История альбигойцев и их времени. Книга первая. - Николай Осокин

В этом статуте совместились все тайные желания Монфора. В нем он предусмотрел все, что могло быть полезно как в интересах Римской Церкви, так и в его собственных. Привнося полумонастырские нравы на веселый Юг (статьями IV, VIII и XI), упрочивая по возможности выгоды духовенства как местного (статьи 1—111, V и VII), так и римского (статьи VI и XV), Монфор не забыл гарантировать и себя (понимая непрочность завоевательной системы) целым рядом статей (XVI—XXI, XXXIII), часто даже стеснявших тех людей, которые были его друзьями и помощниками в покорении Лангедока. Не говоря о том, что всякая возможность национальной местной оппозиции была предусмотрительно отстранена, что ересь не имела и возможности возродиться вследствие французского террора, господствовавшего в стране, нельзя не заметить, что в памьерском акте оказалось заранее узаконено то, что должно было фактически совершиться гораздо позже, — это лишение Юга его особенностей, объединение его с Францией и подчинение новым государственным идеям, которые уже с того времени начинают развиваться на севере от Луары; парижские кутюмы провозглашаются обязательными для Лангедока (статьи ХL, ХLIII, ХLV), отныне страны завоеванной, которой можно повелеть изменить свои хозяйственные и юридические традиции.

После таких мер вся дальнейшая история альбигойских войн имеет лишь один смысл — добиться торжества государственных начал, провозглашенных в памьерском дворце Монфора, в многознаменательный для Лангедока день декабря 1212 года.

Борьба, сопротивление этому нашествию — отныне борьба слабого против сильного, хотя она продлится еще более полустолетия. Все военные силы Франции придут оружием насадить в стране памьерский статут.

Покоренные, офранцуживаемые лангедокцы думают найти единственное спасение в чужой помощи, в народе, который только один во всей Европе был близок к ним по родству и по истории, который только один во всей Европе мог симпатизировать им, — в народе арагонском и его рыцарственном короле. Высшее общество Арагона должно было сочувственно откликнуться на вопль трубадуров. Дон Педро уже давно громко высказывал свое сочувствие альбигойцам. Вспомним, как он, раздраженный, оставил лагерь крестоносцев.

Теперь к нему направлялся сам граф тулузский просить заступничества и помощи, оставив свою столицу на попечение графа де Фуа, боровшегося вместе с ним. Педро радушно принял своего несчастного родственника, он обещал Раймонду все, что было в его власти. Политические дела короля шли как никогда прежде хорошо: он победил мусульман и слыл героем толозской битвы. Обещая Раймонду всякое содействие войском и деньгами, король хотел последний раз попытаться решить вопрос переговорами с могущественным противником ереси, папой Иннокентием. Граф тулузский знал, что это ни к чему не приведет, но король тем не менее отправил от своего лица посольство в Рим. Оно состояло из двух почетных духовных особ.

В январе 1213 года послы короля арагонского уже беседовали в Риме с Иннокентием. Папа был склонен выслушать голос оправдания, исходивший из Тулузы, центра ереси. Он уже не раз делал замечания легатам. Тем более теперь он должен был склониться к заступничеству постороннего короля, который был его вассалом и которого он не имел оснований подозревать в отступлениях от католицизма. В ответ на уважительные речи арагонских послов папа велел немедленно подготовить послание к легатам, продолжавшим действовать в Лангедоке от его имени. Это были: Арнольд, теперь пышный архиепископ Нарбонны, епископ Риеца и тот же каноник Феодосии. Из их действий было видно, что они забыли и о своем звании, и о цели назначения в Прованс. Они совершенно предались светской жизни и, в упоении успехов и счастья, спокойные со стороны Монфора, который иногда становился простой их креатурой, стали для страны главным предметом ненависти и страха. Недаром, думал папа, послы дона Педро так резко изобразили поведение легатов, уверяя, что вся кое дальнейшее ведение крестовой войны излишне, что оно только служит предлогом утолить алчность местного духовенства и французских пришельцев, похожих на сброд сподвижников Монфора, что ересь исчезла, что такие лангедокские феодалы, как графы Комминга, Фуа и Беарна, ничем к ней не причастны [4_30].

