Гарри Поттер и Принц-полукровка - Джоан Роулинг

Через час с небольшим Хагрид со Слизнортом затеяли произносить пышные тосты – за Хогвартс, за Дамблдора, за эльфийское вино и за…

– За Гарри Поттера! – взревел Хагрид и осушил едва ли не четырнадцатую по счёту кружку, залив вином и бороду.

– Правильно! – воскликнул Слизнорт, у которого уже начинал заплетаться язык – За Парри Гроттера, Избранного Юношу, Который… короче, что-то в этом роде. – И тоже осушил свою кружку.

Хагрид вновь прослезился и заставил Слизнорта принять от него целый единорожий хвост. Слизнорт, упрятав хвост в карман, воскликнул:

– За дружбу! За щедрость! За волосы по десять галеонов штука!

А вскоре Хагрид со Слизнортом уже сидели бок о бок, обнявшись и распевая тягучую, грустную песню о кончине волшебника по имени Одо.

– Эх-х-х, до чего ж оно хорошо – молодым помереть, – пробормотал вдруг Хагрид, припадая к столу. Глаза его немного косили. Слизнорт между тем продолжал выводить припев. – И папа мой до срока, того… да и твои мама с папой, Гарри.

В уголках прищуренных глаз Хагрида снова накапливались крупные слёзы, он вцепился в руку Гарри, потряс её.

– Самые что ни на есть лучшие молодые волшебник с волшебницей, каких я знал… ужасное дело… ужасное…

Слизнорт жалобно пел:

И Одо-героя домой отнесли,Туда, где резвился он в малые лета,С ним шляпа навыворот рядом лежит,И сломана палочка, грустно всё это.

– Ужасное, – проворчал Хагрид; его косматая голова опустилась на сложенные поверх стола руки, перекатилась на сторону, и Хагрид, мгновенно уснув, громко захрапел.

– Виноват, – икнув, произнёс Слизнорт. – Ну не могу я мелодию выдержать, хоть ты меня режь.

– Хагрид говорил не о вашем пении, – негромко сказал Гарри. – Он говорил о смерти моих родителей.

– О, – отозвался Слизнорт, одолевая потребность рыгнуть. – О, да. Это и вправду было ужасно. Ужасно… ужасно…

Походило на то, что ему никак не удаётся найти хоть какие-то слова, и потому он снова пополнил кружки, свою и Гарри.

– Вы, наверное, не помните этого, Гарри? – неуклюже поинтересовался он.

– Нет. Когда они погибли, мне был всего год, – ответил Гарри, глядя на пламя свечи, подрагивавшее от тяжёлого храпа Хагрида. – Правда, с тех пор я немало об этом узнал. Папа умер первым. Вам это известно?

– Мне нет, – глухо ответил Слизнорт.

– Волан-де-Морт убил его, а потом переступил через труп, подступая к маме, – сказал Гарри.

Слизнорт задрожал всем телом, но оторвать полный ужаса взгляд от лица Гарри был не в силах.

– Он велел маме убраться с дороги, – безжалостно продолжал Гарри. – Он сам говорил мне, что ей не было нужды умирать. Ему нужен был только я. Она могла бы спастись, убежать.

– О боже, – выдохнул Слизнорт. – Так она могла… она не должна была… какой кошмар…

– Да, кошмар, – произнёс Гарри голосом, почти неотличимым от шёпота. – И всё же мама не сдвинулась с места. Папа был мёртв, но она не хотела, чтобы погиб и я. Она умоляла Волан-де-Морта, но тот лишь расхохотался…

– Довольно! – воскликнул вдруг Слизнорт, поднимая перед собой трясущуюся ладонь. – Право же, дорогой мой мальчик, довольно. Я старый человек… я не хочу слышать… не хочу слышать…

– Я и забыл, – солгал Гарри, которого вёл за собой «Феликс Фелицис». – Вы ведь любили её, верно?

– Любил? – переспросил Слизнорт, и глаза его до краёв наполнились слезами. – Я и вообразить себе не могу человека, который знал бы её и не любил. Такая храбрая, такая весёлая… Ничего ужаснее…

– И тем не менее сыну её вы не помогли, – сказал Гарри. – Она отдала мне свою жизнь, а вы не хотите отдать даже воспоминание.

Хижину наполнял раскатистый храп Хагрида. Гарри неотрывно смотрел в полные слёз глаза Слизнорта. И казалось, что преподаватель зельеварения уже не способен был отвести взгляд в сторону.

– Не говорите так, – прошептал он. – Дело не в том… Если бы это вам помогло, то конечно же… Но ведь они никакой службы сослужить не могут.

– Могут, – громко и отчётливо произнёс Гарри. – Дамблдору нужна информация. Мне нужна информация.

Он знал, что под его ногами твёрдая почва: «Феликс» сказал ему, что поутру Слизнорт ни единого слова из их разговора не вспомнит. Гарри чуть наклонился вперёд, глядя Слизнорту прямо в глаза.

