Malaria: История военного переводчика, или Сон разума рождает чудовищ - Андрей Мелехов

— Привет, брат, а ты тут какими судьбами?

Между глубокими и частыми затяжками переводчик поведал свою скорбную сагу. Как выяснилось, в Менонге откомандировали старшего миссии Южного фронта — уже известного нам десантника с выдающимися лингвистическими способностями. Из короткого диалога с бедным парнем, прикрепленным к блестящему новатору русского языка, выяснилось, что у него имелась еще одна страсть — поучать. Поучал он всех и всему. Солдат-связистов он учил настраивать радиостанции. Жен офицеров — как мариновать селедку. Артиллеристы были вынуждены выслушивать многочасовые лекции по баллистике — совершенно бессмысленные ввиду практически полного незнания им предмета. Сегодня утром командующий Южным фронтом и его начальник штаба имели неосторожность пригласить «лектора» на совещание. Еще более безрассудный поступок ангольский командир совершил, когда — исключительно вежливости ради — поинтересовался мнением многократно контуженного десантника по одному из обсуждавшихся вопросов.

— Не могли остановить целый час! — переводчик сплюнул и прикурил еще одну сигарету. — Под конец он им поведал, почему жабы прыгают и плавают, а слоны только ходят! И мне всю эту х…рню переводить пришлось! А как по-русски что-нибудь брякнет — вроде «квадрят», «передрязги» или «будет состояться здесь», — так даже местные, кто у нас учился, смеяться начинают. Знаешь, как стыдно?! Ангольцы сначала вежливо слушают, потом начинают переминаться с ноги на ногу, почесывать половые органы и смотреть на часы! Эх, разогнать бы «Волгу» в пропасть! А самому в последний момент выскочить!

Стало ясно, что военный толмач, «героически несущий эту лепту», дошел до критической черты. Посочувствовав ему, Лейтенант, впрочем, не стал давать дружеских советов или предлагать помощь, так как не ощущал в себе сил и мудрости ни на то, ни на другое. Переводчик докурил третью подряд сигарету, тоскливо посмотрел на ярко-синее небо, мужественно сжал зубы и пошел обратно. Из штаба вышли Вань-Вань с Петровичем. Последний был явно не в духе.

— Представляешь, — с ходу начал возмущаться он, — у меня сегодня день рождения!

— Поздравляю, товарищ полковник! — искренне порадовался наш герой, недоумевая, почему такой, в общем-то, радостный факт вызвал у симпатичного артиллериста столь нерадостные эмоции.

— Ангольцы же, у которых я для их же сраной группировки выбиваю запчасти для «шилок» и «градов», как-то проведали об этом! А теперь ходят за мной, мать их за ногу, и клянчат у меня же для себя подарки!

— Аааа! «Боа фешта»! — вспомнил Лейтенант о странном местном обычае, подразумевавшем дарение подарков именинником, а не наоборот.

— Так что пойду на рынок — куплю одноразовых станков для бритья или презервативов! Буду одаривать!

Рынок в Менонге оказался скудным и ужасно дорогим — по-видимому, сказывалось присутствие большого количества солдат, усилившаяся дисциплина на складах и вытесненные из окрестностей вместе со своими ворами-интендантами партизаны. Впрочем, Михаил Петрович получил скидку на гору презервативов. Чернокожая торговка, продавшая их, с уважением посмотрела на пожилого, но еще статного полковника и, застенчиво улыбнувшись, сказала Лейтенанту:

— Когда закончатся, я покажу асессору дом своей сестры!

— Вернемся завтра! — не моргнув глазом, ответил Лейтенант обрадовавшейся тетке.

— О чем это вы? — спросил Петрович, краснея от жарких взглядов молодухи.

— Говорит, вы ей папу напоминаете, товарищ полковник!

— Ааа…

С едой же не повезло. Кроме уже набивших оскомину датских «утюгов» с жирной ветчиной, голландских «бумажных» сосисек «в соплях» и приторного бразильского повидла из гуаявы, приобрести на рынке оказалось решительно нечего. Советские офицеры хотели купить пару освежеванных коз, но и тех там не оказалось — последнее парнокопытное было съедено еще неделю назад. Зато в какой-то момент, прохаживаясь между торговых рядов, Лейтенант вздрогнул от ужаса:

— Смотрите, они ободранных детей продают!

— Да что ты, милый, это тушки мартышек! Уже и до обезьян добрались! Увидите — к концу операции будем друг друга жрать!

Для Фелину купили трехгранную емкость «Гранта». Михаилу Петровичу, поколебавшись, Вань-Вань приобрел бутылку португальского бренди. Лейтенант каким-то чудом нашел банку советской сайры в масле. Как впоследствии выяснилось, банка скромных, но честных русских консервов порадовала артиллериста гораздо больше заморской выпивки.

Глава 3

«Правда», 6 января 1990 года

Так ставит вопрос В. Стародубцев

«В редакцию „Правды“ обратился народный депутат СССР, председатель Всероссийского совета колхозов, председатель агропромышленного объединения „Новомосковское“ Тульской области…

Что за срочность, Василий Александрович, и чем обидели крестьянство?

