Седьмой Совершенный - Самид Агаев

— По какому вопросу? — еле выдавил из себя начальник.

Ахмад Башир сказал:

— Я, раис сахиб аш-шурта, города Сиджильмасы, бывший, но это ничего не значит, потому, что города уже нет. Его разрушил некто Убайдаллах, ничтожный лекарь, из тех, что зуб вырвать не может, а сейчас он Фатимидский халиф, да, высшей власти добиваются в жизни как раз такие. Я с ним был знаком, представьте себе. Начальник стал проявлять признаки нетерпения.

— А теперь о деле, которое меня, собственно говоря, сюда привело. У вас, здесь сидит один человек, к которому у меня имеется определенный интерес.

Лицо начальника стало непроницаемым.

— Он мой кровник, — сказал Ахмад Башир, — и я требую, чтобы его мне выдали.

Начальник слегка оживился и, из любопытства спросил:

— Кто такой?

— Некий Имран, он убил моего брата, я давно за ним гоняюсь, а теперь вот узнал, что он заключен в тюрьму, как лжемахди.

— Какой кровник? — раздраженно сказал начальник, — Ты куда пришел, вообще здесь тюрьма, закон, порядок. Обратись в суд.

— Эй, ты, — рявкнул начальник, вызывая секретаря, — кто там следующий.

— Подожди раис, — остановил его Ахмад Башир, — я в суд обращаться не буду. Но я готов выразить тебе свою благодарность.

— Иди, — сказал начальник, заглянувшему в комнату секретарю, — я позову. Так, что вы говорите, ходжа?

— О да, — согласился Ахмад Башир, дотрагиваясь до своей зеленой чалмы, в которой тускло, отсвечивал синий камень, — я говорю о благодарности. Скажем так, я готов сделать пожертвования на благоустройство этой тюрьмы некоторую сумму, скажем так, тысяч сто.

— Тысяч сто… чего? — спросил начальник.

— Золотых динаров, — глядя в глаза начальнику, произнес Ахмад Башир.

Начальник вздрогнул. Его месячное жалование составляло десять динаров.

Поднялся и подошел к окну, сначала к одному, потом ко второму. Видя, что стрела попала в цель. Ахмад Башир извлек из рукава мешочек и бросил на стол.

Потерявший самообладание начальник подошел к столу и потребовал.

— Покажи.

Ахмад Башир развязал мешочек и показал золото.

— Сколько здесь? — осипшим голосом спросил начальник.

— Здесь задаток, тридцать тысяч динаров, остальное при расчете.

Начальник в ужасе пошел и сел на свое место.

— Ничего не выйдет, — сказал он, — этого человека поместил сюда Мунис. Если я отпущу его, мне не сносить головы.

— Послушай, раис, на твоей памяти бывало такое, чтобы узник бежал из тюрьмы.

— Ну, бывало, — неохотно согласился раис, — моего преемника сняли за это.

— А скажи, раис, бывало такое, чтобы начальник тюрьмы лишился должности и получил при этом двести тысяч золотых динаров.

— Ты же сказал сто.

— Двести, сто сейчас и сто потом.

— О Аллах, — жалобно произнес раис, вытирая вдруг вспотевшее лицо, — за эти деньги можно купить всю Медину.

Имран стоял перед стеной, изучая ее многочисленные трещинки. Отсутствие Меджкема беспокоило его. Если только уместно применить это определение по отношению к человеку, сидящему в тюрьме. Но Имран знал, что зло находится в равновесии с добром, только когда зло на виду, его долгое отсутствие внушает тревогу.

Имран стоял, ссутулившись, его плечи были опущены под тяжестью вины, которую он ощущал по отношению к людям, поверившим в него и погибшим за эту веру. Судьба Имрана хранила, и это начинало тяготить его, он анализировал свои действия, и ужасался тому, что он был виновен в падении крепости. Впустил Меджкема, и это погубило всех.

Имран не оглянулся, когда за его спиной загрохотала дверь, и надзиратель вошел в камеру, звякнул железной посудой, оставляя еду, и вышел. Имран оглянулся только тогда, когда до его обоняния донесся бесподобный запах мясного жаркого и свежеиспеченного хлеба. Имран подошел к железной кастрюльке, оглядел ее содержимое. Он знал о том, что заключенные, имеющие деньги могли заказывать себе обед с воли. Имран ударил несколько раз в железную дверь.

— Что такое? — отозвался надзиратель.

— Ты не ошибся с обедом, друг, — крикнул Имран?

Немного помедлив, надзиратель сказал:

— Точно ошибся, надо же, что это со мной, — и стал открывать дверь. Имран сглотнув слюну, отошел к стене. Когда он вновь обернулся, в дополнении уже имеющимся хлебом и жаркому, рядом стоял приличных размеров кувшин и две чаши рядом.

Исследовав содержимое кувшина, Имран обнаружил, что в нем находится вино.

