Там, где обитают куклы... (СИ) - Кулецкий Алексей Николаевич

Глава двадцать пятая

Обрушится с небес меч слепой, на головы и правых и виноватых и не станет ни праведных, ни грешных, все переплавятся в котле Очищения…

Уставшие после содержательного дня и удачного восхождения на вершину Алькатраса, они, наедине со своими мыслями, брели по бульвару Акапулько. Было хорошо. Знакомые местные жители говорили, что сентябрь в этом году удался на славу. Тихий, теплый и спокойный, без характерных в это время года внезапных, коротких шквалов. Город жил своей повседневной жизнью, сидя в многочисленных кафе, лежа на пляжах и куда-то все время перемещаясь по своим делам. За время своего пребывания здесь, друзья уже успели загореть и, теперь по цвету кожи, совершенно сливались бы с местными, если бы не выгоревшие на Солнце светлые волосы Ральфа и Тома.

Раздались вступительные аккорды «Призрака Оперы» в исполнении «Найтвиш». Том вздрогнул и поморщившись покосился на телефон. Айфон оглашал вечернюю улицу аккордами металлических партий в исполнении Эрно Вуоринена и, что есть силы, трясся в руке, движимый вибросигналом. На экране светилась банальная надпись — «Цветочек Мелинда». Но вместо радости от общения с близкими людьми, он почувствовал, как холодеет лицо и покрывается липким, холодным потом.

Том созванивался с женой буквально полтора дня назад. Мелинда говорила, что они со Сью безумно соскучились и спрашивала, когда наконец, закончится их экспедиция. Он ее успокаивал, как мог, говоря, что уже взяты билеты на самолет на конец этой недели. Жена говорила, что её замучили кошмары по ночам, где ей снились индейцы в боевом раскрасе, стреляющие из луков и метающие во врагов томагавки, которые почему-то с завидной постоянностью летели в их сторону. Малышка пролезла под локтем у мамы, всхлипнула в трубку и спросила, когда приедет папа.

Нехороший червячок шевельнулся в душе — «Ну вот… сны не бывают без смысла… Я же сказал ей, что скоро приеду…» «Алло, Любимая!..» — он поднес телефон к уху. Сначала телефон молчал и лишь слабый шорох помех говорил о том, что он все же работает. Затем, вместо привычного воркования соскучившейся и любящей жены, по ту сторону эфира, вначале послышалась какая-то возня, как будто упавший телефон, кто-то поднимал с пола, а немного погодя, трубка взорвалась звуками. Мелинда плакала навзрыд.

«Малыш, что случилось?» — стараясь сохранять самообладание, сказал Том, плотнее прижимая телефон к уху и сделав пару шагов в сторону от друзей, которые тревожно уставились на него. «Так… Успокойся! Что случилось?» — он сделал неуклюжую попытку привести ее в чувство, — «Ты можешь нормально объяснить, что такое?». Но все это было бесполезно.

Мелинда лишь всхлипывала, а при попытке заговорить, снова срывалась на плач. «Мелинда, черт возьми! Что случилось?» — уже не стесняясь, заорал Том на всю улицу так, что случайные прохожие стали оборачиваться. Друзья остановились прямо посередине бульвара, глядя на Тома. «Так… теперь очередь нашего фотохудожника…» — промелькнула мысль в голове у Макса. Начало разговора не предвещало ничего хорошего. Мелинда, немного опешив от подобного поворота событий, по-прежнему всхлипывая, стала сбивчиво рассказывать, как они пошли гулять по улице. И что случилось потом.

Они вышли прогуляться. На улице было тихо и лишь ветер шумел в кронах деревьев, росших по краям тротуара. Линда с малышкой Сью остановились, потому что дочка захотела пить. Она достала из ранца, висевшего за спиной бутылочку с зеленой бабочкой и стала ее поить. Малышка Сью напилась, но при этом, облилась водой. Линда отановилась и опустилась на колено, чтобы вытереть ей личико.

