7 дней в июне - Алексей Ивакин

После того как закончили допрос командира, принялись за его подручных. Там все было просто – никто лично ничего плохого не сделал – нет, нет, не потому, что не успел, а потому, что и в мыслях не было. Приказ об убийстве девочки и ее отца «в случае чего» подполковник-гауптман отдал радисту, а он – Фриц или Ганс, настолько бел и пушист, что заслуживает, как минимум, дополнительных прогулок и усиленного питания в ходе пребывания в лагере для военнопленных где-нибудь в Крыму или на Кавказе. Собственно, все, что нам от них требовалось – это подтверждение того, что Суховеев действительно был готов уничтожить девочку. Между прочим, о своем командире немцы за глаза отзывались с нескрываемым пренебрежением, и слова «русская свинья» были одними из самых безобидных. Следом за диверсантами допросили Свету и Сергея, – последнего – в помещении санчасти, ему все-таки сильно досталось, сведения из него выбивали «по полной». К счастью, ничего, кроме общих принципов современной радиолокации и того, что непосредственно относилось к его работе – сетям сотовой связи – он не знал, и то, что ему пришлось рассказать немцам, они, по-видимому, посчитали недостаточным. Одна из офицерских жен, к счастью, оказалась педагогом – Герцена, кстати, закончила – и это нам здорово помогло в допросе девочки, как в психологическом, так и в процессуальном плане – норм УПК, касающихся допросов несовершеннолетних, никто не отменял. Работали параллельно – большинство немцев допрашивали опера «по поручению», они же осмотрели вещдоки – ППД, ПД, радиостанции, советскую военную форму – одним словом все, что могло служить вещественными доказательствами. Следовало бы, конечно, предпринять меры по установлению личностей как Суховеева, так и его подчиненных, но по здравому размышлению мы пришли к выводу, что «Форму Љ 1», или как там она у них называется, на «клиентов» ни Канарис, ни Мюллер нам не предоставят. Андрей уже задумался, как обойти этот вопрос при составлении обвинительного заключения, но вопрос отпал сам собой. Старый, который постоянно был на связи со своими «приятелями» из республиканского ГБ, ближе к обеду обрадовал нас известием о том, что задержанных диверсантов вместе с наработанными материалами нам надлежит передать местным коллегам, которые уже выехали и скоро будут. Я удивился – они же вроде все на фронте? Оказалось – нет. В связи со стабилизацией обстановки сотрудников белорусской милиции и КГБ, выживших в первых, самых тяжелых и кровопролитных боях (по телевизору уже передали новость об отделе милиции в каком-то маленьком белорусском городке, сотрудники которого в течение нескольких часов отбивали атаки прорвавшегося немецкого разведбатальона и сумели продержаться до подхода помощи, правда, из всего отдела уцелело лишь семь человек), с фронта вчера отозвали и сразу же кинули на работу «по специальности» – по стране все-таки прокатилась волна уголовной преступности. Так что Андрей быстренько накидал сопроводиловку, постановления о заключении под стражу и со спокойной совестью передал Суховеева «сотоварищи», а также Отто в руки конвоя – конвой, между прочим, был из СИЗО Белорусского КГБ – нормальный такой конвой, я вам скажу.

– Андрюха, а как же Алекс?

– Алекса мы оставляем. Он нам еще пригодится, – вместо Андрея ответил Володя.

– А как отчитываться будем? Тебе-то – хорошо, с опера взятки гладки, а Андрюху-то по головке не погладят.

– Спокойно! Все продумано, – Андрей, видимо, заранее обо всем позаботился, – ты помнишь, что у этого дела номер – второй?

Понятно. Длительная работа по «бандитским» делам даром не проходит.

– «Семерка»[9], что ли?

– «Семерка». Я взял номер, накропал постановление по «незаконному формированию», Игорь принял явку – короче, все оформили – комар носа не подточит. Ты как надзорник закорючку поставишь? На всякий случай?

– Естественно, поставлю. Я с готовностью поставил подпись на постановлении о прекращении уголовного преследования Алекса с применением статьи 28 УПК, хотя, в принципе, Андрюха, конечно не дознаватель – но моя подпись лучше, чем ничего – руководителя-то следственного органа здесь, нет. – А скажут, наверное, что мы с него денег взяли.

– Ага. Половину. Старыми советскими рублями. Остальное попросили в Берлине рейхсмарками отдать, – пошутил Игорь.

– Вот посмотри, Вова, я всегда говорил, что менты колются, как дети. Тебе листочек для «чистухи» дать? – с такими традиционными для нашего круга шуточками мы подходили к столовой. Но на пути к месту набивания желудков нас вновь перехватил Саня – на этот раз вместе с командиром части.

