История альбигойцев и их времени. Книга первая. - Николай Осокин

Что касается до просьбы вашей за графа Комминга, то мы постановили ответить вам касательно его, что он, после многих преступлений и клятвопреступничества, заключив союз с еретиками и их покровителями, вместе с ними гнал Церковь, не будучи ничем оскорблен ею, а после, увещеваемый вернуться на лоно Церкви и присоединиться к католичеству, упорствовал в своем злочестии, — по всем тем причинам он не может быть разрешен от отлучения и проклятия. Известно даже, что граф тулузский неоднократно указывал на графа Комминга как на подстрекавшего его к войне, из чего можно заключить, что он-то и был причиной многочисленных бедствий, перенесенных Цер ковью. Впрочем, если он окажется заслуживающим отпущения, то, дав ему возможность оправдаться, Церковь не преминет оказать ему справедливость.

Кроме того, ваше королевское величество ходатайствует за графа Фуа. На это мы ответим вам, что с давних пор он считается покровителем еретиков и еще по сие время он самый рьяный из их последователей, ибо несомненно, что к их числу принадлежат так называемые «верные». Этот граф, после многих преступлений, после всех клятв его, после разрушения и грабежа церквей, после пленения духовных лиц, которых он содержал по тюрьмам, и разграо ления имуществ, был наконец предан анафеме. Легат едва простил ему — и то по вашим настояниям, — что он перерезал крестоносцев, духовных и светских, которые беспечно шли к Лавору. Вашему величеству небезызвестно, насколько велика была снисходительность легата, если ом в таком деле решился уступить вашему заступничеству; заблуждения самого графа являются причиной того, что это обстоятельство не привело к иным последствиям. Еще по сие время хранятся ваши письма, адресованные графу Монфору и скрепленные вашей королевской печатью, и которых между прочим написано: «Мы соглашаемся, что, если граф де Фуа не примет этих условий и если вы но захотите позже выслушать наших предложений в его пользу, не настаивать на продолжении мира». Впрочем, если это: граф окажется достойным получить отпущение и если он заслужит того, то, в случае его просьб, Церковь не отки жет ему в должной справедливости.

Вы ходатайствуете также за Гастона Беарнского и просите возвратить ему его домены и восстановить его сюзе ренские права. На это мы вам ответим, что он известней ший враг и гонитель церквей и духовных лиц, не говоря про другие многочисленные или, лучше, бесчисленные с: о преступления и про союзы его против Церкви и кресто носцев с еретиками, их последователями, и защитниками Он помогал тулузцам в битве под Кастельнодарри, он держал при себе убийцу Петра де Кастельно, легата апостольского престола, он долго держал в своих войсках рутьеров и имеет их еще по сие время. В прошлом году он привел их с собой в кафедральный собор Олерона, где, порвав шнур, который поддерживает завесу алтаря, он бросил на землю — что ужасно и произнести, — тело Господа нашего Иисуса Христа. Вдобавок, нарушив все клятвы свои, он совершил насилие против клириков. Поэтому-то и по многим другим причинам, о которых мы теперь умолчим, он и повергнут в узы отлучения и анафемы. Тем не менее, если он даст должное удовлетворение Церкви и если заслужит отпущение, то его жалобы будут удовлетворены, в случае, если он их представит. А вашему королевскому величеству, государю столь знаменитому, не следовало бы вступаться за отлученных, не принесших оправдания, ибо пока мы не можем ничего иного сказать про этих людей и их дела. Мы молим Бога сохранить надолго вас, в честь Господню и всей Римской Церкви. Если же ваше королевское величество не останетесь довольным этим решением, то мы вынуждены будем донести обо всем господину папе, ради почтения и любви нашей к вам» [4_39].

Так были отвергнуты петиции арагонского короля. Казалось, настал час разрыва, но столь велико было влияние католических идей на умы современников, что и теперь еще дон Педро не прервал сношений с людьми, явно к нему нерасположенными. Он до последней минуты скрывал мысль о возможности войны между ним и крестоносцами, действовавшими под могучей эгидой Рима. Видимо, он хотел выговорить мирным образом интересы своего друга и потому использовал любые возможности. Он отправляет новых послов на собор; им поручено было выхлопотать перемирие до Троицы или по крайней мере до Пасхи.

