Древо скрелингов - Майкл Муркок

Он словно масло втекал в мои легкие и вытекал наружу; если он и оказывал на меня какое-то воздействие, то только обостряя мое зрение.

Где Оуна? У меня возникло своеобразное ощущение, как будто я "вижу" не только глазами, что в этом процессе участвуют и другие мои чувства, в том числе и обычные – осязание, обоняние и слух. Вероятно, человек более высокого интеллекта нашел бы объяснение этому, но я пребывал в состоянии беспомощного благоговейного трепета. Мной овладело радостное ликование, мне казалось, что я нахожусь рядом с самим Всевышним.

Однажды я оказался в синем пространстве, похожем на лоскут неба в облаках, и меня наполняло чувство умиротворения. Я приобщился к безмятежному спокойствию человеческих душ, обитавших в этом месте.

Я словно бы ненадолго оказался в раю.

Потом я вновь поплыл среди золотисто-зеленых ветвей и увидел своих спутников- наверху и под моими ногами. Я окликнул Лобковица, который находился ближе остальных, и попытался спросить его, где Оуна; но я не мог произносить членораздельные слова и издавал только гулкие раскатистые звуки.

Мой голос обрел свою собственную жизнь и форму и, клубясь, помчался в ярко-алую глубину. Я попытался приблизиться к этому цветовому полю, но гигантская рука ухватила меня и вернула на прежний курс. Мне лишь почудилось, будто бы кто-то сказал: "нам нужно держаться вместе"; я оглянулся и увидел, что это была рука Лобковица, хотя он находился в отдалении и сохранял свои обычные размеры. Рука и ладонь отодвинулись, и я воспринял это как молчаливое предупреждение, что мне не следует пытаться прекратить движение вниз или изменять его направление. Так удивлявшие меня искажения размеров и массы, по всей видимости, были в этом месте заурядным природным явлением. Но что это за место? Мультивселенная? Если так, следовательно, она заключена в одной-единственной горе одной-единственной сферы Мироздания.

Разве такое возможно?

Мои чувства и эмоции теряли остроту. Сама моя сущность испарялась, вливаясь в атмосферу эктоплазмы, в которой я плавал. Страх, нетерпение, тревога за любимых стали абстрактными. Я растворялся в ощущении бесконечности. Я уже не ждал, когда завершится падение, не стремился приблизить конец этого путешествия. Я был загипнотизирован своими ощущениями. Мы все оказались в объятиях Древа жизни!

Я вспомнил кельтское поверье о Матери-море, к которому неизбежно возвращается бродячая душа. Его присутствие становилось все более осязаемым. Быть может, именно так себя чувствуют умирающие?

Неужели мои близкие уже мертвы? Встречусь ли я с ними?

Сейчас мне это было безразлично. Я с удовольствием парил среди пышной зелени, опускаясь все ниже; меня не интересовало, достигну ли я когда-нибудь земли. Но я все чаще замечал пустые, словно вымершие пространства. Ветви здесь высохли и потрескались – их жизненные соки были высосаны Законом и Хаосом, а также обычным неизбежным процессом старения. Я мало по-малу начинал понимать, что дерево больно и погибает.

Но если мультивселенная – лишь абстрактная идея, а то, что я видел- ее зрительное воплощение, то разве можно спасти ее действиями нескольких людей? Достаточно ли сильны наши ритуалы, чтобы изменить фундаментальные основы реальности?

Внизу струились светлые зеленовато-желтые дюны, стремительно перемещаясь, будто гонимые космическими ветрами. Их рассекали молочно-белые и зеленые реки, испещренные пузырящимися лужицами.

Я почувствовал сильный запах соли. Рядом со мной клубилось темное облако. Оно устремилось верх и разошлось в стороны, принимая очертания дерева. За ним последовало еще одно- пенистое, серое с белым. Потом еще и еще, и наконец возник целый лес газообразных деревьев. Шепчущий лес встал перед мной и тут же рассыпался мерцающими скоплениями звезд. Я опять увидел золотисто-зеленые ветви. На меня опять снизошло бесконечное умиротворение…

Вновь взвились столбы газов, скручиваясь вихрями и темнея. Кровавая булькающая масса издала пронзительный вопль. Моя плоть испарялась.

Я чувствовал, что оказался на грани полного исчезновения. Я в любой момент мой влиться в окружавший меня хаос. Моему разуму угрожал окончательный распад. Умом я ощущал некоторую тревогу, но моя плоть оставалась безмятежной.

И только когда я вспомнил об Оуне, ко мне вернулась сила воли.

Посмотрев вокруг и вниз, я увидел три огромные человеческие фигуры, стоящие на поверхности блестящей радужной скалы. К своему ужасу я узнал их. Как им удалось прибыть на место раньше нас? Насколько возросло их могущество?

Три великана. Клостерхейма и Гейнора Проклятого я узнал сразу.

Третьим был мужчина в черных доспехах, которого я уже видел прежде.

Но только теперь я с полной уверенностью мог сказать, кто он такой.

Этой действительно был Эльрик Мелнибонэйский. Он снял парусиновый чехол со щита, и я увидел на нем звезду Хаоса с восемью лучами. На бедре Эльрика вибрировал рунный меч. У меня не было сомнений в том, что это Эльрик. Но на чьей он стороне?

Эти трое, очевидно, явились сюда при помощи сверхъестественных сил.

Они стояли слева от меня на огромной ветви и, не замечая моего присутствия, яростно спорили между собой. Я был слишком мал, чтобы они могли меня заметить, а они, в свою очередь, слишком громадны, чтобы я мог вступить с ними в схватку. Я поднял лицо и посмотрел на Лобковица, в явном смятении взиравшего на троицу.

Неожиданно налетел порыв ветра, и нас отнесло в сторону от гигантских фигур. Их заслонили ветви.

Я увидел Сепириса, который мчался ко мне, кувыркаясь и проделывая непонятные энергичные движения. По-видимому, только так он мог перемещаться в этом участке пространства. Он что-то говорил, но я не понимал его слов. Лобковиц что-то ответил. Потом я увидел Белого Ворона и Бес; бледнокожий юноша цеплялся за густую шерсть животного. Но где Оуна? Айанаватта мчался вслед за Сепирисем, подражая его причудливому способу передвижения. Кувыркаясь, они приближались ко мне.

– Оуна с вами?

Их голоса были похожи на гром, я едва мог разобрать их слова. Их тела приобрели чудовищные размеры – больше, чем у Гейнора и его спутников. Однако тянувшиеся ко мне руки выглядели такими же, как мои. Сепирис и могиканский шаман всеми силами направляли мое медленное падение в нужную сторону.

Я стоял на чем-то рыхлом, пробудившем во мне воспоминания о детских играх на пуховой перине. Меня окружало цветочное поле. Оно поражало богатством красок и оттенков, однако цветки были мелкими, их лепестки были плотно сомкнуты. Они напоминали рисунок, выполненный в точечной технике. Я был готов к тому, что мои спутники также будут состоять из точек; они и в самом деле казались чуть расплывчатыми.