Хозяйка Рима - Кейт Куинн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С этими словами она подошла к алтарю и плавными движениями воздала огню почести. Павлин не проронил ни слова, застыв, как вкопанный. Интересно, скольким мужчинам посчастливилось проникнуть в святая святых этого молчаливого женского храма?
«Мы им не нужны, — подумал он. — Они сотворили свой собственный мир, где нам нет места. Прекрасный мир».
— Ну как? Ты увидел все, что хотел увидеть? — спросила жрица, поднимая на него взгляд.
— Все.
Его преторианцы вышли на улицу, однако Павлин поймал себя на том, что не торопится уходить. И, похоже, его спутница тоже не собиралась его торопить и продолжала стоять перед ним, сцепив на талии руки. Ресницы у нее были светлыми — возможно, волосы под покрывалом тоже.
— Вы счастливы, — неожиданно произнес он. — Ведь так?
— Да, мы счастливы. А ты?
— Я? Ну конечно, счастлив.
— Разумеется. Ты намерен возвращаться сюда, префект?
Павлин задумался. Он уже давно забыл о том, что собирался делать заметки, однако увиденное ярко запечатлелось в его сознании — нет, в этих безмолвных стенах не было ни малейших следов порока, ни малейших признаков нарушения обета. Ему было дозволено войти в обитель непорочности.
— Да, — сказал он. — Я еще вернусь.
На ее лице он не заметил и следа удивления.
— Что ж, тогда до новой встречи, префект.
— Павлин Вибий Август Норбан.
— А я весталка Юстина, — прозвучало в ответ.
— Я вернусь. В следующий раз без моей стражи.
— Я всегда здесь.
Это лето Павлин провел в седле, постоянно переезжая от одной преторианской казармы к другой, чтобы проверить, как идет обучение. Либо доставлял в город императорские депеши. Либо навещал Тиволи, где проводил долгие вечера у домашнего очага на вилле Юпитера. Эти тихие вечера на вилле шли императору на пользу. По крайней мере, так казалось Павлину. Домициан выглядел гораздо более счастливым, спокойным, проводил долгие часы, нежась на роскошных ложах, и даже частенько улыбался. Не иначе как благотворное влияние Теи. В Тиволи она постоянно была рядом с ним.
— Какая прекрасная женщина, — как раз с воодушевлением заметил Павлин, когда она уже ушла спать.
— Верно, — отозвался Домициан, глядя отрешенным взглядом на пылающие светильники. — Она рабыня, я же не люблю рабов. Еврейка, я же не люблю евреев. Она полна тайн и секретов, я же не люблю секреты. И все-таки, согласись, в ней что-то есть…
Павлин улыбнулся себе под нос. Брошенная императором фраза прозвучала резко, но вместе с тем с теплотой.
— Я рад, что у него есть ты, — сказал он ей на следующее утро, после того как император исчез в таблинуме, где его ждали горы документов. — Ты благотворно на него влияешь, Тея.
— Тебе видней, — она оторвала веточку жасмина, овившего одну из колонн атрия. — Мне он оставляет только тени, всем остальным — солнечный свет. Да-да, может сиять подобно солнцу, когда захочет. Даже порой и ради меня тоже. Правда, очень редко. День-другой, а потом передо мной вновь грубый солдат, каким он был при первой нашей встрече. — Тея пожала плечами. — Это порой сбивает с толку.
— Он просто полагается на твою верность.
— Павлин, надеюсь, ты не ждешь, что я замолвлю за тебя перед ним словечко? Возможно, Домициан и полагается на мою преданность, однако к моим советам никогда не прислушивается. Он даже не внял им, когда писал свой трактат по уходу за волосами.
— А что ты ему посоветовала?
— Что императору не пристало писать трактат на такую тему.
Павлин рассмеялся.
— Что ж, возможно, он и не прислушивается к тебе, но мне понятно, почему он тебя любит.
Она отвернулась куда-то в сторону, и на какой-то момент Павлину показалось, будто краем глаза он заметил в ее глазах свирепый блеск. Правда, всего на один миг, потому что затем Тея вновь обернулась к нему и с улыбкой произнесла.
— Ну конечно. Да, он любит меня. Кто бы мог в этом усомниться? Кстати, я слышала, будто он подыскал для тебя невесту.
— Да, молодую вдову из рода Сульпициев. Ей двадцать шесть, бездетна, а в качестве приданого она принесет мне половину Тосканы и Тартацины.
— Ты говоришь о супруге или о лошади? — с усмешкой спросила Тея. — Боже, как глупы мужчины.
Павлин растерянно заморгал.
— Я сказал что-то не то? И теперь ты сердишься на меня?
— Нет-нет, такого просто не может быть! Ты один из самых влиятельных римлян, и при этом ничего не замечаешь.
— Тея, — осторожно начал Павлин. — Ты хорошо себя чувствуешь? Последнее время стоит такая жара…
— Ага, все понятно. Оказывается, я больна. От больной до безумной один шаг. Ведь именно такой ты и считал Юлию.
Окруженная облаком оранжевого шелка, Тея зашагала к вилле.
Павлин же задумался о том, сумеет ли он когда-нибудь понять женщин.
Позже, во второй половине дня Тея куда-то уехала.
— За покупками? — поинтересовался он у императора.
— Наверно, в гости к моей племяннице Флавии, — ответил Домициан, не отрывая глаз от своих свитков. — Кстати, почему бы тебе не послать за ней стражника? Потому что она будет нужна мне после обеда.
— Я сам съезжу за ней, — предложил Павлин и улыбнулся. Флавия когда-то была наперсницей Юлии в их детских забавах. Интересно, помнит ли она его? Как-то раз в Большом цирке они украли графин с вином у их матерей и в возрасте всего шести лет напились допьяна.
Путь до виллы Флавии Домициллы занял у Павлина всего четверть часа, спасибо верной гнедой кобыле. У ворот он спешился, отпустил от себя своих преторианцев, а сам повел кобылу в конюшню за домом. Он обогнул край виноградника и остановился как вкопанный.
Не замечая, что подол ее дорогих шелковых одежд волочится по грязному полу, Тея стояла в пыли конюшни и, положив руки на плечи грязному рыжеволосому мальчишке-рабу, довольно резко его отчитывала.
— Мне все равно, какие оправдания ты найдешь для себя на этот раз, но ты не имеешь права сбивать людей с ног. Ты должен благодарить судьбу за то, что живешь здесь, и пока ты обитаешь в этих стенах, ты должен беспрекословно слушаться госпожу Флавию, когда она велит тебе…
— Она мне не мать!
— Зато я мать, и я не потерплю, если ты станешь вести себя как варвар.
Они обменялись сердитыми взглядами.
— Почему бы тебе не показать мне твои новые упражнения с мечами? — спросила Тея, уже чуть мягче. — Честное слово, я не прочь взглянуть на них, и…
— Афина, — Павлин сделал шаг вперед.
Улыбка тотчас исчезла с ее лица, как будто-то кто-то ее стер, словно слово на восковой дощечке.
— Павлин? Что… что ты делаешь здесь?