«Если», 2003 № 12 - Журнал «Если»

Именно таким образом осуществляется государственное планирование в большинстве современных стран, и, несмотря на некоторую карикатурность примера, который мы привели, на этом пути уже были достигнуты весьма впечатляющие результаты. В частности, можно догадаться, что именно засекреченные аналитические разработки «Мир в 2000-м году» фирмы «РЭНД-корпорейшн» (интеллектуальный центр, образованный еще во вторую мировую войну и предназначенный, в первую очередь, для стратегического планирования) позволили Соединенным Штатам достичь практически всех целей, которые к этому рубежу были намечены, включая и мировое лидерство, и распад СССР.

Более известны работы Римского клуба, созданного в конце 1960-х годов итальянским промышленником Аурелио Печчеи, сумевшим объединить западный интеллектуализм с финансовыми потоками политики и экономики. Теория «пределов роста», выдвинутая аналитиками этой организации, в частности — Дж. Форрестером и супругами Медоузами, оказала колоссальное влияние на развитие индустриальных западных стран, особенно европейских, и расширила либеральный рынок за счет экологических и ресурсосберегающих технологий.

Успех этих аналитических разработок повлек за собой образование аналогичных центров по всему миру. Метод нормативного прогнозирования был дополнен и углублен современными техниками исследований: проблемно-целевым поиском (техникой целеполагания), «дельфийской техникой» (многоуровневым опросом экспертов), техниками «стратегирования», «сценирования», «логирования». Ни одна страна мира не обходится ныне без обращения к материалам такого рода.

Однако нормативное прогнозирование при всех своих явных достоинствах, которые и выдвинули его в лидеры аналитики, имеет один существенный недостаток. Оно не принимает в расчет фундаментальное свойство будущего — его принципиальную новизну. Будущее — это не то, что имеется, а то, чего нет, и глобальные проблемы, действительно время от времени возникающие перед человечеством, решаются, как правило, не за счет уже существующих технологий, а путем перехода цивилизации на новый системный уровень, где такие проблемы либо оказываются второстепенными, либо снимаются вообще.

Собственно, все провалы государственного планирования, все его ошибки и следующие из них социально-экономические тупики (а таких провалов и тупиков за последние десятилетия накопилось великое множество) свидетельствуют о недостаточности данного метода. Нормативное прогнозирование имеет дело не с будущим в истинном его воплощении, а опять-таки с «продолженным настоящим» и фактически бессильно перед теми вопросами, в большинстве своем «перпендикулярными», которые подлинное будущее задает текущей реальности.

Более перспективен поэтому метод, идущий не столько «от материала», то есть от потенцирования реальности, сколько «от результата», который задается «поверх» материального мира — метод конструирования утопий, основанный на парадоксальной формуле: «Чтобы получить икс, надо иметь немного этого икс». Данный метод предполагает сначала создание определенного «образа будущего» и лишь затем — инсталляцию этого образа в конкретную историческую действительность.

Конструирование утопий возникло вместе с осознанием истории как процесса. Одним из первых образов будущего было уже идеализированное государство Платона, управляемое, по мысли автора, не политиками, почти всегда стремящимися к достижению сиюминутных целей, а философами, понимающими онтологическую ценность «высоких смыслов». Громадный христианский проект, начавший возникать на рубеже нашей эры, предложил свой образ будущего в виде Царства Божьего, основанного на справедливости и любви — разумеется, в том виде, как их представляла себе европейская теософия. А последующие проекты, как правило, генетически связанные с христианским («Утопия» Томаса Мора, «Город солнца» Томмазо Кампанеллы, «Христианополис» Иоахима Флорского и более поздние), детализировали этот на первых порах достаточно схоластический образ и породили многочисленные попытки инсталлирования его в реальности: фаланстеры, общины, коммуны, религиозные секты, которые можно рассматривать как неосуществленные локусы подобного будущего.

Здесь любопытно то, что, едва зародившись, утопия сразу же властно потребовала воплощения в жизнь. Уже Платон, как и Сен-Симон через две тысячи лет после него, пытался заинтересовать своими идеями тогдашних правителей. В этом, кстати, проявляется одно из главных достоинств метода конструирования. Само существование образа будущего, каким бы далеким и умозрительным оно, на первый взгляд, ни казалось, уже несомненно воздействует на реальность и обладает поэтому созидающей силой. Образ будущего открывает психологически внятную социальную перспективу, устраняет атавистический страх человека и общества перед неизвестностью, создает «точку схождения» спонтанных векторов настоящего и тем самым конвергирует разнонаправленную активность эпохи. «Коллективное бессознательное» не пребывает отныне в разрушительной смысловой пустоте; напротив, оно устремлено к вполне очевидному и привлекательному горизонту.

Однако здесь же проявляется и главный исторический недостаток метода конструирования. Образ будущего в этом случае действительно представляет собой некий общественный идеал, возгонку реальности, произведенную температурой мысли или художественного прозрения, и, как всякая эманация, почти не имеет соотнесения с материальной стороной бытия. Проще говоря, «желаемое будущее», нарисованное утопистами, абсолютно недостижимо, потому что оно чаще всего никак не сцеплено с механикой исторического развития.

Поэтому социальные инсталляции живут недолго. Фаланстеры и коммуны, создаваемые последователями Сен-Симона, Оуэна, Фурье, распадались почти сразу же после своего образования. Фашизм, несмотря на первоначальные головокружительные успехи, продержался всего 12 лет. Социализм (советского типа) — 74 года. А либерализму западного формата, если считать моментом его инсталляции возникновение в Европе и США гражданского общества в начале 1970-х годов, пока еще немного лет. Механика возникновения будущего неумолима. Все, что не соответствует внутренним законам истории, будет ими деформировано или уничтожено. Образ будущего не может быть схоластически произвольным, выдуманным «из головы». Он должен находиться «внутри» определенных цивилизационных параметров.

Только тогда конструирование будущего станет возможным.

Итак, реальное будущее возникает как инсталляция крупных цивилизационных трендов, которые, переустраивая настоящее, образуют собой новую реальность истории. Однако мощный цивилизационный тренд — это процесс всегда многоуровневый, многозначный, вариативный, овеществление его в настоящем может происходить самыми разными способами и потому реальное будущее, которое он создает, существует не в одном-единственном варианте, как нам иногда кажется при взгляде «отсюда», а в виде нескольких более или менее равноправных между собою версий.