Дмитрий Лихачев - Валерий Попов

Как своевременны эти тревоги и, увы, все больше сбываются — уже без Лихачева, но так, как предсказал Лихачев.

Вот на мониторе фильм из серии «Как уходили кумиры». Сначала рассказывает Зина Курбатова, потом — один из ближайших лихачевских сотрудников — В. Бударагин. Вот — другой лихачевский сотрудник (фамилия на экране почему-то не появилась). Острое, чуть восточное, выразительное скуластое лицо, окаймленное узкой седой бородкой. Он, вспоминая Лихачева, рассказывает, как он учил их «летать в любую погоду». Опять — образ птицы. Видно, Дмитрий Сергеевич внимательно наблюдал чаек на Соловках. Сотрудник заканчивает свое выступление. Ведь это же, наверное!.. впрочем, надо уточнить.

Зинаида Юрьевна Курбатова говорила мне, что обязательно надо встретиться с Гелианом Прохоровым, одним из самых близких Лихачеву людей — ведь Дмитрий Сергеевич его спас, когда того за переписку с Солженицыным хотели лишить гражданства и отовсюду выгнать… Но как пойти к незнакомому человеку? Я позвонил Всеволоду Евгеньевичу Багно, директору Пушкинского Дома, так мне всегда помогавшему в этих трудах…

— Записывай номер.

— Спасибо! А как отчество его?

— Гелиан Михайлович.

УЧЕНИК

Гудки шли глухие и безнадежные: у каждого номера свой гудок, и по нему можно что-то почувствовать…

— Слушаю! — неожиданно раздалось в трубке.

Я изложил просьбу.

— Даже не знаю, чем могу вам помочь. Что знал, я уже написал.

— Понимаете, все материалы о Дмитрии Сергеевиче вроде бы прошерстил… Но хочется услышать живой рассказ!

— …Сегодня у меня лекция, на историческом факультете.

— А завтра как?

— Завтра в Духовной семинарии… Ну хорошо — приходите в три. Запишите адрес.

Путь знакомый: по пешеходной 6-й линии Васильевского часто хожу. Знаменитый Андреевский храм. А также — «секонд-хенд», «секс-шоп» — «бастионы» теперешней жизни.

Флигель во дворе. Узкая крутая старинная лестница. Маленькая площадка. Перевел дыхание, позвонил… Пауза, потом лязганье затворов. Хозяин открыл дверь. Большой. Мощный… Слегка насупленный… не разбудил ли я его, часом?

— Проходите.

Ряд маленьких, битком набитых комнат, книги в шкафах и нависающие со шкафов. Окна — маленькие и темные, во двор, но зато всюду яркие праздничные картины. Хозяин заметил мой взгляд. Повел рукой:

— …Ереван… Париж… Лазурный Берег. Ездили на конференции. Помню — рисовал Новый мост через Сену. Подошел француз, сказал: «Да! День прошел не зря!»

Вот тоже очень яркий пейзаж — по речке шпарит буксир, на том берегу — красные кирпичные старинные пакгаузы.

— Париж?!

— Питер! Вид из окна нашего сектора!

Вспомнил его картины в секторе: их веселая поездка в автобусе — и аскетический, иконный и в то же время чуть кубистический портрет Лихачева.

— Красиво, — сказал я.

Он уверенно кивнул: фраза моя возражений не вызвала. Сели за его рабочий стол, тесно друг к другу: двое довольно тучных мужчин — я сбоку, на маленькой табуреточке.

— Ну, давайте для начала я запишу все ваши звания…

— А вот, — он спокойно положил передо мною листок.

Доктор филологических наук, профессор кафедры истории западноевропейской и русской культуры истфака СПбГУ, главный научный сотрудник ИРЛИ РАН, специалист по древнерусской и византийской литературе, лауреат Государственной премии за собрание «Памятники древнерусской литературы», автор более трехсот научных трудов, заслуженный деятель науки…

Я выпрямился — передохнуть.

