Наследница Теней - Энн Бишоп

Окинув взглядом большой камин, выложенный камнями, крепкие стены и надежный потолок, а затем переведя взгляд на женщину-ребенка, сидевшую напротив, зажав коленями руки, Люцивар неохотно отпустил гнев, который начал испытывать к этому ее неизвестному отцу.

– Честно говоря, Кошка, боюсь, я разделяю мнение твоего папы.

Она насупилась.

Возможно, Джанелль действительно стала Целительницей и Черной Вдовой, но при этом она превратилась в девушку, сохранив милую неуклюжесть, свойственную юности, и по-прежнему напоминала котенка, пытающегося поймать огромного прыгучего жука.

– Значит, ты живешь здесь не все время? – осторожно поинтересовался он.

Джанелль покачала головой:

– У моей семьи несколько поместий в Демлане. Большую часть времени я провожу в нашем фамильном особняке. – Она одарила Люцивара странным взглядом, значение которого он так и не понял. – Мой отец Верховный Князь Демлана – помимо всего прочего.

Значит, это человек, обладающий богатством и весомым положением в обществе. Скорее всего, он не из тех, кто спокойно отнесется к дружбе ублюдка-полукровки и своей дочери. Впрочем, с этой проблемой можно разобраться, когда придет время.

– Люцивар. – Она устремила взгляд на открытую дверь и задумчиво прикусила нижнюю губу.

Он искренне посочувствовал девушке. Иногда Целительнице сложнее всего честно сообщить пациенту о том, что так и не удалось вылечить.

– Крылья теперь всего лишь красивое дополнение, верно?

– Нет! – возмущенно воскликнула Джанелль, но тут же успокоилась и глубоко вздохнула. – Повреждения были очень серьезными. Причем не только на крыльях. Я исцелила их все, однако дальнейшее во многом будет зависеть от тебя. По моим подсчетам, уйдет не меньше трех месяцев на то, чтобы крылья и спина окончательно зажили. – Она снова прикусила губу. – Но, Люцивар, теперь допускать ошибок нельзя. Мне пришлось до предела растянуть возможности твоего организма, чтобы залечить повреждения. Если теперь ты заново повредишь хоть что-то, скорее всего, восстановить ткани будет нельзя.

Люцивар взял ее за руку, нежно поглаживая большим пальцем тонкую ладошку.

– А если я буду тебя слушаться? – спросил он, внимательно наблюдая за ней. Но нет, в этих сапфировых глазах не было ложных обещаний.

– Если будешь меня слушаться, то через три месяца мы вместе нырнем в Поток.

Он склонил голову. Не потому, что не хотел, чтобы девушка видела его слезы. Просто ему нужно было время, чтобы насладиться надеждой.

Снова взяв себя в руки, Люцивар улыбнулся Джанелль.

Она вернула улыбку, понимая, какие чувства обуревают его.

– Может, выпьем чаю?

Дождавшись согласного кивка, девушка спрыгнула со стула и направилась к двери справа от очага.

– Есть возможность убедить мою Целительницу прибавить к нему хоть немного еды?

Джанелль выглянула из-за двери:

– Как насчет большого куска свежего хлеба и миски крепкого говяжьего бульона?

С тем же успехом можно пожевать ножку стола.

– А выбор есть?

– Нет.

– В таком случае звучит просто чудесно.

Она вернулась через несколько минут, помогла Люцивару перебраться с пуфика на стул с прямой спинкой, которая не мешала его крыльям, а затем поставила перед эйрианцем большую кружку.

– Это целебный отвар.

Люцивар молча оскалился. Все отвары, которые ему волей-неволей приходилось пить раньше, на вкус были как листья дикой ежевики, залитые ослиной мочой, и у него сложилось стойкое впечатление, что Целительницы специально делают их такими отвратными, чтобы наказать пациентов за болезни.

– Ничего не получишь, пока не выпьешь все до капли, – добавила Джанелль, проявив поразительную черствость.

Люцивар поднял чашку и осторожно принюхался. Отвар пах… по-другому. Эйрианец сделал глоток, задумчиво посмаковал, а затем закрыл глаза и проглотил. Оставалось только гадать, каким образом Джанелль удалось добавить в целебный отвар надежную силу гор Аскави, ласковые образы деревьев, трав и цветов, которые питала земля под ними, прохладную сладость рек, несущих свои воды вдаль.

– Это замечательно, – наконец пробормотал он.

– Я рада, что тебе понравилось.

– Честное слово, замечательно! – принялся горячо настаивать Люцивар, несмотря на смех, которым были наполнены ее слова. – Эти штуки обычно просто ужасны на вкус, но твой отвар мне очень понравился.

Ее веселье сменилось изумлением.

– Они и должны быть приятными, Люцивар. Иначе никто не захочет их пить.

Не зная, что можно возразить на это, эйрианец ничего не сказал, молча прихлебывая напиток. Он пришел в такое благодушие, что отнесся с одобрением к ломтю свежего хлеба, размокшего в миске говяжьего бульона, которую Джанелль неумолимо поставила на стол перед пациентом. Его настроение улучшилось еще больше, когда Люцивар обнаружил ломтики мяса поверх хлеба.

Только затем он отметил, что девушка ест то же самое.

– Тебе ведь пришлось растянуть до пределов возможности не только моего организма, чтобы завершить исцеление, верно, Кошка? – тихо спросил он, не в силах скрыть гнев, взбурливший в его душе. Как она только осмелилась так рисковать собой, когда рядом не было никого способного позаботиться о ней?!

Щеки девушки окрасились легким румянцем. Она покрутила в руках ложку, потыкала ей хлеб и наконец пожала плечами:

– Оно того стоило.

Люцивар тоже ткнул ложкой в хлеб, и тут ему в голову пришла еще одна мысль. Впрочем, он решил оставить ее на потом. Эйрианец попробовал бульон с хлебом.

– Ты не только готовишь замечательные целебные отвары, но еще и превратилась в хорошую повариху!

Джанелль ткнула ложкой в хлеб с такой силой, что забрызгала стол бульоном. Вытерев пятна, она расстроенно хлюпнула носом и прожгла Люцивара сердитым взглядом:

– Это приготовила миссис Беале. Я сама не умею.

Люцивар зачерпнул еще немного питательной жидкости и пожал плечами:

– Готовить вовсе не так уж сложно. – Подняв глаза, он невольно задался вопросом: бывали ли в истории случаи, когда взрослого мужчину забивали насмерть столовой ложкой?

– Значит, ты сам умеешь готовить? – зловеще поинтересовалась она, а затем сердито вздохнула. – Ну почему, почему столько мужчин вокруг умеют готовить?!

Люцивару пришлось прикусить язык, чтобы не ответить: «Из чувства самосохранения». Он задумчиво прожевал и проглотил еще несколько кусков, а затем задумчиво произнес:

– Я могу научить тебя готовить – при одном условии.