный скрипом, Марк открыл глаза.

— Это тут при чём? — непонимающе замигал он.

— Просто, размышляю, из чего тебе гроб заказывать… Джон нас просто прибьёт! — девушка виртуозно играла бровями, сдерживая смех.

— О, нет. Я уже давно его не боюсь. Он выпустит пар и успокоится, — улыбнулся он, обнимая её, — Доброе утро!

— Охаё, Ма-ру-ку-сан! (Доброе утро, господин Марк! — яп.) — она поцеловала его, и в её глазах заплясали озорные бесенята.

— А что ты скажешь на одно моё предложение, которое я сейчас озвучу? — улыбнулся он, поднявшись с постели и раздвигая оконные шторы.

— И что это за предложение? — Мей хитро сощурилась, потом подошла ближе и обняла, уткнувшись лицом ему в грудь.

— Позволишь мне быть твоей постоянной жертвой? — шепнул он, проведя рукой по её волосам, — Я свободен, хорош собой — и всё это будет твоим. Опять же — мы столько времени знаем друг друга — ни какого риска. Если я смогу сделать тебя хоть чуточку счастливее, то, и сам стану счастливым.

— Нет, ну, ты точно дурак! — она толкнула его в плечо.

— Не понял? — Марк встряхнулся от такой неожиданности и вопросительно посмотрел на неё.

— Ну, вот кто? Кто так делает девушке предложение, которого она так ждала всё это время? Нет, ты — чудовище! Ты просто настоящий монстр! — она так крепко обняла его и поцеловала со всей страстью, на которую была способна, — Мой среброглазый монстр!

— Мне расценивать это, как согласие? — Марк улыбнулся.

— А, вот, не знаю, — Мей развернулась, задрав свой милый носик, — Мучайся теперь, — она обернулась, показав ему язык.

Он вдруг пал к её ногам, обхватив её колени своими руками:

— Я наконец осознал, насколько ты важна для меня. И всем телом, и всей душой я не смогу отплатить тебе за всё то, что ты сделала для меня: за то, что приняла меня таким, каков я есть, за то, что помогла мне стать самим собой и научила снова любить. У нас будет всё, о чем другие могут только грезить. Будет всё так, как захочешь ты. Ты будешь для меня номером один — самой главной женщиной в моей жизни, и я во век не посмею помыслить об иной. Я хочу, просыпаясь каждый день, видеть рядом твоё лицо и желать тебе доброго утра. И не будет мне покоя в жизни и доброго пути без света прекрасных глаз твоих. Ты и только ты — в моём сердце и в моих мыслях. С тобой хочу я разделить дни и ночи — от сегодня, и до — пока ходить буду по земле этой. Тебе одной обещаю быть верным. Сохрани моё сердце, согрей меня!

И не верило до конца сердце глупое, бедное, и стояла она — тихая, бледная, не шелохнувшись, молча глотая соленые слезы, что медленно скользили по щекам: как часто в своих мечтах и своих снах она представляла, как он говорит ей подобные слова. За то, чтобы услышать их, она готова была отдать и всё своё богатство, и свою жизнь — а сейчас он говорит всё это, и момент этот был слаще любого самого прекрасного сна и долгожданнее исполнения самой заветной мечты:

— Марк, поднимись! Поднимись же! — Мей растерянно положила руки ему на плечи, побуждая его встать, — Что ты делаешь?

— То, что должен был сделать уже давно, — он поднялся с колен, сжимая в руках её дрожащую ладонь, поднеся к своим губам, и в его серебристо-серых глазах она увидела отражение своего лица.

— Нас могут увидеть, — так не кстати вспомнив, что дверь в комнату осталась не до конца заперта, взволнованно проговорила девушка, увидев, как сползла бретелька её сорочки, и он деликатно прикоснулся нежными губами к коже плеча: