Осколки чести. Барраяр - Лоис Буджолд

Благодаря ее заботам Корделия чувствовала себя уверенно в превосходно скроенном шелковом платье цвета изумруда, волнами спадавшем от плеч до пола, и широком жилете из мягкого кремового бархата. Живые цветы, искусно вплетенные в ее рыжие волосы чудодеем-парикмахером, присланным Элис, элегантно дополняли туалет. Подбор нарядов, как и неукоснительное следование церемониалу, давно уже стал здесь национальным видом искусства, таким же сложным, как бетанский макияж для тела. На реакцию мужа Корделия не полагалась, но восторженные восклицания горничных убедили ее, что мастера поработали на славу.

Скоро в холл спустились оба Форкосигана и лейтенант Куделка. Адмирал и лейтенант были в дворцовых красно-коричневых мундирах, а старый граф — в своем роскошном коричнево-серебряном камзоле, предназначавшемся для особо торжественных случаев. Друшикко, сопровождавшая Корделию, была в наряде тех же тонов, что и хозяйка. Покрой ее одежды был рассчитан на то, чтобы не стеснять движений и скрывать вооружение и комм-устройство.

Несколько мгновений все молча восхищались друг другом, затем направились к выходу. Регентский кортеж ждал у дверей. Адмирал подсадил жену в машину, но сам отступил назад:

— Увидимся во дворце, дорогая.

— Что? — Она обернулась: — О! Значит, второй автомобиль… это не просто из-за того, что нас много?

— Нет. Мне кажется… разумным, чтобы с этого дня мы с тобой ездили в разных машинах.

— Да, — чуть слышно сказала она. — Конечно.

Он кивнул и отвернулся.

Будь проклята эта планета! Она отобрала еще одну часть их жизни. У них и так почти нет времени, чтобы побыть вдвоем, и даже эта крошечная потеря причиняет боль.

Рядом с Корделией сел граф Петер. Друшикко устроилась напротив, и машина плавно вывернула на улицу. Корделия прижалась носом к стеклу, пытаясь увидеть адмиральский лимузин, но тот отстал и оказался вне поля зрения. Вздохнув, она отвернулась и села прямо.

Желтое солнце садилось в серую граду облаков: в прохладном осеннем сумраке начали зажигаться фонари. Город казался строгим и немного печальным. Сейчас Корделию даже обрадовали шумные толпы, высыпавшие на улицы по случаю торжеств. Праздничный фейерверк напомнил ей обычай древних жителей Земли стучать в тазы и стрелять из ружей во время лунных затмений, чтобы прогнать небесного дракона, пожирающего светило. Эта странная осенняя печаль… она может поглотить неосторожную душу.

Узловатые пальцы графа теребили коричневый шелковый мешочек с вышитым гербом Форкосиганов. Корделия с интересом посмотрела на него:

— Что это?

Старик чуть заметно улыбнулся и протянул ей мешочек:

— Это называется кошелек. А в нем — золотые монеты.

Опять народное искусство! Мешочек и его содержимое были удивительно приятны на ощупь. Она провела рукой по шелку, восхищаясь вышивкой, и вытряхнула на ладонь несколько сверкающих кружочков со сложной чеканкой.

— Очень красиво. — Ей вспомнились почерпнутые откуда-то сведения, что в Период Изоляции золото считалось на Барраяре исключительно ценным материалом. В ее бетанском сознании слово «золото» ассоциировалось с чем-то вроде «полезный металл, применяемый в электронной промышленности», но древние относились к нему чуть ли не с мистическим обожанием. — Это что-то означает?

— Ха! Еще бы. Это подарок императору ко дню рождения.

Корделия представила себе, как пятилетний Грегор играет с кучкой золотых монет. Интересно, что он будет с ними делать — построит пирамидку? Она надеялась, что император уже вышел из того возраста, когда любой привлекательный предмет отправляется в рот: таким увесистым кружочком недолго и подавиться.

— Думаю, Грегор будет очень рад, — скрыв сомнения, проговорила она.

Граф засмеялся.

— Ты не понимаешь, что происходит, да?

Корделия вздохнула:

— Как обычно, сэр. И рассчитываю на вашу подсказку.

Она откинулась на спинку сиденья, приготовившись слушать. Граф со временем даже полюбил объяснять невестке барраярские обычаи — ему было приятно обнаружить очередной закоулок ее бетанской безграмотности и заполнить его барраярской информацией с собственными комментариями. А Корделия уже пришла к убеждению, что, читай он эти лекции еще хоть двадцать лет, — она не перестанет изумляться очередной загадкой барраярских нравов.

— День рождения императора — традиционная дата окончания финансового года в каждой графской провинции, — начал старый Форкосиган. — Иначе говоря, это день уплаты налогов — но вот только форы налогом не облагаются. Это несовместимо с нашим достоинством. Вместо этого мы преподносим императору подарок.

— А-а… — сказала Корделия. — Но управление планетой, сэр, нельзя окупить шестью десятками мешочков с золотом.

— Конечно, нельзя. Реальные средства были переведены в Форбарр-Султан из Хассадара днем, по комм-связи. Золото — это просто символ.

— Позвольте, разве вы в этом году еще не переводили деньги в казначейство?

— Весной, для Эзара. Да. Ну а теперь мы изменили дату окончания финансового года.

— Разве это не нарушит всю систему расчетов?

Старик пожал плечами:

— Мы справляемся. — Неожиданно он усмехнулся. — А вообще-то ты знаешь, откуда пошло слово «граф»?

— Я думала, с Земли. Доатомный… кажется, позднеримский термин, обозначавший аристократа, управлявшего графством. Или наоборот — подвластную область называли по титулу правителя?

— На Барраяре это слово произошло от слова «графа». Первые графы во время Форадара Тау (кстати, потрясающий был бандит, советую тебе о нем почитать) были его бухгалтерами, сборщиками налогов.

— А я-то думала, что это военный титул. В подражание средневековой истории.

— О, военная сторона дела проявилась очень скоро, когда пришлось вытряхивать денежки из тех, кто не желал платить. Позже чин приобрел блеск.

— А я и не знала! — Она посмотрела на него с внезапным подозрением: — Вы меня не разыгрываете, сэр?

Старик обиженно развел руками. «Опять мимо, — подумала Корделия. — Да уж, здесь без карты не сориентируешься».

Они подъехали к главным воротам императорского дворца. Охрана была, как обычно, бдительна и даже более многочисленна, чем всегда, но в остальном произошли разительные перемены. Каменную громаду расцвечивали гирлянды цветных фонариков, парк был ярко освещен, и повсюду — на аллеях, у фонтанов, на широких мраморных террасах — виднелись группы нарядно одетых людей.

Автомобиль регента остановился у входа, когда они уже входили в восточный портик. Корделия облегченно вздохнула, снова оказавшись рядом с мужем, и взяла его под руку. Он улыбнулся, с гордостью любуясь женой, и незаметно поцеловал ее в шею, притворившись, будто поправляет вплетенные в прическу цветы. Она в ответ тайком сжала ему руку, и они начали подниматься по длинной пологой лестнице. Мажордом, распахнув двери, громко объявил об их приходе — и к ним повернулись, как со страху показалось Корделии, тысячи любопытных лиц. На самом же деле здесь было не более двух сотен человек. В конце концов, решила она, это совсем не так неприятно, как, например, смотреть в дуло нейробластера.