Папа поверил доводам послов. Феодалы, считавшиеся оскорбленными в своем лице и в лице короля арагонского, будучи вассалами графа тулузского, только частью своих владений подлежали сюзеренитету дона Педро; это был результат политики его предшественников, графов барселонских[A_159]. Тем не менее феодальное право было оскорблено, крестоносцами и Иннокентий счел должным принять на себя посредничество. Но от этого дела он отделил другое, в котором еще резче обнаружилось самовольство Монфора.

Граф Симон не хотел признать себя вассалом короля за Каркассон, уступленный Педро. В этом поступке француза нельзя было не видеть явного нарушения права, бесцеремонного неуважения к установившемуся обычаю. Так как в вопросе о Каркассоне не осталось никаких сомнений, а дела пиренейских баронов римская курия хотела обдумать, то Иннокентий прежде всего предписал вождю крестоносцев присягнуть арагонскому королю за Каркассон.

«Сим апостольским посланием повелеваем тебе, чтобы ты не преминул исполнить относительно короля то, чем ему был обязан прежний граф, ибо как мы ни любим тебя во Господе, не желаем и не должны желать, чтобы король потерпел что-либо или чтобы справедливость была нарушена» [4_31].

Это распоряжение было написано 15 января 1215 года, а через три дня было отправлено к тому же Монфору такое резкое по тону послание, к которым не привык этот католический из католических баронов и которое достаточно показывает, что Иннокентий убедился в реальности страшных насилий, совершаемых на Юге его именем, и в наглости французских завоевателей и всех крестоносцев.

«Любезнейший сын наш во Христе, Петр, знаменитый король арагонский, изъяснил нам через посланников своих, что ты, оружием своим обратив в католичество тех, среди которых распространилось еретическое нечестие, тем не удовольствовался, а обратил крестоносное воинство на пролитие неповинной крови и на насилия против непричастных ереси, отняв земли таких королевских вассалов, как графов Фуа, Комминга и Гастона Беарнского, чем причинил ему, королю, тяжелое оскорбление, тем более что в землях тех не жили еретики и обитатели их никогда не осквернялись ужасами еретической заразы. Сверх того, королевские посланники объявили, что ты взял с тех обитателей присягу на верность и, следовательно, дозволил еретикам свободное проживание, выдавая их за католиков и тем делая себя последователем ереси. В самом деле, как не считать тебя покровителем ереси, когда ты незаконно взял и присвоил себе их землю. Послы жалуются преимущественно на то, что в то время, когда король, их государь, вел войну с сарацинами, ты несправедливо завладел имуществом вассалов его, и что именно тогда ты, зная, что король не может оказать помощи последним, ибо он отвлек все свои силы против вероломного племени сарацин на помощь народу христианскому, устремил все свои усилия на порабощение тех вассалов. Так как король имеет намерение продолжать войну с сарацинами и так как тем деятельнее он может действовать против них, чем более будет уверен за спокойствие другой части своих доменов, то он требует, чтобы спокойствие и его самого, и вассалои его было обеспечено апостольским престолом. Потому, не желая лишить его прав, ему принадлежащих, и не желая препятствовать исполнению его похвальных намерений, мы повелеваем тебе возвратить ему и вассалам его все те земли, которыми ты завладел, дабы, в случае несправедливо го их удержания, ты не оказался бы ревнующим более для собственной выгоды, чем общей, то есть блага католической веры»[4_32].

Столь же резкой грамотой папа разразился относительно легатов. Иннокентий снова стал сомневаться в нран ственном характере действий своих представителей, и сомнения свои вместе с видимым неодобрением поступкон легатов выразил в следующей к ним грамоте, отправленной на другой день после письма Монфору[4_33]:

