Камбер-еретик - Кэтрин Куртц

Когда Тавис закончил исцеление бедра Райса Майкла, поднялся с колен и перешел к Девину, обряд был уже совершен.

— У него в спине стрела, милорд, — выпалил Джейсон, прежде чем Тавис успел коснуться раненого.

Веки Девина приподнялись, и он увидел страх и внезапную бледность Джевана, когда они оказались лицом к лицу.

— О, Боже, Джейсон, почему ты молчал? — воскликнул принц, взглянув туда, куда указывал рыцарь. — Райс Майкл мог и подождать. Тавис, сделай же что-нибудь!

Целитель приблизился к его сознанию, и Девин стиснул его покалеченную руку.

— Нет! Лорд Тавис, если вы попытаетесь вытащить наконечник, я мгновенно умру. Ничего не поделаешь. Мои ноги уже отнялись.

Тавис снова постарался установить контакт, высвобождая руку.

— Может быть, ты разрешишь мне самому сделать заключение, Эйдиярд? Ты не Целитель и не Де… Ты — Дерини!

Ошеломленный, он отдернул руку. Лицо Джевана посуровело. Казалось, и принц определил в солдате Дерини. Джейсон стоял позади своего товарища, совершенно обескураженный. Девин удерживал его сознание — стражник еще мог понадобиться.

— Да, я Дерини, — прошептал он. — Но клянусь, что ко злу, приключившемуся с вами, не имею никакого отношения. Я не из числа тех свиней, которые пытались убить нас только что. Вы должны поверить мне.

— Кто ты? Как ты можешь быть Дерини? — удалось выдавить из себя Тавису. — Я проверял тебя! Сразу после того как ты поступил, когда лошадь ударила тебя, я тебя исцелял! Готов поклясться, ты не был Дерини!

— Меня послали охранять принцев и наблюдать за вами, — Девин заторопился, чувствуя растущее желание Тависа проникнуть в его разум и зная, что не должен этого допустить. Частью сознания он приказал Джейсону придвинуть одну из рук, поддерживавших его спину, ближе к стреле. — Поверьте, Тавис, я не из числа этих бандитов и не из мясников, которые отрубили вам кисть. Я друг…

— Ты обманул нас…

— Так было нужно, — ответил Девин, он намеренно тянул время, проверяя, все ли сделал, чтобы после разрушения защит по его мозгу ничего нельзя было прочесть. — Не будь меня здесь, никто не предупредил бы вас о нападении. А стрела, которая отправляет меня в могилу, поразила бы Райса Майкла.

— Ты лжешь, — негодовал Тавис. — Я уверен, что ты лжешь! Кто послал тебя? Зачем ты явился?

Тавис изо всех сил стремился проникнуть в его разум, всякий раз пасуя перед защитами, даже тогда, когда его рука и обрубок сжимали виски Девина. Защиты стояли, но Девин знал, что выдержит не долго.

В Твои руки, Господи, — зазвучала в его мозгу последняя молитва. И он заставил руку Джейсона тронуть стрелу.

Зазубренное острие сдвинулось, но боли он не ощутил, только теплоту, разлившуюся в животе, и пульсацию крови, заполнявшей все его тело.

Он беззвучно вскрикнул, взор его туманился, по лицу Тависа было видно — Целитель понимает происходящее и пытается бороться. Но его живительная энергия уже ничем не могла помочь Девину. Он снова закрыл глаза и в последний раз обратился к тому, кто сидел в комнате Совета и тщетно пытался передать свою энергию по затухающей связи.

Времени, отпущенного Девину, оставалось только на то, чтобы почувствовать эту заботу и в очередной раз удивиться, как епископ Элистер похож на его деда Камбера.

А потом прикосновение самого Камбера пронзило все его существо и окутало любовью.

Его дед в слезах простирал к нему руки. А потом было нечто, наполненное ослепляющим, невыразимо прекрасным светом, смешавшим в себе все краски времени.

Тавис осознал понял, что раненый умирает, и хотел прочесть хотя бы последние вспышки сознания, но вдруг испуганно вскрикнул и в панике отпрянул. Менее всего ожидал он столкновения со святым Камбером. Очень скоро Целитель оправился от шока, но было поздно. Девин скончался, его память умерла вместе с ним. Уничтожение воспоминаний было исполнено безупречно.

Тщетно силясь скрыть непрошеные слезы, причины которых он не знал, Тавис вышел из контакта, со злостью стукнул кулаком по земле и, испуганный, задержал дыхание — лицо покойника внезапно осветилось изнутри. Светлые волнистые волосы медленно выпрямлялись, делаясь еще светлее, подбородок увеличивался и выдавался вперед, лицо менялось… и вот уже вскоре на земле лежал вовсе не Эйдиярд.

Тавис осторожно приподнял веко, радужка оказалась светло-серой, а у молодого стражника были карие глаза.

— О, Боже мой! — Джейсон, насмерть перепуганный, отодвинулся как можно дальше, вытирая руки о штаны. — Это не Эйдиярд!

— Я его знаю! — прошептал Тавис, прижав руки к груди, чтобы унять дрожь. — Я видел его прежде, но никак не могу вспомнить…

— Господи, да это же граф Кулдский! — в полном изумлении возопил Робер, только что присоединившийся к остальным. — Но почему на нем доспехи Эйдиярда и…

А тем временем Джеван, потрясенный, стоял на коленях возле спящего брата, раскачивался и повторял единственные слова:

— За что, Тавис? За что?

ГЛАВА 20

Посмотрим, правда ли его слова и что случится с ним в конце.[21]

— А я вам объясню, за что! — клокотал от ярости епископ Хьюберт, когда они вернулись во дворец в Ремуте. — Он был одним из них! — Он в гневе ткнул пальцем в четверых стоявших на коленях пленников. — Они же все Дерини!

В парадном зале, как только освободились регенты и король, собрался весь двор. Принцы едва успели вымыться и сменить окровавленные одежды. Теперь мальчики заняли свои места в креслах по бокам от брата, олицетворявшего верховную власть. Обеспокоенный Тавис стоял за спиной у Джевана. Трое ремутских регентов сгрудились у трона. Епископ Хьюберт метался от Элроя к Джевану, тряся епископским посохом, словно тот мог защитить его от козней зловещих Дерини. Слева от юного короля возвышались графы Мердок и Таммарон в графских венцах и длинных придворных мантиях, отороченных дорогим мехом.

В зале присутствовали также архиепископы Джеффрай и Орисс, констебль граф Адаутский и целая толпа придворных рангом пониже, рассевшихся вдоль стен.

Несколько писцов, скрипя перьями, старательно записывали все сказанное. Джеффрай — единственный из оставшихся во дворце Дерини, если не считать Тависа, который всецело владел своими способностями (ибо пленников, во избежание проблем, опоили особыми зельями), сейчас мечтал лишь о том, чтобы привлекать к себе как можно меньше внимания. Сегодня было достаточно одной только принадлежности к расе Дерини, чтобы превратиться в обвиняемого на процессе…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});