Гвардеец Гора - Джон Норман

— Я скажу тебе по секрету, господин, — сказала она. — Такая рабыня, как я, не жаждет носить никакого иного имени.

— Я знаю.

Она вцепилась в меня. Я видел, что она на грани оргазма.

— Не двигайся совсем, рабыня, — велел я ей.

— Пожалуйста, господин, — проговорила она.

— Нет.

— Да, господин.

— Существует много прекрасных имен земных девушек, — заметил я.

— Пожалуйста, господин, — произнесла она.

— Филлис — очаровательное имя, — продолжал я.

— Назови меня, — просила она. — Назови меня!

— Трейси и Стефани — тоже, — говорил я, — прелестные имена.

— Любое, — сказала она хрипло, — любое! Назови меня, я прошу тебя. Я не могу терпеть! Я должна любить! Я умоляю об имени!

Я почувствовал, как ее ногти впились в мое тело. Ее глаза были безумными.

— Назови меня, мой господин, — шептала она, умоляя, — назови меня, назови меня, пожалуйста, назови меня!

— Очень хорошо, — сказал я и начал двигаться внутри нее.

Она немедленно вцепилась в меня и содрогнулась. Она посмотрела на меня неистово. Затем беспомощно откинула голову назад.

— Я называю тебя Беверли, — произнес я.

— Я — Беверли! — закричала она. — Я — Беверли!

И тут, в считанные мгновения, она уже рыдала и хваталась за меня.

— Я — Беверли! — всхлипывала она. — Я — Беверли!

Затем, спустя какое-то время, все еще прижимаясь ко мне, она лежала, дрожа, в моих руках.

— Я — Беверли, — прошептала она.

Потом, спустя еще несколько мгновений, она откинулась на мехах, отвернувшись от меня, вытянув колени.

— Мой господин назвал меня, — проговорила она. — Я — Беверли.

Я встал и посмотрел на нее сверху вниз. Она перекатилась на спину и подняла на меня глаза.

— Как твое имя? — спросил я.

— Беверли!

— Я не думаю, что ты забудешь свое имя, — проговорил я.

— Нет, господин, — улыбнулась она.

— Не забывай также, — сказал я, — что ты носишь его сейчас как простое имя рабыни.

— Да, господин, — согласилась она, — я не забуду.

Она знала, что у рабыни не больше прав на имя, чем у тарска, или слина, или любого другого вида домашних животных. Беверли перевернулась на живот и начала целовать мои ноги. Затем она поднялась на колени, продолжая целовать мои ноги, и стала осыпать поцелуями лодыжки и икры.

— Я люблю тебя, господин, — шептала она.

Когда она подняла голову, со слезами на глазах, она казалась испуганной, встревоженной. Она положила ладонь на мою левую руку.

— Господин, — сказала Беверли, — прости меня! Я причинила боль господину!

На моих руках была кровь от ее ногтей, на левом плече остался след от укуса.

— Это ничего, — успокоил я ее.

Она поднялась на ноги, целуя раны.

— Меня следует наказать, господин? — спросила она.

— Нет, — ответил я.

Хозяева обычно снисходительны к неконтролируемым судорогам своих женщин-рабынь.

— Спасибо, господин, — сказала она.

Я взял ее за плечи. Она была такой красивой!

— Наверное, меня нужно отвязать от кольца для рабынь, — проговорила она, — чтобы я могла приступить к своей работе.

— Ой! — вскрикнула она, грубо отброшенная мною на меха. Беверли смотрела на меня испуганно.

— Это я решаю, — сказал я, — не ты!

— Да, господин.

— Ты слышишь?

— Да, господин!

— Кто слышит? — прозвучал мой следующий вопрос.

— Беверли! — откликнулась она.

— Кого слышит Беверли? — снова спросил я.

— Беверли слышит господина, — прозвучал ее ответ.

Тогда я присел рядом и обнял ее.

— Да, господин, — произнесла она.

Было приятно держать ее в руках как отдающуюся рабыню.

— Уже вечер, господин, — сказала она, лежа рядом со мной.

— Да, — ответил я.

Я снова заправил лампу восторга и затем заставил Беверли снова зажечь ее. Она была красива в мягком свете лампы, лежащая на мехах. Позади нее виднелись тяжелый каменный край кровати и железное кольцо для рабынь.

— Всю прошлую ночь и весь день сегодня ты держишь меня прикованной к твоему кольцу, — проговорила она.

— Я так долго ждал, когда получу тебя в собственность, — сказал я ей.

— Да, господин, — ответила она.

Она перевернулась на спину, глядя на балки на потолке.

— Каллимах выбрал тебя своим помощником в силах Лиги Воска, — сказала она.

— Да, — подтвердил я.

— Значит, я рабыня важного человека, не так ли? — спросила она.

— Возможно, — ответил я, — но помни, что ты только рабыня.

— Да, господин, — уверила она, — это хорошо понятно порабощенной женщине.

— Ты можешь подать мне вина, — велел я.

Она дотянулась до вина, сладкого вина ка-ла-на из Ара, и наполнила кубок до третьего кольца. Затем, поскольку я сидел, прислонившись к кровати, она встала на колени передо мной. Она, опустив голову, крепко прижала металлический кубок к низу живота, затем подняла его к губам и, держа двумя руками, поцеловала медленно и с любовью. Потом, откинувшись на пятки, она опустила голову и, робко вытянув вперед руки, с опущенной между ними головой, подала мне кубок.

— Вино, господин? — спросила она.

— Да, — ответил я, взял кубок из ее рук и выпил вино.

Она подняла голову и посмотрела на меня.

— Ты знаешь, как правильно подавать вино, — похвалил ее я.

— Господину виднее, — засмеялась она.

Я жестом подозвал ее.

— Держи руки на бедрах, — сказал я ей.

— Да, господин.

Тогда я, присев за ней, запустил руку в ее волосы и дал кубок, разрешив выпить остаток от первого кольца. Затем она поставила кубок рядом с сосудом для вина. Я снова сел, прислонившись спиной к подножию кровати.

Она, стоя на коленях в прелестной позе угождающей рабыни, наблюдала за мной.

— Ложись сюда, рядом со мной, — приказал я.

— Да, господин, — проговорила она, выполнив приказ с нежностью и грацией.

Она поцеловала мой бок и потом, звеня цепью, опустила голову на меха.

— Я угождаю господину? — поинтересовалась она.

— Ты не полностью неприятна, — сообщил я ей.

— Это радует меня, — засмеялась она.

— Что случилось?

— Ничего. Просто я подумала, что это забавно. На Земле многие парни, я думаю, хотели бы уложить меня к себе в постель. Но здесь, на Горе, ты все еще даже не позволил мне подняться на поверхность своего ложа.

Я улыбнулся. Она находилась все время у подножия кровати, рядом с кольцом для рабынь.

— Позволит ли мне господин иногда подниматься к нему на ложе? — спросила она.

— Мы посмотрим, какие успехи ты будешь делать в твоем рабстве, — сказал я.