— Допекло, знаете. Включишь телевизор, откроешь газету, журнал — и бьет по сердцу: „колхозы, совхозы — оплот крепостничества… Поденщина… Лучше их распустить, раздать землю…“… Кто громче всех предает их анафеме? Те, кто знаком с сельским хозяйством в основном через буфет.

— Но ведь и некоторые ученые-аграрники тоже бросают, как выразились вы, камни в колхозы и совхозы.

— Да. Требуют создать условия для раздела земли, передачи ее… в пожизненное наследуемое владение крестьянским семьям. С дилетантами я не стал бы и спорить. Но ученые. И такие предложения… Радует, что суть… раскусили и крестьяне. Они, знаю… не хотят в деревне батрачества. Но успокаиваться рано. Ученые-аграрии, выступающие за раздел земли, — лишь часть тех… сил, что расчищают путь частной собственности, капитализму. И хоть ясно, что их доводы несостоятельны, опасность, считаю, велика…»

Отчет Вань-Ваня, магнитную запись допроса, перевод соответствующих протоколов и самого заботливого отца несуществующих детей Фелину Жушту Капуту пристроили в «Ил-76», побывавшем сегодня на Южном фронте. Сюда огромный самолет привез очередной относительно исправный танк, обратно же улетал до упора забитый больными, ранеными и спасавшимися от войны ангольцами. Членом экипажа «Ильюшина» оказался приятель Вань-Ваня по кличке Турбовинт, который еще месяц назад в качестве бортпереводчика возил из Узбекистана авиабомбы и ракеты режиму Наджибуллы в Афганистане.

— Лететь-то всего-ничего! — рассказал он. — По два рейса в день успевали сделать! Каждая посадка — двести баксов! Чем плохо?!

Вань-Вань некоторое время колебался, не улететь ли и ему самому в Луанду ввиду чрезвычайной ценности информации и полученных от Фелину сведений о приблизительном месте падения крылатых ракет «Х-55». Но по счастью, в столицу отбывал подчиненный Вань-Ваню офицер разведотдела. Ему, в итоге, препоручили унитовца и объемистый пакет, запечатанный сургучом и личной печатью полковника.

— Между прочим, — тихонько сказал Вань-Вань Лейтенанту после длительного общения с коллегами по засекреченной радиосвязи, — цена на нефть откатилась назад! Наверное, наш стратег-Резидент и его покровители из Генштаба что-то не так просчитали!

Пообщавшись с мулатом-вертолетчиком, Вань-Вань выяснил, что рейс откладывается на час. Перспектива лететь в темноте не радовала никого из будущих пассажиров «Пантеры», а потому последовало контрпредложение лететь следующим утром. Но улыбающиеся пилоты заверили «асессоров» в том, что маршрут на Куиту Куанавале знаком им так же хорошо, как интимные привычки их подруг. Хотя этот аргумент не вполне убедил недоверчивых советников, они все же решили лететь, так как иных бортов в Куиту не планировалось еще неделю, а выдвигаться туда с очередной колонной не хотелось.

В этот момент на аэродроме появился и Михаил Петрович. Из джипа, в котором его любезно подвезли чернокожие коллеги-артиллеристы, в вертолет погрузили несколько небольших, но тяжелых ящиков. Когда симпатичного полковника спросили, что это такое он добыл, тот лишь односложно ответил:

— Запчасти!

Лишь знаток человеческих душ Вань-Вань не удовлетворился этим кратким ответом. Время от времени он поглядывал на суровое мужественное лицо артиллериста. Как ему казалось, порою на этом лице мелькало едва видимое удовольствие от того, что он знает то, о чем не ведают другие. А так как работа Вань-Ваня заключалась как раз в том, чтобы знать, по возможности, все, то он испытывал постоянный дискомфорт. Это неприятное чувство отошло на задний план лишь после того, как геликоптер французского производства, шелестя лопастями и характерно свистя хвостовым винтом, спрятанным в кольцевом тоннеле, поднялся в воздух и, сделав круг над погружающимся в сумерки Менонге, понесся на восток. Тут Петровичу подарили его бренди, банку сайры в масле и бритвенный станок «Жиллетт» с набором лезвий. Расчувствовавшийся и похожий на доброго медведя артиллерист тут же открыл все подаренное. Спустя пять минут, под свист лопастей и ветра в открытых проемах хлипкого вертолета, компания советских офицеров, с трудом перекрикивая шум, уже налегала на с трудом запасенные в Менонге продукты и выпивку. Они не видели, как в сгущающейся темноте вечера от низко летящей металлической скорлупки разбегались напуганные гиены, шакалы, антилопы, партизаны и прочие представители ангольской фауны. Время и коньяк летели быстро, особенно для романтического юноши Лейтенанта, который думал о том, что ему, скорее всего, может, не придется более лететь над ночной Африкой, в открытом всем ветрам ангольском вертолете французского производства. С двумя разведчиками, бывшим командиром атомных гаубиц и пилотами-хулиганами.