Получив извещение из Рима, что некоторые надежды есть, он рассчитывал хотя бы выиграть время, полагая, что легат скоро должен получить папское предписание, благоприятное для тулузцев. Но собор дурно принял арагонское посольство, и легат поспешил отказать ему. Только теперь дон Педро решился на разрыв. Он объявил себя покровителем гонимых Церковью феодалов — графа тулузского и его друзей, заявив при этом, что донесет папе о действиях собора. Но было уже поздно: собор предупредил его.

Так новая жертва была впутана в тонкие, но крепкие сети Арнольда. Могущественный легат спешил закрепить силки.

Собор отвечал на вызов короля грозной грамотой — если выражения ее были пока дипломатические, то смысл должен был навести на невольное раздумье всякого католического государя первой половины XIII столетия.

«Вы решились принять под свое покровительство город Тулузу и замок Монтобан, вы решились защищать против армии крестоносцев земли, преданные Сатане, земли, за ужасные злодейства отлученные от всякого общения с Церковью... И если это так, то это не только повредит вашему спасению, но и вашему королевскому достоинству, вашей чести, вашей славе... Потому мы заклинаем вас от такого соучастия, заклинаем всей нашей властью, дабы таким покровительством вы не попали под позор анафемы. Наконец, мы не скроем от вашего величества, что если вы позволите кому-либо из ваших баронов защищать эти страны, вследствие отлучения лишившиеся всяких прав,— то мы вас, король, торжественно объявим защитником ереси»[4_40].

Тогда же собор, слепо повиновавшийся указаниям Арнольда, отправил с депутацией донесение папе о всем происходившем, составленное в известном духе. Отец Феодосий, архидиакон Вильгельм, епископ Консеррана, могли как нельзя лучше перетолковать дело перед римской курией. Пока Иннокентий узнал об этом и пока донесение дошло до него, арагонская политика успела раскрыться окончательно и крестоносцам пришлось бороться с новым врагом, явно ставшим на сторону еретиков.

Угрозы легата уже не могли остановить короля. Он тем теснее сблизился с гонимыми владетелями, графом тулузским, коммингским, де Фуа, виконтом беарнским и их вассалами. В Тулузе, 27 января 1213 года он торжественно принял всех их под свое подданство и принес присягу сюзерена. Граф тулузский с сыном передали здесь самих себя, замок и город Тулузу, замок Монтобан с их правами, бывшими и имеющими быть, все домены свои, своих вассалов и подданных в волю короля Педро и его наместников [4_41]. Знакомый с условиями феодального государственного строя поймет, что этим тулузское графство не стало одним из подданных Арагона; оно имело известные отношения только с личностью ее государя, и то через своего прирожденного графа. Королю было предоставлено сноситься с папою и ратовать за тулузское государство.

Собрался капитул. Присутствовали все наличные консулы из крепости и города. Они не лишались своей свободы, когда отдавались королю; они только сближались с арагонским народом, почти единокровным тулузцам. Они читали свою клятву без горького чувства; если между ними и были альбигойцы, то они не могли оскорбиться видом реликвий, замененных Евангелием, к которому они всегда относились с благоговением. Этим «священным Евангелием», а не Римской Церковью, клялись они, не на папскую, а на Божью помощь полагались они [4_42]. Впрочем, ввиду силы и интересов своего державного покровителя, они обещали следовать велениям папы и не противодействовать им. Следом за ними выступил граф де Фуа, храбрый воин, легкомысленный, всегда любимый и теперь такой же веселый, как в своем дворце в обществе провансальских дам. За себя и за сына отдавал он свои замки, которые при этом перечислил, арагонскому королю, которого назвал своим господином. Потом выступил Бернард, граф пиринейского Комминга, и прочел формальный акт с тем же почтительным воззванием к матери Церкви и к господину Иннокентию, и отдавался королю вместе с сыном своим, Бернардом же. Он и Гастон Беарнский уже давно считались вассалами Педро, давно, собратья по оружию и походам, они питали к нему одинаковое рыцарское чувство, полное преданности и особой искренности.

Король должен был скоро оставить Тулузу. Его с нетерпением ждали в Арагоне, где быстро узнали о всех приключениях дона Педро и о важных событиях, сделавшихся предметом напряженного внимания арагонского рыцарства. Общее впечатление было хорошее: рьяные католики, арагонцы видели в тулузцах людей, гонимых жадностью духовных феодалов. Между светской и духовной аристократией в Лангедоке всегда был раздор, из-за сходства культур и умонастроений он передавался и за Пиренеи. Короля встретил восторженный прием.