Рыцарь-маг - Игорь Ковальчук

Дик взглянул на Ричарда и заметил в его взгляде интерес. Львиное Сердце с любопытством следил за разговором, и в глубине его сознания зарождалась какая-то мысль. Он еще и сам не понимал, что его осенило; действительно, ведь Иоанна еще довольно молода, более или менее красива, ее же вполне можно выдать замуж. Конечно, не за какого-то оруженосца, но... Король оглядел певца, который понравился ему своим звонким чистым голосом, и осведомился.

— Как тебя зовут, юноша?

— Тома Моиссо, сын де Тараскона.

— А, да-да. Барон из Лангедока. Который сын?

— Пятый, — смутившись, пробурчал оруженосец.

— Так-так... Ты уже рыцарь, юноша? — спросил Ричард, прекрасно зная ответ.

— Нет, государь.

— Хм... В таком случае, на что же вы рассчитываете, молодой человек?

— Принцесса Джоанна — прекрасная дама, честь которой я буду отстаивать, — промямлил растерянный Тома Моиссо.

— Насколько я помню, разрешения на это у меня, ее опекуна, ты не спросил. Нехорошо, о подобных правилах такому молодому человеку, как ты, Моиссо, не следует забывать.

— Да, ваше величество.

— Ступай. — Король обвел взглядом разочарованных рыцарей. Графы и герцоги ожидали, что юноша сейчас получит на орехи, а они полюбуются великолепным разносом. Чем не увлекательное зрелище? — Кто-нибудь еще хочет? Нет?

Пели многие, но Дик уже никого не слушал. Ему почему-то вспомнилась принцесса Иоанна, грустная вдова короля Сицилии. Не повезло девушке в жизни. Она слишком молода, чтоб быть вдовой. Впрочем, может быть, король и соберется выдать ее замуж. Дай-то бог, чтоб принцессе попался хороший муж, чтоб ей, наконец, повезло. Герефорду было очень жаль сестру короля Английского. Он видел ее всего несколько раз с того разговора на галере возле Кипра. Иоанна целыми днями сидела в покоях своей невестки, королевы Английской. По сути, она была всего лишь одной из придворных дам Беренгеры.

Дику в голову пришла неожиданная мысль, и он порадовался, что не родился женщиной. Лишь мужчина может быть сам себе хозяином.

Когда пирующим наскучило слушать песни, они пожелали развлечься как-то иначе. В пиршественную залу приволокли согнанных солдатами горожанок, перепуганных и онемевших от страха, и заставили танцевать. Потом кто-то из графов попробовал показывать фокусы — такие же, как те, что демонстрировал старик-факир в шатре Саладина; у него ничего не получалось, но все заразительно хохотали, довольные и этим зрелищем.

Пир закончили далеко за полночь, и навеселившегося короля из-за стола уводили вдвоем. Он шел, еле волоча ноги и требуя, чтоб его немедленно посадили на место и продолжили веселье. Оруженосец, едва дышавший под левой рукой короля, и Дик, подставивший свою шею под правую, убеждали государя, что пора бы и отдохнуть.

— Ваше величество, уже поздно.

— Плевать! — завопил король. — Черт побери! Я сегодня победил в бою! Я могу и повеселиться!.. Море волнуется, чайки кружат, чайки кружат над водой. Волны летят, волны с ревом летят прямо на мокрый песок... Герефорд, лютню! Твой король желает играть и петь!.. Вырван из моря, на скалы корабль падает, ветром гоним. Рухнул корабль, и — палубы треск — море сомкнулось над ним... Герефорд, подпевай!

— Ваше величество, скоро рассвет.

— Вот и прекрасно. Пусть рассвет нас застанет с бокалом, пусть ласкает нас солнце и хмель!.. Правильно? Не придумал, как дальше... А, ну да, я же о корабле... Тучи вокруг, и не видно небес, ветер и страшен, и сер. Жалобно кличет какой-то журавль, знать, не туда залетел. Море волнуется, чайки кружат, чайки кружат над водой. Волны бушуют и брызги летят прямо на мокрый песок... Подпевай, Герефорд. Ты что молчишь, парень? Слишком много выпил?

— Ага. Даже тошнит, — ответил абсолютно трезвый Дик.

— Понятно. Ну проспись... Как там дальше? А... Скалы стоят, скалы вечно стоят черной гранитной стеной...

— Осторожней, государь...

Они на пару с трудом уложили короля на огромную кровать, застланную тонкой батистовой простыней, которую Ричард мгновенно испачкал сапогами, и Дик жестом отпустил оруженосца, который и сам-то едва держался на ногах. Стащил с Ричарда обувь, снял камзол. Последнее было труднее всего, поскольку тело пьяного государя оказалось удивительно тяжелым, словно было каменным. Большую часть времени Плантагенет лежал словно колода, но иногда ненадолго приходил в себя и, встрепенувшись, начинал отбиваться.

— Эй, Герефорд, ты любишь маврон? — внезапно возопил Ричард.

— Люблю, ваше величество.

— Сейчас мы выпьем! Прикажи подать вина!

— Государь, вино закончилось. Его выпили господа графы. Им немного помогали господа герцоги.

— Черт побери, так и знал, что они мне подстроят какую-нибудь гадость! Герефорд, ты мне их всех перережешь! Слышишь?

— Слышу, государь.

— Перережешь?

— Перережу.

— Обещаешь?

— Да, государь.

— А теперь пришли мне кого-нибудь из твоих оруженосцев. Лучше того, что помоложе.

«Заметил, — с досадой подумал Дик. — В самом деле заметил. Вот ведь...» Он торопливо предложил:

— Государь, может, вам лучше прислать женщину? Попышнее или... или поизящнее, а?

— Да на черта мне сдалась женщина? — разозлился король. — Пусть придет оруженосец и облачит меня в доспехи. Пришли мне своих, мои уже лыка не вяжут! Я немедленно облачусь в доспех и вышибу мозги из герцога Бургундского. Он и хрюкнуть не успеет!

Дик вздохнул с явным облегчением.

— Государь, герцог Бургундский умер.

— В самом деле?

— Да.

— Как жаль, — простонал король Английский и уснул.

Герефорд осторожно поставил сапоги государя возле пышного квадратного ложа, кинул грязный камзол на пол возле двери — для слуги, чтоб унес и почистил, — и вышел за дверь.

В коридоре он остановился. Короля устроили не в донжоне, что было бы логично, поскольку в самой большой башне веселилась знать, а когда знать веселится, прибирать, мыть и скрести за ней приходится очень долго. Эту огромную кровать, приготовленную для Ричарда, втащили в одну из небольших комнат двухэтажного крыла, прилегающего к донжону, туда же отнесли королевский золотой таз для воды и королевский кувшин с вином. Теперь, когда Дик выбрался из покоев Ричарда, он понял, что весь замок погрузился в тишину и покой. Перепившиеся сеньоры, должно быть, видели уже третий сон, солдаты, допившие за сеньорами или нашедшие чьи-нибудь еще запасы, отдыхали. Бодрствовали, должно быть, только часовые.

Возле покоев короля не было ни души, и Дик понял с досадой, что, похоже, ночевать под дверью Плантагенета придется ему. Даже постельничего и слуги, который должен приносить королю все, что ему захочется съесть, было не видно. Герефорд вышел во двор, набрал охапку соломы и кинул ее у двери в королевскую опочивальню. Опустился на нее и, вынув меч из ножен, положил его рядом с собой. Уронил голову и уснул.