Казнь - Марина Дяченко

Ирена вспоминала, как он прогнал от нее цепкого лавочника, решившего отработать свое счастье. И как выхватил старую женщину с пути несущейся чудовищной бочки.

– Не стойте так близко, все вы… – требовал Рек сквозь стиснутые зубы. – Отойдите… отойдите…

Ирена укутывала его плащом, трогала пульс, трогала лоб, касалась пропитанной кровью повязки.

Она вспоминала, каким было его лицо, когда он узнал правду об Иренином ребенке. Там, в пещере, за несколько часов до неминуемой гибели, в почти полной темноте – фонарь едва горел, а поди ж ты, Ирена прекрасно запомнила выражение его лица, наверное потому, что никогда больше она не видела Река ТАКИМ…

– Я не они, – бормотал Рек. – Я не они… я не буду, я не стану… Посмотри в себя, сказала ящерица, ты способен изменять цвет… Ты такой, как трава, ты такой, как земля… Но посмотри внутрь себя… ты не умеешь раскаиваться… ты не человек. Хамелеон… сказал… что в моем раскаянии… разве оно способно… кого-то согреть или накормить…

Ирена склонилась ниже. Взяла в свои руки ладонь бескорыстного рыцаря, стиснула зубы, потому что от запаха крови ее мутило.

– …Так, сказала ящерица, Провидение вынули из тебя, как сердце… но вынутое, оно продолжает биться… на берегу и без воды… А ты пуст и недвижен, ты не умеешь раскаиваться… Ты…

Рек говорил медленно, запинаясь, широко открыв глаза – будто читая с листа. Будто текст, однажды написанный, много раз прочитанный, с трудом добытый, а потом слизанный холодной водой с размокшего бумажного листа – как будто этот текст восстановился теперь в ночной темноте, в двадцати сантиметрах от осунувшегося Рекова лица.

– …И он смеялся. Он сказал: каждому по делам его. И ваше счастье, что я не учитываю также и помыслы… И в страхе замерли ящерица и хамелеон, а Создатель прошел мимо черного дерева к башне, туда, куда указывал деревянный идол… и вошел в ворота, и они закрылись за его спиной…»

Рек выдохся. Тихонько застонал. Прикрыл невидящие глаза.

Луна висела над лесом. Метались летучие мыши, беспорядочно и непостижимо, и, как показалось, панически…

Ирена сидела над поверженным рыцарем, и мысли ее метались, подобно летучим мышам… нет. Мысли ее тянулись, как улитки по мокрому стеклу.

Она должна сообразить. О чем-то вспомнить, что-то сопоставить, и почему-то ей кажется, что от этого зависит сейчас жизнь Река…

Ползла по небу луна. Ирена знала, что шестеренки ее мыслей, раз запущенные, уже не остановятся. Крючок за крючок, зубец за зубец, стрелки доползут до назначенной отметки – и, как фигурка на старинных часах, из заржавленных воротец со скрипом явится ПОНИМАНИЕ…

Другое дело, что это может произойти через месяц или два. Безнадежно поздно…

Раскаявшийся. Хамелеон. Ящерица. Насмешливый Создатель. Может быть, все экземпляры ее последнего рассказа стерты, исчезли с лица земли – и остались только Рек, только его бред, его память, хранящая обрывки такого важного текста…

Она должна подумать. Нужно время, и тогда…

Башня.

Смотрите, сказал Рек. И смотрел сам. Но не на башенку – на Ирену… Очень внимательно смотрел…

«И в страхе замерли ящерица и хамелеон, а Создатель прошел мимо черного дерева к башне, туда, куда указывал деревянный идол… и вошел в ворота, и они закрылись за его спиной…»

Она давала Реку напиться. Запекшиеся губы раненого упускали воду, капли стекали по щетинистому подбородку, по шее – на рогожу…

Башня.

День они провели в зарослях, неподалеку от источника. Рыцарь ненадолго пришел в себя; пытаясь соорудить на костре нечто вроде грибного шашлыка, Ирена постоянно ощущала на себе его взгляд. Не сухо-сосредоточенный, как прежде, – грустный, очень теплый, внимательный взгляд…

Ирена маялась, желая расспросить Река о башне – и не решаясь. Напрасно, в общем-то, маялась – раненый все равно не мог говорить…

Потом Рек вернулся в забытье. Семироль заново перевязал его раны, и Ирена, стиснув зубы, выстирала в ледяной воде заскорузлые бинты. Кто знает, сколько еще придется их стирать…

– Он сильный парень, – сказал Семироль. – В общем-то, и раны не такие опасные, он бы справился и без антибиотиков…

Семироль замолчал, и в молчании его читалось несказанное «но».

– Но?.. – спросила Ирена.

– Но Провидение очень уж на него обозлилось. Боюсь, как бы…

– Ясно. Можешь не продолжать.

Весь день ее преследовали ящерицы и хамелеоны. И назойливая, как дятел, мысль: вспомнить… вспомнить… сообразить…

Она не спала вторые сутки. Перед глазами плавали цветные пятна; ночь принесла вместо облегчения страх.

– Сорвать… – бормотал Рек. – Красный… в траве… из него исходит… вытекает… сорвите его… цветок… он от крови… сорвите, сожгите…

– Ян… он бредит.

– Что я могу сделать?

– Не знаю…

– Успокойся, Ирена. Если ему суждено выжить – выживет… Подумай о ребенке… Спи.

Ирена отошла к костру. Протянула руки над мерцающими угольями.

Башня.

Закутаться в плащ – и спать до рассвета. Циничный Семироль прав – она ничего не изменит, она должна думать о ребенке…

Башня.

Высотой с пятиэтажный дом… Нет.

На письменном столе. Бронзовая… Коричневая с прозеленью. Подсвечник в виде башенки, подсвечник, извлеченный Анджеем с дальней полки антикварного магазина. Внутри зажигается свечка – на лица гостей ложатся полукруглые теплые пятна… «Как красиво, Ирена… Как оригинально…»

КАК ОНА МОГЛА НЕ УЗНАТЬ ЕГО СРАЗУ?!

Башня-подсвечник. И рядом с ней на шкафу – деревянная фигурка какого-то забытого полководца, властно указывающего своей несуществующей армии путь к победе… Анджей, вытри пыль… Надо убрать на шкафу – столько хлама… По-настоящему красивые вещи теряются…

Ирена на четвереньках отползла от костра. Казалось, ее сейчас стошнит. Головокружение…

– Ян…

Семироль проснулся моментально и беззвучно. Взял ее за плечи. Блеснул в темноте белками:

– Что?..

– Ян… – Ирена слизнула скатившуюся на подбородок слезу. – Я знаю, где выход… из МОДЕЛИ. Где ворота.

В любом селении находились охотники оказать помощь раненому. Ирена смотрела на них с невольной брезгливостью, даже и не замечая, что уподобляется при этом бескорыстному рыцарю.

Рек почти не приходил в себя.

Тяжелораненым не следует путешествовать в двуколке. Для рыцаря это бесчестье, а для ран опасность… Любой самозваный лекарь готов был это повторить при первой возможности. Ирена не слушала лекарей.

– Нужны антибиотики, Ян… настоящая медицина… Здесь у него нет шансов… Надо скорее…

Они сбились с дороги. Потеряли день. Наверстали. Заканчивались деньги, не хватало продуктов, Рек таял, уходил все глубже в бред, но отрывков из «Раскаявшегося» Ирена больше не слышала ни разу…