Проклятие памяти - Джон Соул

Нет. Эти еще живут. Оба они – в теле Алекса Лонсдейл а, в его искалеченном, полумертвом мозгу...

Отец, не отрываясь, смотрел на него.

– Алекс?

Это зовут его – так же полчаса назад называли его и Кокрэны. Но это не его имя.

– Я не Алекс, – прошептал он. – Я... я другой.

Подняв ружье, он медленно пошел через гостиную. Туда, где на диване неподвижно сидела она – последняя из четырех, мать Алекса – и глазами, расширившимися от ужаса, смотрела на сына.

Потянувшись, сержант Финнерти открыл глаза. Секунду он не мог понять, где находится, затем пришел наконец в себя и повернулся к напарнику.

– Ну, что слышно?

– Да ничего, – ответил Джексон, позевывая. – Кокрэн уехал несколько минут назад. А так все тихо.

– Угу, – промычал Финнерти. – Отчего же, интересно, я вдруг проснулся...

Пожав плечами, Джексон устроился поудобнее на сиденье и закурил. Обвел взглядом пустынную Гасиенда-драйв. Никаких изменений.

А Финнерти вот проснулся. Не дай Бог – неспроста. У него на происшествия какое-то шестое чувство...

И тут вспомнил.

Несколько минут назад где-то за домом вспыхнул и погас дальний свет – словно на холм въехала машина, но остановилась, не сделав последний поворот.

Он еще подумал – кто-то из соседей вернулся...

– Ч-черт! – повернувшись к Финнерти, он выложил ему все в двух словах. Выругался Финнерти, против обыкновения, кратко.

– Пошли, надо глянуть, что там.

Через секунду оба бежали к дому.

Не спуская глаз с Алекса, Эллен отказывалась поверить тому, что видит. Это сон. Зрение не повиновалось ей, выхватывая лишь отдельные, незначащие детали.

Кровь на лбу, засохшая в длинном порезе над левой бровью.

Глаза, смотрящие словно сквозь нее, полностью лишенные всякого выражения.

Нет, не лишенные. Где-то в самой глубине их горит крохотная искорка злобы.

Злобы – или давней ненависти.

Ружье. Черная дыра дула, такая же пустая, как глаза Алекса. Нет, тоже не пустая – оно уставилось на нее с той же древней злобой. Или ненавистью?

Но ведь это не ее сын. Господи, как она могла ошибиться?

Это кто-то другой. И он пришел, чтобы убить ее. Но что она ему сделала?

– За что? – наконец смогла прошептать она. – Кто ты?

Чувства понемногу возвращались к ней, она услышала голос мужа.

– Алекс, что произошло? Что с тобой?

– Venganza... venganza...

– Месть? Но кому? За что?

– Ladrones... asesinos...

– Нет, Алекс, – сказал Марш мягко. – Ты чего-то не понял. Это не мы. – Он отчаянно соображал, что сказать, как сделать, чтобы Алекс его услышал.

Алекс? Нет, это не он. Кто бы это ни был – это не Алекс.

Где же, черт бы их побрал, полицейские...

Дверь распахнулась, и Финнерти с Джексоном с грохотом ворвались в дом.

Алекс резко обернулся, Марш понял, что лучшего момента ему не представится. Прыгнув вперед, он схватил ружье за ствол, затем, резко вывернув его, вырвал оружие из рук Алекса. Сила прыжка едва не сбила Алекса с ног. Пошатнувшись, он прислонился к камину, схватившись за верх решетки. Еще миг – и их глаза встретились.

– Освободи меня, – прошептал он. – Если ты любил Алекса – сделай это.

Марш тяжело дышал.

– Кто... кто ты? – пальцы судорожно нащупывали спусковой крючок – и отдергивались, словно обжегшись. – Ты Алекс?

– Нет. Я другой. Я – тот, кем меня сделал Торрес, и я должен сделать то, на что он запрограммировал меня. Алекс хотел остановить это, но не смог. Поэтому я прошу – освободи меня. Если ты хоть немного любил меня – сделай это... папа.

Марш поднял ружье, на глазах Эллен и полицейских он нажал на курок.

Грохот наполнил комнату, тело Алекса вытянулось у каминной решетки.

Время остановилось.

Эллен не отрывала глаз от распластанного на полу тела. Теперь она видела – это не ее сын.

Это не он – но тот, кто долгие месяцы жил в ее доме, которого она любила, которого старалась вернуть... Но кем бы он ни был – он был так далеко от нее, вернуть его было нельзя, и возвращать было некого.

Ее сын давно мертв. И перед ней – не Алекс.

Обернувшись к мужу, она долго смотрела на него.

– Благодарю тебя.

Шагнув к Маршу, она обняла его, спрятав лицо на его груди.

Обняв жену за плечи одной рукой, в другой – все еще сжимая оружие, Марш наконец оторвал взгляд от распростертого у его ног трупа. Глаза его встретились со взглядом Финнерти, неподвижно стоявшего рядом с напарником у самой двери.

– Сержант, я... простите нас, – выдохнул он. – Вернее, меня... у меня просто не было выхода...

Он хотел сказать что-то еще, но голос ему не повиновался. Бросив ружье на пол, он крепко обнял жену.

Несколько секунд Джексон и Финнерти молча смотрели друг на друга.

– Конечно, доктор, – наконец откашлялся Финнерти. – Разумеется, мы же видели все. Мы видели, как он напал на вас и на вашу жену и...

– Нет! – последним усилием Марш простестующе поднял руку. – Ради Бога, сержант, он не нападал на нас...

– Как так? – удивился Финнерти. – Он напал на вас, вы пытались отнять у него ружье, и в момент борьбы оно случайно выстрелило. – Видя, что Марш снова собирается сказать что-то, Финнерти жестом остановил его. – Простите, доктор Лонсдейл, но мы с Томом все это видели. – Он повернулся к напарнику. – Верно я излагаю, Том?

Джексон колебался всего секунду.

– Все ведь было точно так, как говорит Росс. Несчастный случай – мы оба тому свидетели. Вы бы лучше отвели жену наверх, доктор Лонсдейл.

Стараясь не смотреть на тело, лежавшее у их ног, Марш и Эллен повернулись и вышли из комнаты.

Эпилог

Декабрьское утро было холодным, и Мария Торрес плотнее запахнула ветхую черную шаль. Заперев дверь своего домика, она медленно заковыляла через улицу, к кладбищу за зданием городского клуба.

На кладбище до сих пор было много цветов – Ла-Палома еще не успела ничего забыть за три коротких месяца. Все рядом, как и при жизни. Валери Бенсон и Марши Льюис – могилы всего в нескольких футах одна от другой, Синтия и Кэролайн Эванс, в одной ограде – недалеко от них.

На всех могилах – свежие цветы, почти каждый день их меняют...

В углу, у стены, вдали от других, покоится Алекс Лонсдейл. На могиле всего один цветок – белая роза, каждый день свежий цветок приносит сюда посыльный из ближайшего цветочного магазина. Приносит все эти три месяца. Остановившись у ограды, Мария подумала – сколько же еще времени будут появляться здесь белые розы, сколько времени супруги Лонсдейл, три месяца назад уехавшие из города, смогут хранить память о своем сыне. Но Мария была уверена – у них еще будут дети, и когда это случится, на этой могиле больше не будет роз.

Тогда будут другие цветы. Рано или поздно родители забудут его, но Мария не оставит могилу юного Алехандро.