Попытка говорить 3. Нити понимания - Анатолий Нейтак

- Раз надо, значит, будет. Вот только с какой радости у тебя вдруг закончилось место?

- А это с вашей же подачи. Сам факт, что в моей школе учились сразу ДВА высших мага, вызвал та-а-акой прилив желающих… я поднял цены втрое, но, наверно, надо было впятеро…

- Совсем жарко?

- Совсем. Так что и всю звезду, и бывших кланников я могу приставить к делу сразу. Если будет место для занятий.

- Я же сказал, что место обеспечу. Или не веришь?

- Верю.

Генеральный архитектор Ирвана, говоря технически, являлся химерой. Но если говорить технически, химерой была и Схетта. (А по дому Фартожа в Ламайне расхаживали големы, ага…) При росте под два метра генарх производил из-за некоторой квадратности впечатление, близкое к устрашающему. При взгляде на неторопливые движения могучих ручищ, всех четырёх, как-то непринуждённо верилось: этот при нужде не только без инструментов, одними ладонями вырубит, обтешет и отполирует гранитную глыбу – магистральный трубопровод узлом завяжет. Или даже бантиком, если чуть напряжётся. А если напряжётся всерьёз… гм. Даже воображение сбоит, чего может вот этот, если – всерьёз. Во весь размах.

При этом для более-менее знающего существа телесная мощь генарха отступала на второй или даже третий план в сравнении с иной мощью. Создавая Баацежа (таково было его имя), Мать Сьолвэн ухитрилась вылепить настоящего гения. Никаких шуток, никаких преуменьшений. Гений, и никак иначе. Изначально он всего-навсего отличался тончайшим вкусом по части архитектуры, сочетаемости ландшафта и недвижимости, сотворённой усилиями разумных разных видов, нюхом на удачные инженерные решения плюс являлся эстетом комплексных каркасных чар. То есть не просто знатоком или там мастером, мастерство тут вещь подразумеваемая, а именно эстетом. Но со временем (а века полтора тому назад он справлял пятнадцатитысячный юбилей) генарх заделался знатоком и ценителем красоты в почти любых её видах.

С равным успехом он улавливал как прелесть шинайских головоломок, так и сложнейшие гармонии мельской музыки, мог оценить скульптуру сугнади и альбомы с пахучими легендами хашшес. Ради того, чтобы своими глазами посмотреть на созданные им иллюзии, люди – и не только люди – прибывали в Ирван из мест, куда более отдалённых, чем домен Левварн. Кроме того, имелась у Баацежа, по натуре своей, как многие маги, сущего бессребреника и аскета, коллекция артефактов. За которую, если бы кто-нибудь совершил двойное кощунство, украв и распродав её по частям, можно было скупить весь вверенный его заботам город.

А ещё он, единственный из всех моих знакомых в Хуммедо, посмотрев на Схетту (уже после нашего второго возвращения, приобщённую к власти Хоровода Грёз), сказал:

- Рин! Я не знаю, чего это будет тебе стоить, но если ты не убережёшь эту красоту от зла и гибели, я тебя своими руками…

Запнулся. И закончил:

- Нет. Ничего я с тобой не сделаю. Если ты её потеряешь, всё прочее станет прахом.

Вот каков был генеральный архитектор Баацеж. Один из считанных разумных, в чьём присутствии я не мог избавиться от робости. Да и не хотел избавляться. Потому что понимал: в некотором смысле генарх и Древотец – фигуры равновеликие. Достижения одного порядка. (Тут и вылезает наружу относительная ценность разных разумных существ, рассчитываемая по их достижениям и успехам. Теффор создал одноимённый домен и принимал непосредственное участие в низвержении Владыки Демонов. Сьолвэн – выжила, наполнила жизнью огромные просторы, прокляла Квитага, создала Древотца, Баацежа, до некоторой степени – Манара и Схетту. А я что сделал? В смысле – настоящего? Дворец Видений отгрохал, не без помощи жены?

М-да. Очи в пол и не отсвечивать.

С другой стороны – молодой ещё. Глупый. Имею ненулевой шанс исправиться… вот только не вышло бы так, чтобы запомнили меня, если что, по мрачному аналогу "дела Квитага". А то ведь ломать – не строить, и Геростратом быть проще, чем Фидием или ещё каким Архимедом).

Отношения у меня с Баацежем в своё время сложились довольно ровные. Но при этом, само собой, неравные. Глупо было бы настаивать на равенстве с существом, которое, пусть даже будучи химерой, Сотворённым, искусственным организмом с умело подобранным набором функций, – давно этот набор переросло и в ряде отношений превзошло свою создательницу. Мало ли, что традиция предписывает творениям знать своё место и почтительно склоняться перед творцами! В технике оно так. В искусстве. В магии. А вот в живой природе сплошь и рядом так получается, что, в точности по Библии, идущий следом оказывается сильнее. Не обязательно в буквальном смысле, конечно. Но – земноводные происходят от рыб, и птицы происходят от пресмыкающихся, и прямоходящий, двурукий, большеголовый покоритель огня и изобретатель письменности – от мелких насекомоядных предков. Это называется эволюцией. Ну или, применительно к генарху, автоэволюцией. Self-made, выражаясь не по-русски.

Причём полтораста веков автоэволюции, как нетрудно догадаться, срок значительный. Не окажись я убеждённым революционером, никогда бы Баацежа при такой-то форе не догнал. А так вышло, что и перегнал кое в чём.

- Значит, место, – сказал генарх раздумчиво, когда я изложил ему просьбу Ландека. Его капитально доработанный речевой аппарат позволял говорить на реммитау без малейшего акцента или иной идиоматичности. – Место… это понятно, это можно. Только надо сначала понять, как. И где именно. И самое главное – для чего.

В его присутствии в мыслях и делах словно сама собой появлялась особая основательная неспешность. Углублённость. Дивно сочетающаяся с раскованностью и философичностью.

- А действительно, – подумал я вслух, моментально подхватывая чужой стиль речи, – для чего? Если пропустить пару звеньев, не получается ли, что школы для Ландека будет уже мало?

- Верно мыслишь. Дело, конечно, не в назывании. Но если в неком месте живут, преподают и работают меньше десяти магов – это ещё может быть школой. А если больше десяти, причём двое из этих магов – высшие посвящённые разных Сил… пожалуй, это уже не совсем школа.

- Или совсем не школа.

- Да, скорее совсем не. А что тогда? Ты же вроде спец по именам. Подскажи…

- Пожалуйста. В языке хилла есть такое полезное слово: книахат.

- А пояснить?

- Это лучше образно. Бывало, висим мы в своей самодельной станции, дрейфуя по Квитагу в течениях "киселя", и я занимаюсь тем, что пытаюсь наставить Манару синяков, а Схетта с Ладой смотрят и болеют. Каждая за своего. Тут входит Зархот, одним взглядом окидывает происходящее, морщится этак маловыразительно и роняет: "Книахат луйгмах…" – что в довольно грубой и не самой точной форме можно перевести как "уровень яслей, но динамика положительная".