Женщины в России, 1700–2000 - Барбара Энгель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рис. 24. Участница митинга, организованного Комитетом солдатских матерей, 1991 год
После Горбачева
Проведя бо́льшую часть времени (начиная с 1930-х годов) в условиях экономической автаркии, за железным занавесом, за десять лет после падения Горбачева Россия с поразительной быстротой сделалась частью мировой экономики и культурной системы, в которой доминировали США. Однако, по крайней мере в краткосрочной перспективе, введение рыночного хозяйства немногим принесло обещанный выбор. Большинство из тех, кто соблазнился капиталистическим раем, маячившим перед ними в рекламе и телесериалах иностранного производства, столкнулись вместо этого с огромными трудностями. Относительное равенство советской жизни, пусть это и было равенство в нищете, осталось позади. Относительно немногие, в основном мужчины, сделались непомерно богатыми; многие другие, в большинстве своем женщины — беспросветно бедными. С распадом СССР прекратила свое существование и единая государственная политика в отношении женщин. Социальная поддержка исчезла. Жизнь стала опаснее. Градус насилия, в том числе в отношении женщин, взлетел. Хотя жизненный опыт женщин сильно различался в зависимости от возраста, семейного положения, географии и национальности, на всем пространстве бывшего Советского Союза женщины столкнулись с гендерной реакцией, усилившейся после распада СССР. Остальная часть этой главы будет посвящена изменениям, происходившим в России.
Для большинства российских женщин конец советской эпохи обернулся резким падением уровня жизни. Миллионы потеряли работу. Относительно точных цифр существуют разногласия. Большинство оценок сходится на том, что в середине 1990-х годов женщины составляли около 70 % безработных, однако данные за 1998 год показывают примерно равное соотношение безработных мужчин и женщин (13,7 и 13,3 % соответственно)[330]. К сожалению, такие цифры ничего не говорят нам об изменениях, предположительно происходивших с 1990 года в характере выполняемой женщинами работы или уровне ее оплаты. Первая волна увольнений коснулась женщин, занятых в оборонной промышленности, научно-исследовательских институтах и министерствах, женщин предпенсионного возраста или воспитывающих маленьких детей. В особенности пострадали высокообразованные женщины, инженеры и экономисты: по состоянию на 1995 год они составляли около трети женщин, зарегистрированных в качестве безработных. При поиске новых профессиональных должностей высококвалифицированные женщины сталкивались с вопиющими гендерными и возрастными предрассудками. Большинство работодателей открыто высказывались за то, чтобы нанимать мужчин. С другой стороны, большинство вакансий, на которые работодатели искали женщин, — например, секретарская работа, уборка, продажи, — не только требовало гораздо меньшей квалификации, чем та, которой обладали эти женщины, но к тому же было явно рассчитано на молодежь. В объявлениях прямо указывалось, что соискательница должна быть в возрасте до 30 или, самое большее, до 35 лет.
Потеря системы детских садов стала серьезным препятствием для работы женщин вне дома. В последние десятилетия советской эпохи женщины бесконечно жаловались на детские учреждения — сначала в частных разговорах, а затем, после прихода гласности, и публично. Переполненные и неукомплектованные детские учреждения имели длинные списки очередников, и качество ухода в них оставляло желать лучшего. Но при всех их недостатках от них зависели миллионы женщин. В постсоветский период количество мест, доступных для детей, сократилось, а цены резко выросли. Предприятия часто предоставляли детские сады и летние лагеря в качестве льгот для рабочих. Когда же главной целью стала рентабельность, и то и другое прекратилось. В 1990 году ответственность за детские учреждения была передана с федерального уровня на местный, и финансирования при этом не предусматривалось. В период с 1990 по 1995 год количество детей в яслях и детских садах сократилось с 9 до 6 миллионов; в том же году количество детей, побывавших в летних лагерях, было вдвое меньше, чем в конце 1980-х годов. Стоимость оставшихся мест возросла. По состоянию на май 1993 года родители, стремившиеся отдать своего ребенка в детский сад или ясли, платили за это более четверти средней заработной платы; отправить ребенка в летний лагерь стоило почти две трети средней заработной платы[331]. Неудивительно, что возвращение женщин в семью казалось такой хорошей идеей. Дома женщины могли присматривать за детьми, брошенными на произвол судьбы распадающейся системой социальной поддержки.
Однако женщины, как оказалось, далеко не горели желанием возвращаться в семью. Многие просто не могли себе этого позволить. Мужская безработица или неполная занятость, а также растущая дороговизна повседневной жизни вынуждали даже замужних женщин продолжать зарабатывать деньги. Но в большинстве своем женщины и сами хотели сохранить работу. Опросы один за другим показывали, что, даже если муж зарабатывал достаточно, чтобы содержать семью, полностью оставить работу желал лишь ничтожный процент женщин. Работа занимала важное место в их жизни. После 70 лет советской пропаганды женщины стали ценить участие в общественном производстве само по себе, а также считали его важным для саморазвития — даже после того, как правительство сменило пластинку. Кроме того, на работе был «трудовой коллектив», в котором можно было найти дружеские отношения и эмоциональную поддержку. По словам одной женщины, коллектив был «второй семьей», где все были в курсе проблем друг друга. Там можно было излить чувства, рассказать о своих бедах, отчего становилось легче. Работа по дому многим женщинам приносила меньше удовлетворения: приготовила еду, ее съели — и где все твои труды[332]? Поэтому потеря работы влекла за собой для женщин не только экономические, но и психологические трудности. Тем женщинам, которые много