«Хотя пораженные части тела должны быть усекаемы, дабы язва не распространилась на здоровые места, однако надлежит искусно и благоразумно прилагать врачующую руку, дабы вместе с зараженными частями не были, по неблагоразумию, поражены и части неповрежденные. Письма и послы нашего возлюбленного сына во Христе Петра, славного короля арагонцев, достаточно убедили нас, что он, король Петр, не согласился оказать помощи вассалу своему, виконту безьерскому, который просил о ней в то время, когда, после издания апостольской буллы на ерс тиков провансальских, крестоносцы вступили во владения этого виконта, и что оный же король, не вняв мольбам о помощи со стороны виконта и в то же время не желая препятствовать исполнению предначертаний Церкви, решился вовсе не помогать католикам, дабы тем самым не оказать содействие и находящимся между ними еретикам. Потому названный виконт, лишенный поддержки, потерял свою землю и был наконец, к несчастью, умерщвлен Ты же, брат архиепископ, вместе с благородным мужем Симоном де Монфором, приведя впоследствии войско крестоносцев во владение графа тулузского, не только занял все те места, где находились еретики, но алчным образом оба вы захватили и те, которые никак нельзя было заподозрить в еретичестве. Нельзя же думать с какой-либо вероятностью, чтобы те народы, которые принесли клятву и получили дозволение оставаться на местах прежнего жительства, были еще заражены ересью. Те же самые уполномоченные сказали нам, что вы захватили против всяком справедливости чужое имущество с таким хищничеством что у графа тулузского едва остались только замок Монтобан да город Тулуза. Сверх того в числе владений, несправедливо захваченных вами, как извещает король, находятся те земли, которые Ричард Английский, славной памяти, дал в приданое сестре своей, выдавая ее замуж за вышеупомянутого графа, а также владения графов де Фуа, Комминга и Гастона Беарнского. Король обращает также особенное внимание на то, что ты, архиепископ, и упомянутый Монфор в тех землях, которыми вы завладели, вынудили подданных трех означенных графов дать присягу на верность другому, хотя графы те — вассалы короля арагонского. Государь этот присовокупляет еще, что, по возвращении его после побед над сарацинами, вышеназванный граф тулузский, увидевшись с ним и изложив все притеснения, нанесенные ему крестоносцами, объявил, что отказ Церкви в принятии от него, графа, удовлетворения, им предлагаемого, он приписывает грехам своим и готов, насколько то будет возможно для него, исполнить наши повеления. Впоследствии граф сказал, что не только понесет ярмо того наказания, но что он передаст ему, королю, владения свои, сына, жену свою, дабы он, король, по усмотрению своему или взял их под защиту, или оставил на произвол судьбы. Потому король, ожидая немалого ущерба себе в этом предмете и в то же время не считая справедливым, чтобы наказание превышало преступление, униженно просит оставить тулузское графство во владение сыну вышеназванного графа (Раймонда), который никогда не был и, при помощи Божьей, никогда не будет заражен ересью. Король обещал сверх того держать во власти своей как сына тулузского графа, так и самого графа во все то время, пока нам угодно будет, дабы первого из них воспитали в вере и благочестии, равно и обратить все свое внимание на истребление ереси в королевстве арагонском, с тем что во исполнение всего этого будет представлено такое ручательство, какого мы потребуем. Король присоединил к тому, что граф тулузский соглашается, в очищение прежних прегрешений своих, подвергнуться такому духовному наказанию, какое назначим мы, и служить против неверных, как за морем, так и в пределах Испании, около границ, против вероломного племени сарацин. Но так как дело это было затруднительно и, благодаря Богу, приведено уже к счастливому концу, то и надлежит поступать в сих обстоятельствах с большой осторожностью и должной обдуманностью, дабы не разрушить того, что совершено с таким великим трудом. А потому мы повелеваем созвать собор в месте безопасном и благонадежном, пригласив на него архиепископов, епископов, аббатов, графов, баронов и тех сановников, присутствие которых на этом соборе вы сочтете необходимым, и, изложив им беспристрастно просьбы и желание короля арагонского, решительно отстранив при этом всякое личное раздражение, ненависть, страх, привязанности и все плотское, вы тщательно донесете обо всем, что будет предусмотрено и решено относительно сказанных пунктов, или доставите хотя бы и частное, но разумное мнение, дабы мы, согласно вашим донесениям, приняли решение, которое считали бы согласным с волею Божьей, покончив тем или другим образом вон рос о лучшем управлении упомянутых земель. "Ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них" [A_160]».