Хозяйка Рима - Кейт Куинн

— Итак? — добродушно спросил Домициан, глядя, как рука Павлина робко легла на руку Кальпурнии. — Поцелуй невесту.

Кальпурния покраснела, однако щеку подставила. Павлин нагнулся и легонько прикоснулся к ней губами. При этом он на миг посмотрел на меня, и я округлила губы, как будто приготовилась его поцеловать. Он тоже покраснел и отвернулся.

— Павлин, — это вперед шагнул Марк. — Я рад видеть тебя, мой сын. Давно я ждал этого момента.

— Отец.

Они неуклюже шагнули навстречу друг другу и, избегая смотреть в глаза, обнялись. Впрочем, уже в следующее мгновение Павлин отпрянул назад, как будто обжегшись, а на лице его выступил румянец.

Я хихикнула.

Не успели мы устроиться на ложах с обтянутыми шелком подушками, как рабы тотчас начали ставить перед нами одно блюдо за другим, а своды зала наполнились музыкой. Стол буквально ломился от угощений. Тут были и вазы с засахаренными фруктами, и жареные павлины, украшенные их же яркими перьями, и поросята в медовом соусе, начиненные розмарином и кусками своего собственного мяса. Перед нами барабанщики исполняли свой причудливый танец, а звонкоголосые мальчики из Коринфа услаждали мой слух своим пением, ловкие акробаты возводили из собственных тел причудливые пирамиды до самого потолка из слоновой кости. Не успевали мы опустошить наши тарелки, как рабы тотчас подкладывали нам новые угощения. Домициан понуждал нас есть, есть и есть. Он размахивал жареной павлиньей шеей, с которой на его роскошные одежды капал жир, и на дорогом пурпуре уже появились первые пятна. И я поняла, что он изрядно пьян. Старое фалернское вино лилось рекой, не уступая в полноводности Тибру, и поскольку от обильной еды и выпитого вина мне становилось все жарче и жарче, вполне естественно, что я распустила волосы, а платье соскользнуло с одного плеча. Вот теперь это было похоже на Луперкалии!

Император рассказывал истории про храбрость и мужество Павлина, то и дело восклицая, что такого друга, как он, у него еще не было, и вот теперь он хотел, чтобы весь мир об этом знал. Павлин сидел с остекленевшим взглядом, потому что старался не отстать от императора по количеству выпитых кубков. Щеки Кальпурнии раскраснелись, платье помялось, а сама она в довольно неудобной позе растянулась на своем ложе. В зале было жарко, стол ломился от яств, вино лилось рекой. Однако музыканты старались вовсю, а император возвышался над нами словно некий раздувшийся бог, и нам ничего не оставалось, как набивать себе рты яствами, запивая застрявший в горле кусок вином, и время от времени выкашливать из себя приступы истерического хохота.

Марк сидел рядом со мной — спокойный и невозмутимый, и когда я сквозь пелену легкого опьянения посмотрела на него, то заметила, что его взгляд прикован не к императору, и даже не к Павлину. Его взгляд был прикован к императрице. Точно так же, как и он, — спокойно и невозмутимо — императрица сидела на краю своего ложа и смотрела на него. Было в этом пристальном, задумчивом взгляде нечто такое, что привлекло мое внимание. Однако зал уже шел кругом вокруг меня, повсюду царило безудержное веселье, и я не смогла удержаться от смеха, глядя на потное квадратное лицо Кальпурнии. Я осушила еще один кубок, пролив при этом половину его содержимого на мозаику, и, перевернувшись на спину, расхохоталась, глядя в потолок. Моя стола соскользнула с другого плеча, оголив грудь. Павлин тотчас впился в нее взглядом.

— Обручальное кольцо для невесты! — выкрикнул император. — Павлин, только не говори мне, что ты еще не преподнес его ей. Позволь мне это сделать самому, — с этими словами он схватил Кальпурнию за руку и надел ей на палец, правда, не тот, что нужно, перстень с внушительным рубином. — Теперь вы обручены. Поцелуй ее еще раз!

Павлин легонько коснулся губами ее губ.

— Нет-нет, не так. Похоже, это я тоже вынужден за тебя сделать!

Выкрикнув эти слова, Домициан жадно поцеловал Кальпурнию в губы. Ее сдавленный писк тотчас утонул в барабанной дроби.

— Цезарь, — строго произнесла императрица, впервые за весь вечер подав голос. — Ты испугал бедную девушку.

— Испугал? — Император посмотрел на супругу со злобным прищуром. — Можно подумать, ты что-то понимаешь в поцелуях! Да ты холодна как ледышка, тебя не способен растопить даже вулкан, ты холодная интриганка…

Императрица поднялась со своего ложа. За весь пир ни единый волосок не выбился из ее прически.

— Благодарю вас за прекрасный вечер, — произнесла она, обращаясь сразу ко всем и к никому. — Марк, Лепида, префект Норбан, Кальпурния. Позвольте мне пожелать вам приятного вечера.

— Это точно, — пробормотал император, когда она удалилась, — убирайся отсюда, ты, холодная сука. — Он поманил к себе юного раба, и я, насколько позволяла застилавшая мне глаза пелена, увидела, как тот высыпал в графин с вином какие-то мелко нарезанные листья.

— Что это? — поинтересовалась я заплетающимся языком и хихикнула.

— Трава, если не ошибаюсь, из Индии, — с этими словами он осушил кубок. — Делает мир ярче. Павлин, Кальпурния…

— Мне не надо, — четко возразила та.

— Пей! — Император грубо сунул ей в руку кубок, и половина вина выплеснулась ей на дорогой наряд. Однако Кальпурния повиновалась. Чувствуя на себе презрительный взгляд Марка, я, протянув через стол руку, вырвала у нее кубок и осушила его без остатка. Это было старое фалернское вино, и лишь в последних глотках ощущался горький привкус.

— Великолепно! — выкрикнул, задыхаясь, император. По его лбу градом катился пот. — У нас здесь просто великолепно. Эй, музыку мне, музыку! И пусть кто-нибудь приведет ко мне Афину!

Неожиданно меня бросило в пот. Мозаика на полу бешено пошла кругом, точно живая. Тело размякло и источало жар.

— О боги, мне дурно, — простонала Кальпурния и в изнеможении рухнула на ложе. В следующее мгновение ее вырвало прямо под розовой мраморной статуей купающейся Артемиды.

Я услышала рядом с собой шорох одежд. Это Марк поднялся со своего места.

— Думаю, цезарь, будет лучше, если я отведу Кальпурнию домой. Ей нехорошо, — с этими словами он взял ее под локоть, помогая подняться. — Павлин…

Но Павлин, тяжело дыша, растянулся на своем ложе. Зрачки его сделались такими огромными, что казалась, будто у него вообще нет глаз.

— Ты прекрасна, — пробормотал он, обращаясь ко мне. — Ты прекрасна.

— Доброй вам ночи, — сказал Марк, выводя из зала шатающуюся Кальпурнию.

Кудри Павлина двигались, извивались, подобно змеям. Сгорая от любопытства, я протянула палец и тотчас отдернула, боясь быть укушенной. Он перекатился на бок и, схватив меня за руку, впился жадными губами в мою грудь и плечи.