Ангелы ада. Смерть любопытной . Палач: Новая война - Питер Кейв

Палач посмотрел вниз, прежде чем приставить ствол пистолета к голове умирающего, будто произнося молчаливую молитву за упокой души юного террориста. Затем он нажал спусковой крючок и вышиб из головы кости, мозги и остатки ненависти.

Сейчас на дороге стояла тишина, слышался лишь шум дождя.

Болан подошел к «лендроверу». Водитель был мертв. Рядом с ним, тяжело обвиснув на сиденьи, находился Спинни.

Болан нагнулся и пощупал его пульс. Отлично, он был все еще жив. Палач вытащил его из машины на дорогу и прислонил к колесу.

По бледному, застывшему лицу Спинни скатывались струйки дождя. Болан подождал и через минуту увидел, что веки мужчины дрогнули, а затем открылись глаза. Спинни непонимающе уставился на него.

Болан приставил пистолет ко лбу Спинни.

— Мне нужна кое-какая информация, — твердым голосом сказал он. — У меня нет времени для забав. Что задумал этот выродок Хатиб?

Спинни покачал головой. Его глаза начали закрываться. Болан ударил его по лицу левой рукой.

— Говори, черт возьми!

Спинни издал гортанный, булькающий звук. Из его рта вылез пузырь, а затем по подбородку потекла темно-красная кровь.

Болан схватил его за волосы и грубо поднял вверх его голову.

— Я сказал — говори, черт возьми!.. — и замер на полуслове.

Говори…

Нет, Спинни уже не сможет говорить с ним. Или еще с кем-нибудь. Из-под его подбородка потекла тонкая струйка крови. Кровь шла из глубокой раны на шее, из которой торчал кусок металла.

Когда Болан отпустил голову блондина, тот упал на бок — мертвым.

Болан подобрал полдюжины полностью заряженных магазинов к АК-47 прежде чем пойти к выступу скалы, где он оставил свое оружие и девушку.

На поле боя, в качестве послания арабскому боссу, он оставил валяющиеся трупы террористов.

Сорайя встала на ноги. Когда Болан подошел к ней, то смог разглядеть на ее лице выражение ужаса. Ее тело напряглось и дрожало от возбуждения.

— Ты готова идти? — спросил он ледяным тоном.

Он видел, что она находится на грани истерики — даже малейший намек на жалость или дружелюбие мог вызвать ее.

Она кивнула, будучи не в состоянии говорить.

Болан закинул «Калашниковых» и «Стоунер» за плечо и проверил ручной компас. Они находились примерно в миле с половиной от хижины угольщика, в которой он оставил Лаконию.

Промокнув до последней нитки, в серой пелене дождя Болан пошел вниз по раскисшей горной дороге. Девушка следовала за ним.

Позади дождь отмывал от крови тела, валявшиеся в грязи.

Но потребуется гораздо большее, чем дождь, чтобы смыть с них все их грехи.

ГЛАВА 18

Громкое, прерывистое дыхание Лаконии, казалось, переполняло лачугу, когда Болан зажег фонарик и вошел в нее. Лакония все еще лежал на полу, а под головой у него в качестве подушки был свернутый рюкзак Болана.

С о райя оттолкнула Палача и бросилась к распростертому на полу телу. Она положила прохладную ладонь на его лоб.

— Он горит в лихорадке, — задыхаясь, сказала она. — Нет ли чего-нибудь…

— Я уже давал ему пенициллин и посыпал раны бактерицидом, — ответил Болан. — Приложи ему ко лбу мокрый компресс.

Он сложил в угол оружие, которое принес с собой. Когда он расстегивал поясной ремень, еле заметный, высокой тональности звук радиостанции, находившейся у него в кармане, привлек его внимание. Болан вынул радиоприемник из кармана и перевел тумблер в положение «прием». Раздались атмосферные разряды, а затем он различил речь.

— …«Мэн — один»… Бердман… вызывает «Стоуни Мэн — один»… как… слышите меня? Прием.

Болан поднес радиоприемник ко рту.

— Я «Стоуни Мэн — один»… «Стоуни Мэн — один» вызывает Бердмана… Я слышу вас на один балл… Прием.

Еще один атмосферный разряд и затем:

— … место… найти… — треск заглушил все остальное.

Затем во второй раз:

— Включите радиоответчик в режиме маяка…

Не ответив на вызов, Волан схватил рюкзак и вытащил коробочку, размером не более сигаретной пачки. Он вставил миниатюрную антенну и включил передатчик, выбежав на улицу, чтобы поставить его на землю рядом с хижиной.

Радиоприемник снова захрипел и выплюнул очередную порцию слов. На этот раз голос раздавался громче и отчетливее.