– Товарищи офицеры! Получен приказ о передислокации вашего подразделения. В связи с ликвидацией непосредственной угрозы станции принято решение о переброске вас в район Бреста.

– Бреста? Там же немцы! – сказать, что мы были ошарашены, значит не сказать ничего.

– Пока еще немцы – завтра утром части нашей и белорусской армии переходят в контрнаступление, а к нам перебрасывают роту ВВ из России – они АЭС где-то в Нечерноземье охраняли, но так как там обилия диверсантов ожидать не приходится – кинули на подмогу нам. А вам надлежит ехать не немедленно, а только завтра, после приема пищи – у вас есть полдня и целая ночь для того, чтобы отдохнуть. Тем более, что, как мне тут сказали, у вас и повод отдохнуть найдется.

Повод? Что это он имеет в виду?

– Под Брестом вам дадут в помощь сотрудников местной милиции – будете разбираться в том, что немцы натворили. – объяснил все как всегда раньше всех узнавший Старый. Неплохо, однако, иметь личные контакты наверху – впрочем, это для него «наверху», для нас, скорее – сбоку. Но тем не менее…

– Нам? А ты куда?

– Да я тоже с вами, но мы-то не разбираться поедем, а вас от недобитков охранять.

– А, ну тогда ладно.

– Не буду вас больше задерживать, товарищи, – командир, по-моему, что-то перепутал – это, скорее, мы его задерживали своими разговорами.

– Да, да, конечно, спасибо, товарищ полковник. Приятно было с вами поработать, благодарны за содействие…

– А вот прощаться – не надо, или вы что – решили «повод» зажать?

Опять двадцать пять. О чем это он?

– Ты что, забыл? – Старый тоже смотрел на меня с удивлением.

Что я мог забыть? Ничего не понимаю. Народ вокруг тем временем начал потихоньку посмеиваться.

– Вот что перенос плюс работа с человеком делают. – назидательно поднял палец вверх Володя. – скажи-ка мне, какое сегодня число?

– Число? Сегодня четвертый день – так что двадцать пятое.

Смех стал приобретать характер хохота. Андрюха изобразил, что плюнул на пальцы, приложил их к моим вискам и сказал «Пшшшш…». Они что, издеваются, что ли?

– Так. Перегрелся на июньском солнышке. Поставим вопрос по-другому: какое сегодня число в допереносном календаре?

– Ээээ… двадцать шестое – это первый день, значит сегодня – двадцать девятое? Двадцать девятое! Боже, ну какой же я тупой. Ведь у меня сегодня день рождения – сороковник стукнул!

– Гражданин, предъявите ваши уши – окружившие меня со всех сторон опера опасно надвигались, изображая руками борьбу профессора Мориарти.

– Ни за что! Только после пьянки и подарков!

– Вот именно, мне за подарком от части идти надо, а я тут с вами рассусоливаю – командир, слегка нам кивнув – а что с этими шпаками церемонится – проследовал в направлении основного здания.

А мы пошли в столовую. Там, в «специально обученном помещении» нас ждал стол. Нет, неправильно. Там нас ждал СТОЛ.

Александр Суров. Работник компании сотовой связи. Улан-Удэ.

На третий день начала войны и до меня добрались. Вечером раздался телефонный звонок. Мама взяла трубку телефона первой.

– Да… Это квартира Суровых, – она выслушала и с каменным лицом убрала трубку от уха. Я всё понял без слов.

– Мам, я рыльняк сам себе соберу. Ты куда мой рейдовый убрала? Мам, и не надо ничего печь – ну, не успеешь ты. Да, я пряники возьму, сколько осталось. Мам, а что это ты с валосердином… Тебе плохо?

– Саша! Но ведь это война… Ой… Что делать…, - от неё уже чувствительно пахло лекарствами. Он выглядела растерянной и испуганной… Тревожной за меня. Мне стало стыдно, что я повысил на маму голос. Но я ничего не мог сделать…

– Ты же ведь в мирной армии служил. Почему ты…

Тут звонок в дверь, прибежала такая же потерянная Лидия Геннадьевна, наша соседка, тоже вся в слезах – позвонил её сын – и его забирали. На флот.

Блин… я потерял почти сорок минут, прежде чем смог закончить сборы.

Будто камень упал на сердце. Война…

Что ж делать? А что делать? Уже вручили предписание. Вот оно: листок белоснежной бумаги с двуглавым орлом и штампом военного комиссара. И с приказом: как можно скорее прибыть в военкомат.