Проклятие памяти - Джон Соул

Захлопнув тетрадь, Алекс положил ее на каминную полку и подошел к бюро. Не колеблясь, он выдвинул нижний правый ящик и, порывшись в нем, извлек на свет потрепанный блокнот в порыжелом коленкоровом переплете.

В блокноте аккуратным мелким почерком Раймонда Торреса излагался главный план его жизни. Раймонд Торрес хотел иметь сына – не родив, а создав его.

На улице быстро темнело, неожиданно Алекс услышал шорох автомобильных шин. Встав, он шагнул к ружью, стоявшему в углу у двери. Когда минуту спустя в кабинет вошел Торрес, первым, что он увидел, было дуло, нацеленное ему прямо в лоб, палец правой руки Алекса лежал на спусковом крючке. Замерев на пороге, Торрес нахмурился, затем улыбнулся Алексу.

– Не думаю, что ты хочешь убить меня, – произнес он. – Также не думаю, что ты уже успел причинить кому-нибудь вред. Поэтому – почему бы тебе не положить эту штуковину и не рассказать мне спокойно, что же все-таки приключилось с тобой.

– Разговаривать больше незачем, – ровным тоном ответил Алекс. – Что со мной – я теперь знаю сам. Вы вставили в мой мозг процессоры. Я машина, и вы программировали меня.

– Ты нашел мой дневник.

– Я не искал его. Я просто знал, где вы его храните. Я знал, где ваш дом, где ваша комната... мне все здесь знакомо.

Улыбка Торреса превратилась в досадливую гримасу.

– Ну, положим, сам ты этого знать не мог...

– Именно мог, – возразил Алекс. – Вы, похоже, и сами не понимаете, что придумали.

Торрес закрыл дверь и, не обращая внимания на ружье, прошел через комнату и устроился поудобнее в кресле. С минуту он изучающе смотрел на Алекса, может быть, что-то действительно не сработало... Тряхнув головой, он прогнал эту мысль.

– Я-то, разумеется, понимаю. Но ты вряд ли. Так по-твоему – что я сделал?

– Превратили меня в себя, – тихо ответил Алекс. – Вы думали, я не догадаюсь об этом, да?

Торрес словно не слышал его вопроса.

– И как же я это сделал, скажи, пожалуйста?

– Во время тестов, – ответил Алекс. – На самом деле вы тогда не обследовали меня. Вы меня программировали.

– С этим мне трудно не согласиться, – кивнул Торрес, – потому что так в действительности и есть. Несколько часов назад я подробно объяснил все это твоим родителям.

– Вы действительно рассказали им все? – спросил Алекс. – И про то, что вы закладывали не только чистую информацию?

– А что же еще, по-твоему, я закладывал в тебя?

Алекс покачал головой.

– Значит, вы все же не понимаете.

– Совершенно не понимаю, о чем ты сейчас говоришь, – покачал головой Торрес. Он с самого начала догадался, что имеет в виду Алекс, и ощущал, как где-то глубоко в сердце поднимается полузабытое чувство – страх.

– Тогда я объясню вам. После операции рассудка у меня попросту не было. Я обладал способностью воспринимать информацию – при помощи компьютеров, которые вы вживили в мой мозг, – но я совсем не мог думать.

– Это не так...

– Так, – перебил его Алекс. – И вы знали об этом, иначе не снабдили бы меня достаточным количеством информации для того, чтобы мое "я" после операции ни у кого не вызвало подозрений. И то, что я якобы страдал амнезией, тоже входило в ваш план – я постепенно вспоминал кое-что, и это выглядело как процесс восстановления. На самом деле я ничего не мог вспомнить, поскольку мозг мой – мозг Алекса Лонсдейла – был мертв. Вы, снабдив меня воспоминаниями, немного ошиблись.

– Я просто ума не приложу, о чем ты толкуешь, Алекс. Уверен, что и ты плохо представляешь это себе...

– Это и кажется мне самым странным, – продолжал Алекс, не обращая никакого внимания на слова Торреса. – Ошибки ведь были такие незначительные, но из-за них я и начал... сомневаться. И если бы дело было только в этих преданиях...

– Преданиях?

– Да. Историях, которые рассказывала вам мать в детстве.

– Моя мать – очень старая женщина. Она многое могла перепутать...

– Нет, – Алекс покачал головой. – Она ничего не путает... да и вы тоже. Предания сделали свое дело – все, кого вы хотели убить, умерли. Вы хотели, чтобы я сделал это – и добились своего. И у меня не осталось никаких воспоминаний об этом – это было тоже предусмотрено. После очередного убийства вы стирали из моей памяти все связанное с ним. Но даже если бы вы не сделали этого – я бы все равно не смог объяснить, например, полицейским, почему убивал всех этих людей. Они получили бы только историю о доне Алехандро и кровной мести. То есть бред сумасшедшего – верно я говорю?

– Бред сумасшедшего – это то, что ты здесь несешь, – Торрес поднялся с кресла.

Перед его глазами качнулось дуло ружья.

– Вы лучше сядьте, – сказал Алекс.

Поморщившись, Торрес снова опустился в кресло, и Алекс продолжал:

– Вы действительно хотели отомстить. Только не за то, что случилось здесь в прошлом столетии. А за то, что было гораздо позже – лет двадцать назад или около того.

– Алекс, это совершенная бессмыслица...

– Не думаю, – покачал головой Алекс. – Например, школа. Это была одна из ваших ошибок – не самая большая, должен сказать. Я вдруг вспомнил, где находится директорский кабинет, но его там не оказалось. Я подумал тогда, что сам ошибся. Ничего подобного – кабинет директора действительно был там, где сейчас медпункт. Только двадцать лет назад, когда вы учились в этой школе.

– Это абсолютно ничего не значит.

– В общем, да. В принципе, я мог видеть такую же вот фотографию в комнате своей матери.

Кивком Алекс указал на бюро, где рядом с родословной семьи Мелендес-и-Руис лежал раскрытый календарь средней школы Ла-Паломы за тысяча девятьсот шестьдесят шестой год. Раскрытый на фотографии выпускного класса этого года. Когда Торрес смотрел на нее, ему казалось, что он испытывает боль более сильную, чем та, что причинили ему запечатленные на этой фотографии люди.

Вот они, рядом – Марти, Валери, Эллен и Синтия. "Четыре мушкетерши", как их прозвали в классе. Раны от их острых шпаг, которыми они – развлечения ради – все десять лет встречали задумчивого мальчика, а позже юношу с мексиканской фамилией, до сих пор не зажили. Он сам не дал им зажить.

Из этой боли родился план, а двадцать лет спустя появилась возможность осуществить задуманное...

Воспоминания он вкладывал в мозг Алекса тщательнее всего, когда его арестуют – Торрес знал, что этого не избежать, – полицейские услышат от него только высокопарную белиберду о преступлениях полуторавековой давности и о мщении, совершаемом якобы рукой давно умершего полубезумного мексиканца.

Правду не узнает никто, в мозг Алекса Торрес не вложил ни единого бита информации о той ненависти, что он испытывал ко всем четырем – к тем, кто в лучшем случае не замечал его, будто его вообще не было на свете...