Над строками Нового Завета - Георгий Чистяков

Итальянцам гораздо проще, потому что римский дух больше связан с порывом, чем с мыслью. Римляне – это народ воинов и поэтов, а греки – народ мыслителей, народ с очень развитым сознанием, с прекрасной памятью, и поэтому преодоление античной культуры греку дается с большим трудом.

Однако с течением времени Дева-Воительница мало-помалу превращается в Мать-Отроковицу с чертами той Девы, которую в Марии видит и христианский Запад. Хотя, конечно, и римляне прошли это искушение отождествления Матери Божией с древними культами: в Риме есть даже храм, который называется «Santa Maria sopra Minerva», построенный на развалинах храма Минервы.

Греки преодолевают искушение увидеть в Марии Деве «новую Афину» только тем, что вживаются в Евангелие, молитвенно всматриваясь в тот Ее образ, что дается нам на первых страницах Евангелия от Матфея, где пять раз повторяется выражение «Младенец и Матерь Его». Вот почему на иконах Она за редкими исключениями изображается с Младенцем Иисусом на руках.

Преодолевается это искушение и через вслушивание в то, что говорит Богородица на страницах Нового Завета, и прежде всего в то место рассказа о браке в Кане Галилейской, где она говорит, указывая на своего Божественного Сына, в сущности, каждому и каждой из нас: «Всё, что Он скажет вам, то сделайте».

Богословы всегда обращают внимание на то, что в тексте это последние из тех вообще немногих слов, которые произносит Пречистая Дева. «Мы не сможем по-настоящему принять Деву как мать, – сказал однажды Иоанн Павел II, – если не прислушаемся к Ее словам, из которых становится ясно, что Иисуса надо слушать как Учителя истины, что надо следовать за Ним… Эти слова Мария повторяет всё время, держа своего Сына на руках и указывая нам на Него глазами».

Действительно, на подавляющем большинстве икон Мария изображена с Младенцем. Она славна не сама по себе, а именно тем, что приносит в мир, отдает людям Своего Сына и просит лишь об одном: «Всё, что Он скажет вам, делайте», – именно таков богословский смысл икон: Иверской, Казанской, Владимирской и любой другой.

Евангелисты изображают величие Марии не в каких-либо особых озарениях, видениях и т. п., а в Ее вере. На слова архангела «Ты родишь Сына» Она радостно отвечает: «Да будет мне по слову твоему». Каждый, кто читает Новый Завет по-гречески, знает, что глагол в выражении «да будет» стоит не в повелительном, как во всех других случаях, где по-русски встречаются эти слова, как, например, «да будет воля Твоя» в молитве «Отче наш», а в желательном наклонении, которое передает радостное желание, а не простое согласие. Мария верит, молится и молчит. Гимнографы самых разных эпох, на самых разных языках обращаются к Ней как к молитвеннице за весь человеческий род, которому отдает Свою Мать Иисус на Кресте (см. Ин 19: 26–27).

Дева, почитаемая именно как Мать, на Руси – это что-то особенное, это образ невероятно дорогой для православного человека. И не случайно поэтому из всех изображений Пречистой Девы, сделанных западными мастерами, именно Сикстинская Мадонна, где Рафаэлем Дева изображена прежде всего как Мать, отдающая Своего Младенца человечеству, как Мать бесстрашная и полная именно материнской любви не только к Своему Младенцу, но и к нам, кому Она Его вручает, стала в XIX веке подлинной иконой для русских людей. Она уже оторвала Его от Своей груди и протягивает нам, но связь между Ними не рвется. В этом, наверное, и заключается особый духовный смысл Мадонны Рафаэля.

В. А. Жуковский в очерке «Рафаэлева Мадонна», написанном в 1821 году, рассказывает, что в Дрезденской галерее он всегда заставал много народа, а поэтому «решился прийти в галерею как можно ранее, чтобы предупредить всех посетителей… сел на софу против картины и просидел целый час, смотря на нее». Далее Жуковский восклицает: «Это не картина, а видение: чем долее глядишь, тем живее уверяешься, что перед тобою что-то неестественное происходит… Час, который я провел перед этою “Мадонною”, принадлежит к счастливым часам жизни… Я был один; вокруг меня всё было тихо; сперва с некоторым усилием вошел в самого себя; потом ясно начал чувствовать, что душа распространяется».

«Не понимаю, – говорит Жуковский, продолжая свой рассказ, – как могла ограниченная живопись произвести необъятное… Рафаэль писал не для глаз, всё обнимающих во мгновение и на мгновение, но для души, которая, чем более ищет, тем более находит». Примерно в эти же годы в Дрездене побывал и лицейский друг Пушкина и будущий декабрист поэт Вильгельм Кюхельбекер. Рассказывая о «Мадонне» Рафаэля, он писал: «Мысли и мечты, которые озаряли и грели мою душу, когда глядел на сию единственную Богоматерь, я описать ныне уже не в состоянии; но я чувствовал себя лучшим всякий раз, когда возвращался от нее домой».