— Сколько вам лет? — вдруг спросил он.

— А вам?

— Семьдесят пять! — не без гордости произнес он.

Кожа сухая, в красноватых прожилках. Острый, с горбинкой нос. Черно-седая косая челка через лоб. Взгляд веселый и даже горячий.

Я дописываю длинный перечень его званий и работ.

— Много сделали…. Сразу стали писать?

— Да нет. Сначала поступил в Летную академию Можайского. Куда молодой парень в те годы мог мечтать поступить? Но на первом курсе почему-то меня исключили из комсомола и направили «на исправление» в штрафбат… «Много рассуждал». О чем я, кстати, ничуть не жалел, потому что именно там в любую свободную минуту начал исторические книги читать. Потом — ногу повредил: бревно прокрутилось, упал. Комиссовался. Уже понял — надо в университет. Принес документы. Мне говорят: «Вы характеристику читали свою?» — «А что?» — «Почитайте!» Читаю: «…политику партии и правительства не понимает». Еще на год на стройку пошел. Когда там стал просить характеристику, мне говорят: «А — напиши сам!» Ну, я и написал: «Политику партии и правительства понимает». Так что прошел трудовой путь. Когда Лев Николаевич Гумилев — замечательное знакомство! — в гости меня позвал, я прихожу по адресу на Большую Московскую улицу и вижу: «Ба! Так я же этот дом строил!» Гумилев сказал: «Пока я реабилитировался — вы, оказывается, уже дом строили для меня». Показал ему фотографию — как раз в его комнате, еще недостроенной, с рабочими сфотографировался. Бывают чудеса! В университете — записался на его спецкурс. И потом мы поехали с ним в экспедицию, раскапывать Хазарию, ныряли с аквалангами в Каспий, возле Дербента, нашли там хазарскую стену, ограждавшую порт!

Разговор наш с Гелианом Михайловичем разогревался, тем более выпили по чуть-чуть коньяку.

— Да. Я тоже помню Льва Николаевича — выступал в Доме писателей… Про этногенез. Повлиял он на вас?

— Еще бы! — воскликнул Прохоров. — Благодаря ему я верующим стал! Русский народ создан православием. До него были лишь племена. Этногенез, создание народа из племен, — величайшее чудо. Как же можно не признавать христианства, если оно создало русский народ, нас с вами! Как говорили святые старцы: «Народ, не думающий о небе, не достоин жить на земле!» Гумилев ерничанье пресекал! При духовной музыке вставал! И я почувствовал: если такой образованный человек верит в Бога, то, наверное, что-то в этом есть? И вот — в Духовной семинарии преподаю. Кстати, отличный мед там купил. Угощайтесь!

— Спасибо… А как с Лихачевым вы встретились?

— Поступил я на истфак ЛГУ, занимался византийско-русскими связями. Для этого греческий учил: для меня специально с филфака преподавательницу приглашали. А со второго курса я к Лихачеву ходил, в Сектор древнерусской литературы, поначалу думал — лишь для того, чтобы древнерусскую литературу узнать, особенно интересовался присутствием в ней византийских материалов, переводов с греческого… а в результате — оказался в лихачевском секторе, причем навсегда. Дмитрий Сергеевич умел увлечь! Мне на его семинарах нравилось, что можно поспорить, порассуждать — любому, независимо от чинов. Поразило меня, как Лихачев семинары вел — мягко, благожелательно. И я, видно, чем-то понравился ему. Он постоянно увлекался кем-нибудь, тащил в сектор к себе… Наташу Понырко, Милу Рождественскую, Диму Буланина. И когда я окончил университет с отличием, он в аспирантуру к себе взял. И сказал: «Защитите вовремя — возьму в сектор!» Ну, я напрягся… Защитил, правда, в самый последний день! — Прохоров засмеялся. — И зачислили меня. Поначалу, правда, почему-то научно-техническим сотрудником. Вспомнили, наверное, что я немножко инженер…