Уравнение со всеми известными - Наталья Нестерова

Они уже долго стояли на светофоре. Анна открыла глаза. Никакого светофора. Стоят у подъезда центра.

— Что же ты меня не разбудил? — укорила она водителя.

Саша пожал плечами. Он знал, что Анна Сергеевна не спит, — когда спят, так тяжко не вздыхают.

Анна позвонила в отдел кадров и попросила через бюро по найму и рекрутерские фирмы подобрать несколько кандидатур на работу сиделок у частного лица, беседу с кандидатами она проведет лично. Несколько минут раздумывала, но потом все-таки вызвала юриста и поручила запросить в Швейцарии список санаториев для инвалидов детства и умственно отсталых, а также условия содержания и порядок оформления иностранных граждан.

Глава 7

У двойняшек Колесовых месяц не было имен. Вера предлагала мальчика назвать Костей, Костя девочку — Верой, и оба соглашались, что в этом случае путаница с именами их ждет постоянная. С вечера они выбирали имена, а утром их забраковывали. Любые имена казались родителям недостойными их замечательных детей. Девочка и Мальчик — так малышей все и звали. Наконец Колесовы остановились на именах Савва и Агриппина.

— У вас с головой все в порядке? — ужаснулась Анна.

— Есть еще вариант Митрофан и Марфа, — сказала Вера.

— А мне нравятся еврейские имена, — вставил Костя. — Иосиф и Сара, Давид и Ребекка.

— Иуда и Юдифь, — подхватила Анна. — Прекратите издеваться над детьми! Дайте им простые хорошие имена, которых они не будут стыдиться, потому что их станут постоянно переспрашивать. У Даши в классе мальчика зовут Климент. Представляете, как его дразнят? И Алимент, и Цемент, он дерется из-за своего имени каждый день.

— Мне нравится Данила, — сказала Вера.

— Отлично! — похвалила Анна.

— Нет, Данила — это дворник, — не согласился Костя.

— Почему? — удивилась Анна.

— По ассоциации, у нас был дворник Данила.

— Хорошо. Костя, кто, по-твоему, не дворник?

— Никита.

— Замечательно. Никита Константинович. Как только выговорит свое имя-отчество, занятия с логопедом можно отменять. Вера, теперь ты назови свою девочку.

— Подождите! — Вера боялась принять решение. — Никита — не сокращается. И какие ласкательные? Никиток, Никитушка, Никитулечка, Никиточек…

— Все, хватит, — остановила Анна. — Остальные вспомнишь на досуге. Как ты назовешь девочку?

— Может быть, Ульяной? — предложил Костя.

— И она вырастет как эта баскетболистка, под два с половиной метра? — не согласилась Вера.

Анна схватилась за голову:

— Рост человека не зависит о его имени! И всех дворников как-то звали! Бедным двойняшкам имена не грозят вообще, потому что их родители страдают врожденным дебилизмом. Вера, как звали твою маму?

— Натальей.

— И мою Натальей, — сказал Костя.

— Что же вам еще надо! — Анна всплеснула руками. — Прекрасное имя, и сокращается и склоняется. К собственным мамам у вас есть претензии? Нет! Слава Богу! Значит, их внуков назовут Никита Константинович и Наталья Константиновна. Чудно! Лучше не придумаешь. Если вы попробуете еще что-то изменить или рефлексировать по этому поводу, я подам на вас в суд за издевательство над несовершеннолетними.

С легкой руки Даши, которая вместе с мамой приехала в гости смотреть на тети Вериных двойняшек и тарахтела над ними погремушками, мальчика стали звать Никой, а девочку Натой. Через месяц родители уже не могли себе представить, что есть имена лучшие, чем Ника и Ната.

Младенцы были похожи друг на друга, как все младенцы, то есть были совершенно разные. Ника более активный, подвижный, с волосиками темнее, чем у сестры. Ната чуть флегматичная, спокойная, со светлой челкой, спускающейся на глаза. Родителям постоянно казалось, что с детьми что-то происходит — то стул не тот, то газы, то отрыжка, — но на самом деле младенцы прекрасно развивались и набирали вес. У обоих был отличный аппетит — верный признак хорошего самочувствия. Молока у Веры хватало, и ранним утром — первое кормление дети требовали в пять часов — полусонный Костя прикладывал одного малыша к одной Вериной груди, Вера держала второго у другой. Случалось, что все четверо засыпали в этой живописной позе.

Им повезло с участковым педиатром из районной детской поликлиники. Александра Ивановна, так звали врача, пока двойняшкам не исполнился месяц, приходила каждый день. Но и ее, терпеливую, привыкшую к панике молодых родителей, Колесовы своими страхами вывели-таки из терпения. Однажды Костя поздней ночью срочно вызвал врача, потому что Вера, вовремя не постирав белье, забила тревогу: оранжево-желтые, с легким кислым запахом какашки детей на пеленках позеленели.

— Константин Владимирович, — попеняла педиатр, — ведь вы специалист, почитайте литературу. То, что кал детей, находящихся на грудном вскармливании, имеет гомогенный характер и на воздухе зеленеет, — совершенно нормальное явление. Неизмененный билирубин, который находится в кале, окисляется, превращается в биливердин, а он, не обессудьте, зеленого цвета.

Костя накупил специальной литературы по педиатрии. Вере заглядывать в нее он запретил — он сам, начитавшись, находил у своих детей признаки множества заболеваний. Поэтому Александра Ивановна по-прежнему была у них частым гостем, но теперь ей еще приходилось опровергать Костины диагнозы. Вера худела, но медленно, и все еще оставалась похожей, по словам Татьяны, на богиню плодородия. Веру мало заботила фигура, она не знала, где находится косметичка, носила по очереди те же два платья, что и во время беременности, закручивала волосы на затылке в примитивную улитку и делала “пионерский” маникюр-педикюр за две минуты. Но природная грация и оттренированные с детства манеры вставать, садиться, держать ровной спину, поворачивать голову, поднимать руки плавно и не болтать ими, как веревками, шагать изящно, а не переваливаться из стороны в сторону, сохранять спокойное, доброжелательное выражение лица — все это при полном небрежении к себе не позволило ей стать распустехой, в какую часто и невольно превращаются женщины после родов. У Веры не было свободной минуты, а если такая выдавалась — присела на диван, на кресло у телефона, — она засыпала мгновенно. Вера часто думала: еще поколение назад не было ни памперсов, ни автоматических стиральных машин, ни других удобных приспособлений — как женщины управлялись? Какое там книжку почитать, кино посмотреть, музыку послушать, знаниями блеснуть — мечтаешь только до подушки добраться. А еще какой-нибудь умник, вроде Вейнингера, будет обвинять женщин — в шахматы плохо играют, теорем и теорий не изобрели, картин гениальных не написали и романов не сочинили. Да любой мужчина на подобной монотонной работе превратится в ископаемое через две недели, а скорее всего, сопьется. На Костю после выходных, а ведь она старается занять его самым “интеллектуальным” трудом — погулять с детьми, отутюжить бельишко, еду приготовить, — смотреть тяжко.