– Я – Избранный. Я должен убить его. И мне нужна ваша память.

Слизнорт побледнел сильнее, покрытый потом лоб его блестел.

– Вы – Избранный?

– Разумеется, – спокойно ответил Гарри.

– Но тогда, мой дорогой мальчик, вы просите очень о многом… Вы просите, по сути дела, чтобы я помог вам уничтожить…

– Разве вы не хотите избавиться от волшебника, убившего Лили Эванс?

– Гарри, Гарри, конечно, хочу, однако…

– Вы боитесь, что он узнает о том, как вы мне помогли?

Слизнорт не ответил, он выглядел перепуганным до смерти.

– Будьте таким же храбрым, как моя мама, профессор…

Слизнорт поднял пухлую ладонь, прижал дрожащие пальцы к губам – на какой-то миг он обрёл сходство с младенцем-переростком.

– Мне нечем гордиться, – прошептал он сквозь пальцы. – Я стыжусь того… того, что показывает это воспоминание. Я думаю, что, может быть, причинил в тот день великий вред.

– Отдав мне воспоминание, вы перечеркнёте всё, что сделали, – сказал Гарри. – Это будет отважным и благородным поступком.

Хагрид подёргался во сне и захрапел снова. Слизнорт и Гарри смотрели друг на друга поверх оплывающей свечи. Молчание длилось долго, но «Феликс Фелицис» говорил Гарри, что прерывать его не следует, следует ждать.

Затем Слизнорт очень медленно погрузил руку в карман и извлёк оттуда волшебную палочку. Он сунул другую руку под мантию, вытащил маленький пустой пузырёк. Всё ещё глядя Гарри в глаза, Слизнорт коснулся кончиком палочки своего виска и отдёрнул её, вытянув наружу длинную, прилипшую к палочке серебристую нить воспоминаний. Нить тянулась и тянулась, пока не оборвалась и не повисла, поблёскивая серебром, на кончике палочки. Слизнорт опустил её в пузырёк, где нить сначала улеглась витками, а потом расширилась, взвихрившись, точно газ. Дрожащей рукой Слизнорт вставил в горлышко пузырька пробку и через стол протянул его Гарри.

– Большое спасибо, профессор.

– Вы достойный юноша, – отозвался профессор Слизнорт; слёзы стекали по его толстым щекам в моржовые усы. – И у вас её глаза… Я только прошу, не подумайте обо мне слишком плохо, когда увидите это.

И профессор тоже опустил голову на руки, и, глубоко вздохнув, заснул.

Глава 23

Крестражи

Пробираясь назад, к замку, Гарри чувствовал, как начинает выдыхаться «Феликс Фелицис». Входные двери так и остались незапертыми, но на четвёртом этаже ему попался навстречу Пивз, и Гарри едва успел улизнуть от него, нырнув в боковой проход, которым начинался один из коротких путей. Так что, добравшись наконец до портрета и сбросив мантию-невидимку, он нисколько не удивился, обнаружив Полную Даму в дурном расположении духа.

– Сколько сейчас, по-твоему, времени?

– Мне очень жаль, пришлось выйти по одному важному…

– К твоему сведению, в полночь сменился пароль, придётся тебе отсыпаться в коридоре, понял?

– Вы шутите! – воскликнул Гарри. – С какой это стати его сменили в полночь?

– Да уж вот так, – ответила Полная Дама. – Не нравится, иди поговори с директором школы, это его идея – ужесточить меры безопасности.

– Фантастика, – с горечью сказал Гарри, оглядывая голые, твёрдые полы. – Ну полный блеск. Конечно, если бы Дамблдор был здесь, я бы с ним поговорил, ведь это же он хотел, чтобы я…

– А он здесь, – раздался голос за его спиной. – Профессор Дамблдор час назад возвратился в школу.

К Гарри подплывал по воздуху Почти Безголовый Ник, голова которого, как всегда, моталась из стороны в сторону поверх гофрированного воротника.

– Я слышал об этом от Кровавого Барона. Он видел, как Дамблдор появился, – сказал Ник. – Вид у него, по словам Барона, был довольно весёлый, хотя, конечно, немножко усталый.

– Где он сейчас? – спросил Гарри, чувствуя, как радостно забилось его сердце.

– О, стенает и лязгает цепями в Астрономической башне, любимое его времяпрепровождение…

– Да не Кровавый Барон – Дамблдор!

– А, у себя в кабинете, – сказал Ник. – Барон вроде бы говорил, что он должен покончить с каким-то делом, прежде чем…

– Да, должен, – сказал Гарри. В груди его уже разгоралось волнение при мысли, что он вот-вот сообщит Дамблдору о своей удаче. Он развернулся и снова припустился бегом, не обращая внимания на нёсшиеся ему вслед крики Полной Дамы:

– Вернись! Ладно уж, я соврала! Просто разозлилась, что ты меня разбудил! Пароль прежний: «Ленточный червь»!