— Вообще-то я бросил пить, — неуверенно сказал Имран, с наслаждением нюхая винный дух. Потом в голову ему пришла совершенно бредовая мысль. Он наполнил вином обе чаши и сказал, обращаясь к двери:

— Ну заходи, чего там стоишь.

Вошел ухмыляющейся Ахмад Башир в одежде надзирателя, Имран даже поводил ладонью перед глазами.

— Как ты догадался, что я здесь? — спросил Ахмад Башир.

Имран взял чаши с вином, протянул одну другу.

— Ну, кто может принести мне вина, кроме тебя, пьяница — сказал Имран.

— Но, но, я сейчас пью гораздо меньше. У меня молодая жена.

Последние слова он произнес с грустью. Они сдвинули чаши, выпили и обнялись после этого.

— Не волнуйся, — сказал Ахмад Башир, — уж, коль я взялся, вытаскивать тебя из тюрем, то я не брошу этого занятия.

Имран улыбался так, как улыбаются несмышленые дети, радостно, не храня ничего в задниках памяти.

— Как ты здесь оказался? — лукаво спросил он, заранее зная ответ.

— Ты не поверишь, совесть замучила, — ответил Ахмад Башир, — помнишь, я зарок дал в подземелье ал-Фурата, мол, выберусь, брошу пить. А ты меня потом упрекнул, что я не держу обета. Все что со мной происходило потом, я отношу только за счет своего вероломства. Веришь ли, корабль, на котором я плыл, был сожжен пиратами, они меня взяли в плен, не подозревая, что я приношу несчастья. Их корабль затонул, наполовину правда. Я просидел на бушприте, на одной ягодице, несколько дней. Правда, мое одиночество скрашивала одна девица.

— У меня вопрос, — перебил его Имран.

— Да, друг мой, слушаю тебя.

— Ты говоришь, что сидел на бушприте на одной ягодице.

— Да.

— Значит, больше места не было?

— Нет.

— На чем сидела эта девица?

Ахмад Башир кашлянул.

— Я на ней потом женился.

— Вопросов больше не имею.

— Для пророка ты, слишком испорченный человек, — возмущенно сказал Ахмад Башир.

— Извини, я тебя перебил.

— Но я разбогател, — не чинясь, заявил Ахмад Башир, — и думаю, что Аллах дал мне еще один шанс проявить свое благочестие. Ты даже представить себе не можешь, сколько теперь у меня денег. И ровно столько же денег у моей жены.

— И деньги у тебя есть и красавица жена, ты верно счастлив? Как это не похоже на тебя.

— Но, но, — беззлобно сказал Ахмад Башир, — попрошу без зависти.

Он достал четки и принялся их перебирать.

— Но в твоем голосе я слышу печаль, — сказал Имран.

— Кажется, ты стал разбираться в людях? — заметил Ахмад Башир, — могу сказать тебе как другу, по секрету, если один человек похож на другого, это еще ничего не значит. Может статься, что когда я вернусь, выяснится, что я одинок, как прежде. Я боюсь, что она уйдет от меня. Правда ей для этого придется пойти на большую жертву. Уезжая, я на всякий случай спрятал ее деньги.

Ахмад Башир разлил вино по чашам.

Имран спросил:

— Откуда у тебя мои четки?

— Как это твои? Я их в наследство получил, от Меджкема. Значит он их у тебя украл, возьми.

— Оставь себе, дарю. Между прочим это четки пророка Мухаммада.

— Иди ты, — недоверчиво сказал Ахмад Башир, — чем докажешь?

— Ничем, но в этом деле главное вера, понимаешь?

— Ну ладно, поверю, — нехотя сказал Ахмад Башир.

— Как ты узнал, что я здесь?

— Я встретил здесь ту девицу, помнишь служанку Абу-л-Хасана. Кажется, ты поглядывал на нее.

— Анна, паломница, она же христианка?

— Иудейка, если быть точнее. Что, удивлен?

— Да.

— Сейчас я удивлю тебя еще больше. Знаешь, с кем она здесь?

Имран пожал плечами.

— Она здесь вместе с твоей женой.

— Как с женой, моя жена в Медине, почему они вместе?

— Ну, уж этого я не знаю. И почему тебя так любят женщины? Ну да ладно, я на службе. Ты поешь, ночью я открою дверь, и мы вместе уйдем отсюда.

Ахмад Башир допил вино, хлопнул друга по плечу и вышел из камеры оставив, ошеломленного Имрана в одиночестве.

Ахмад Башир запер дверь, повесил ключ на пояс и принялся в задумчивости расхаживать по тюремному коридору. До назначенного часа еще было далеко, но он от своего занятия испытывал определенное удовольствие, потому что оно напоминало ему о времени, когда он совсем молодым полицейским нес ночную службу.

Имран, после ухода Ахмад Башира съел жаркое, допил вино, ломая себе голову над тем, почему Фарида, да еще вместе с Анной оказалась в Медине. Ни та, ни другая, никогда не были замечены им в религиозном рвении. Он думал об этом и о том, какие неприятности сулит ему этот женский союз.