— … Бердман для «Стоуни Мэн — один»… Мы приняли ваш сигнал… Вы готовы отправиться обратно… с пассажиром?

Помехи заглушили некоторые слова.

— Повторите еще раз, — попросил Волан.

— Вы… готовы… чтобы вас… подобрали?.. С вами ли., пассажир?

— По пассажиру утвердительно. Подлетайте и забирайте его.

Вмешался другой голос.

— «Стоуни Мэн — один», говорит командир корабля. У нас есть приказ принять на борт двух мужчин…

Передача внезапно прекратилась.

Волан закричал:

— Бердман… я вас не слышу, как слышите меня?

В ответ молчание. Затем:

— «Стоуни Мэн — один», «Стоуни Мэн — один»… Я Бердман… Зажгите огни… Зажгите огни…

Волан уловил паническую нотку в голосе второго пилота. Когда он искал в рюкзаке ракеты, голос продолжал:

— У нас… неприятность… с регулятором лопастей… Зажгите огни…

Волан схватил две ракеты и выбежал на середину поляны. Миниприемник находился у него в кармане, но слышимость была достаточно хорошей, чтобы четко разбирать передачу.

— … Бердман вызывает базу… Бердман вызывает базу… Сигнал бедствия… сигнал бедствия… как слышите меня?

Лакония.

Бодан воткнул ракету в размокшую землю и вытащил чеку самозажигания. Шипя и брызгая красными искрами, огонь зажегся.

Он пробежал двадцать ярдов и проделал ту же операцию с другим огнем.

— Да, база… сигнал бедствия… регулятор лопасти… попробую приземлиться… У вас есть… пеленг на нас?

Болан понял, что второму пилоту не было необходимости переключаться на частоту бедствия — сто двадцать один с половиной мегагерц. База — вероятнее всего легкий крейсер, стоявший рядом с Панамским каналом, — перехватывала радиообмен вертолета с ним!

— Согласен с последним, база… не смогу подняться… это сигнал бедствия…

Передача с вертолета была гораздо громче. Болану показалось даже, что он слышит хлопающий звук лопастей машины.

— Бердман, — сказал он в микрофон, — кажется, я слышу вас к юго-востоку.

— Понял, «Стоуни Мэн»… Вас слышно хорошо и разборчиво… Мы видим огни… Но у нас… проблема… Подождите…

Голос исчез из эфира. Стоя возле хижины, Болан пристально вглядывался на юго-восток, пытаясь безуспешно разобрать что-нибудь за завесой дождя и ночи.

Снаружи на поляне огни разбрасывали во все стороны искры, образуя мощное красно-оранжевое освещение.

А затем, поначалу слабо, а потом все усиливаясь, послышались характерные, неритмичные звуки работающих лопастей вертолета. Через мгновение Болан различил темный, массивный силуэт вертушки, возникший из пелены дождя и тьмы ночи.

Вертолет находился на высоте не более тридцати метров от земли и сближался с ней под углом, порывы ветра бросали его из стороны в сторону.

Шум винтов перекрывал все остальные звуки, но в нем чувствовалось что-то ненормальное. Он то возрастал, то падал до минимума по мере приближения к земле, а затем и вообще превратился в сплошной скрежет.

Огромная машина дернулась в воздухе, упала вниз на десяток футов, выпрямилась, а затем снова завалилась на бок.

Болан громко выругался при вызвавшей у него тошноту мысли о возможной катастрофе.

Но летчик, морской пехотинец, был хорошим профессионалом. Очень даже хорошим или уж слишком удачливым.

Громадный корпус вертолета откинулся назад, слегка наклонился и с грохотом обрушился на землю позади огней.

Болан бросился к обреченной птице, когда до земли ей оставалось всего несколько футов.

Вертолет лежал слегка на боку, один из костылей оторвался при ударе и валялся рядом. Лопасти не вращались, а их кончики были необычно загнуты. Из топливных баков вытекало горючее.

Болан подпрыгнул, ухватился за перекладину и подтянулся вверх* Он ухватился за дверцу кабины вертолета и изо всех сил дернул ее на себя.

На него глянуло залитое кровью лицо.

Болан наклонился и, обхватив пилота под мышки, вытащил его наружу.

— Второй… второй пилот, — задыхаясь, проговорил майор. — Вытащите… его…

Болан забрался в кабину вертолета. Второй пилот без сознания лежал на круглой рукоятке. Палач быстро отстегнул ремни безопасности и, упираясь одной ногой в сиденье, поднял мужчину и просунул безжизненное тело наружу. Вслед за ним спрыгнул и он сам.

Майор морской пехоты стоял, наклонившись на один бок и держа руку у окровавленной головы.

— Т-т-торопись, — задыхаясь, проговорил он. — Баки… продырявлены!