Белый, испачканный какими-то размазанными пятнами, наподобие пятен крови и красными брызгами мотоцикл, мчался прямо на них… Он мчался совершенно беззвучно, как будто, не касаясь земли и лишь подъехав почти вплотную, заревел так, что они чуть не оглохли. Мотоцикл взревел, поднимая за собой зловеще — серый шлейф пыли. За рулем мощного спортивного байка, был мотоциклист, весь в черном, на нем был блестящий шлем, с белым пером, приклеенным прозрачным скотчем на затылке. Лица его не было видно, лишь белели на темном фоне, оскаленные клыки на опущенном стекле…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Мотоциклист резко затормозил, не доехав до них каких-то двадцать метров, оторвал руку от руля и немного приподнял стекло, открыв лицо, искаженное дикой злобой. «Я же говорил им, чтобы они не совались на эту террасу! Не их это дело, этих мелких и подлых людишек! Зачем они потревожили покой мертвых! Эти дураки разбудили их, чертовы гринго! Какого дьявола, они суют свой нос туда, куда их не просят! Ну так получайте! Получайте и вы, родственники и дети проклятых незванных пришельцев! За все! За то, что не удержали своих глупых близких, у своих юбок! За наших поруганных предков! За все!» — орал он, оскалив зубы и поставив мотоцикл на заднее колесо, налетел на них, с дочкой.

* * *

«Что со Сью?» — закричал Том, совершенно не обращая внимания на тех, кто находился вокруг. Мелинда, немного взяв себя в руки, расскзала, что сама отлетела от мотоцикла, потому что получила удар в лицо ногой, обутой в тяжелый ботинок в заклепках и на массивном протекторе, а бешенно вращающееся переднее колесо врезалось малышке в голову, затем добавив по телу боковыми дугами. «Что со Сью?» — Том заорал в трубку повторно. Мелинда, всхллипывая сказала, что Сьюзан отвезли в больницу.

«Тяжелая черепно-мозговая травма» — об этом ей сообщил доктор, который явно не был настроен приукрашивать общую картину — «Надежда на то, что дочка останется живой есть, но очень небольшая… Она находится в коме. Остается надеяться на то, что здоровый организм малышки справится с испытанием, выпавшим на его долю… Ей проводится искусственная вентиляция легких.» «Что еще сказал доктор?» — спросил Том и невольно удивился своему охрипшему голосу. Жена сказала лишь, что врачи, наложив ей на лицо с десяток швов, не стали больше разговаривать, а отправили в палату, со словами — «мы сделаем для Вашей дочери все возможное…»

Глава двадцать шестая

Толстый проснулся среди ночи, словно от удара в спину. «Да… сон алкоголика крепок, но — недолог» — пронеслось в его голове. Все было тихо, однако не давало покоя чувство подступающей опасности. Вроде бы и все безмятежно. Дырявые стены так называемого «бунгало», пропускали ленный свет, отбрасывая яркие световые полосы и резкие тени на стены. Давно заброшенная хибара вроде бы, еще стояла крепко и ничто не указывало на то, что она скоро рухнет.

С раздражением, он нащупал в кармане пачку сигарет, достал и сунул в зубы ароматную сигарету. Пару раз чиркнул. Вспышки искр от кремня осветили стены его убогого жилища. Всего одна ночь. На спор. Вот же не сиделось ровно на собственной заднице! Вот уж точно — сердце требует подвига, а задница — приключений.

Да еще и поспорили по пьяни! Налакались в этом кабаке до потери пульса. Кто там чего нес, уже толком и не вспомнить. Однако — все же поспорили с этими латиносами… Они же — совсем без башки… А если поспорил, то нужно идти до конца. Хочешь ты этого, или не хочешь. Нет, конечно, можно и дать деру, но страна здесь небольшая, людей мало и все у всех на виду. Туристы — своего рода заложники местных порядков…

Он поджег сигарету, с наслаждением втянул в легкие ароматный дым. Спать в прокуренном помещении не хотелось. Толстый вышел на улицу. Окружающий пейзаж представлял бы собой идиллию, если бы не одно «Но»… Но что? Что-то было не так… И, причем очень круто не так… Но — вот что? Чего-то не хватало в окружающем ландшафте. И от этого «чего-то», становилось совсем не по себе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Он сильно затянулся еще раз. И еще раз внимательно оглядел окрестности. Внезапная догадка пронзила его голову как будто пулей, заставив ощутить могильный холод внутри тела. Деревья и кусты зашатались перед глазами. Кукол, в изобилии развешанных по деревьям, приколоченных гвоздями к забору и развешанных, словно удавленники по веткам — не было! Ни одной! «Кто-то очень плоско пошутил» — подумал Толстый — «Думают, что я прямо так и обосрусь, если этих чучел не увижу! Пусть дома у себя так шутят, над бабами своими, а мне без разницы, хрен я на такое поведусь!»