Как известно, Ф. М. Достоевский имел в своем кабинете изображение Сикстинской Мадонны и дорожил им невероятно. Его жена описывает, как в Дрездене он приходил к Сикстине и смотрел на нее часами, а потом захотел иметь фотографию, которую в те времена достать было довольно трудно. Привез Достоевскому фотокопию иконы Владимир Сергеевич Соловьёв – быть может, первый человек, заговоривший во весь голос о христианском единстве. Соловьёву дала эту Мадонну Софья Андреевна Толстая, вдова поэта Алексея Константиновича Толстого. Так Сикстинская Мадонна вошла в русскую духовную жизнь.

К этому можно только добавить, что в начале 50-х годов, когда вывезенные из Германии сокровища Дрезденской галереи были выставлены в московском Музее изобразительных искусств, разумеется, среди них была и Сикстинская Мадонна, вновь занявшая в те годы совершенно особое место в духовной жизни русского человека. В годы моего детства почти во всех домах, где мне приходилось бывать с бабушкой или родителями, меня непременно встречала Сикстина, воспринимаемая там именно как икона.

Моя мама Ольга Николаевна Ворогушина не раз рассказывала, что, придя на выставку Дрезденской галереи, она было решила и не останавливаться перед Сикстинской Мадонной, поскольку она всем известна и настолько примелькалась в учебниках по истории и искусствознанию, что на нее смотреть не имеет никакого смысла. Однако потом, переходя из зала в зал, она вдруг поймала себя на том, что то и дело возвращается к тому месту, где висела Сикстина. Возвращается, чтобы остаться рядом. «Это не картина, а видение, – писал именно об этом Жуковский, – чем долее глядишь, тем живее уверяешься, что перед тобою что-то неестественное происходит…»

Если обратиться к нашему литургическому календарю, то в православии, за исключением Успения, Рождества Богородицы и Введения во храм, нет праздников в честь явлений Пречистой Девы (как, например, в Лурде или Фатиме). Праздники установлены только в честь Ее икон. И даже в тех случаях, когда житие святого, как, например, жизнеописание преподобного Серафима Саровского, рассказывает о том, как ему явилась Дева, праздник совершается в честь иконы – в данном случае в честь той, перед которой в течение долгих лет молился преподобный Серафим.

Эта икона называется «Умиление», но если на нее посмотреть, то сразу поймешь, что это довольно точная копия Остробрамской иконы Божией Матери – знаменитой святыни, которая находится в Вильнюсе. Какой-то молодой художник из Академии художеств сделал копию, она попала к преподобному Серафиму, а затем уже от него досталась русскому народу в качестве одной из его великих святынь.

Такие примеры можно умножать до бесконечности: ведь и Ченстоховская икона Божией Матери почитается не только в католическом, но и в православном мире, и в церковном календаре, который издается Московской Патриархией, можно найти два праздника в честь Ченстоховской иконы: 6 марта и 27 августа.

Если на Западе почитается явление Девы Марии, например, Бернадетте Субиру в Лурде или пастушкам в Фатиме, то на Востоке празднуется явление иконы. Например, явление Казанской иконы в 1579 году. Предание гласит, что в Казани девочке по имени Матрона во сне явилась Матерь Божия и указала место, где скрыта икона. Девочка рассказала маме, об этом узнали священники, икона была раскопана и мало-помалу стала святыней всего русского народа.

В дореволюционные времена было три самых почитаемых списка иконы Божией Матери. Один из них находился в Москве на Красной площади в Казанском соборе, второй – в Санкт– Петербурге в Казанском соборе на Невском проспекте, а третий был в Казани. 29 июня 1904 года эта икона была украдена и на долгие годы исчезла. Потом она была обнаружена на аукционе группой студентов из разных стран, выкуплена ими и затем передана Иоанну Павлу II.

Другая явленная икона – Калужская. Она была явлена в XVIII веке на чердаке какого-то наполовину развалившегося дома. Можно рассказывать и о других явлениях. У поэта Н. С. Гумилёва есть такие стихи: «Звонят – то значит по течению в село икона приплыла». Дело в том, что очень часто иконы, у которых начинала осыпаться краска с доски, чтобы не сжигать, опускали в воду. Икона плыла по воде, и в другом городе или селе ее обнаруживали, вынимали из воды, и там она становилась святыней. В этом тоже есть какой-то богословский смысл: люди хотят что-то сделать с иконой, потому что она им кажется старой, плохой, осыпавшейся, и опускают в воду, чтобы она исчезла. Другие ее вынимают из воды, и она вновь становится святыней.